- Ну что - папа? Он же не солист ансамбля песни и пляски. - Так надо было нас в детстве в музыкальную школу отдавать, а не в секцию карате, - усмехнулась Олеся, обнаружившая упаковку слоеного теста, а в холодильнике - ветчину, оливки и сыр. - Сейчас пирог быстренько поставлю, через часок и поедим. Переоденусь только. - Ты скажи мне, что и как порезать, я сам, - засуетился отец, испытывавший вину за испорченный ужин. - А ты переодевайся и приляг минут на пятнадцать. Олеся с благодарностью посмотрела на отца, чмокнула его в щеку и, аккуратно обогнув коляску, ушла к себе. Методике быстрого расслабления она научилась еще в секции у сэнсэя и теперь была ему за это благодарна - всего за пятнадцать минут организм приходил в норму, улучшалось самочувствие, а голова начинала заново соображать. Через час они с отцом сидели за столом, ели пирог и смотрели вечерний выпуск местных новостей. Увидев в кадре очертания знакомого дома и двора, Олеся поморщилась: - Ну, ты смотри, уже пронюхали… - О чем? - Иван Валерьевич развернулся к телевизору. - Об убийстве антиквара Канунникова, - не очень охотно произнесла она, понимая, что сейчас придется обсуждать с отцом детали. - Тебе в производство, что ли, отдали? - удивленно спросил Иван Валерьевич. Олеся даже обиделась, уловив в его вопросе недоверие. - А чем я хуже остальных? К тому же на труп сама выезжала, да и похожее дело у меня - в области, старик, помнишь? И вот знаешь, папа, о чем я думаю… работали одни и те же люди. Способ убийства, схожесть занятий убитых… а главное - след обуви. Тридцать девятый размер. Олеся встала и принялась наливать чай. Иван Валерьевич помолчал минуту, а потом спросил: - А способ убийства? - Свернута шея. Знаешь, таким специфическим движением рук. - И она, совсем как ночью в квартире убитого антиквара, изобразила жест, которым преступник расправился с жертвой. - Понимаешь? - Чтобы так убить, нужно это уметь. Залетная шпана бы нож использовала, удавку, огнестрельное что-то, в конце концов, - заметил отец, принимая из ее рук чашку. - Вот и я об этом. Но у меня оперативник - капитан Мезенцев… с ним вообще тяжело разговаривать. - Олеся вдруг осеклась, поймав на себе странный, изучающий взгляд отца. - Что? - Да ничего… только дело, как мне кажется, не в профессиональных качествах Мезенцева, - улыбнулся он. Олеся поняла, что краснеет, даже жарко стало: - Ну, пап! Чего ты выдумываешь? Просто работаем… и мне с ним тяжело, он любое мое слово оспаривает, каждое задание критикует. - Учись давать отпор. Ты следователь, ведешь дело - а он только помогает. - Я вот думаю… может, попросить, чтобы его отозвали, а мне дали другого опера? - Вот не думал, что ты спасуешь перед неуправляемым оперативником, дочь, - усмехнулся Иван Валерьевич, выключая телевизор, где началась какая-то развлекательная передача. - Ты же Вадис, а мы не отступаем. - Ты думаешь, так легко быть Вадис? Сравнивают же постоянно - то с тобой, то с мамой, то с Максом. - А как ты хотела? Я предупреждал, когда ты в Школу милиции пошла, что так будет. Город не такой огромный, как кажется, а наша семья много десятилетий в милиции-полиции служит. Но ты уперлась, теперь не жалуйся. - А я и не жалуюсь, - пожала плечами Олеся. - Сказала только, что мне с Мезенцевым трудно, но так ведь бывает, правда? Не все люди друг другу подходят… - Ну, ты пока не замуж за него идешь, - снова улыбнулся отец, - хотя я бы, кстати, не возражал. Помню Федю еще стажером, хороший парень, толковый. - Что ж не женился до сих пор, раз толковый такой? Не пригодился никому? - Может, тебя ждал? Олеся снова вспыхнула и встала из-за стола: - Ерунда! Теперь убирай со стола за свои провокационные разговоры. А мне еще статью закончить надо, заказчик уже пять раз написал, что ждет. Она быстро скрылась в своей комнате, чтобы отец не начал подкалывать ее по поводу симпатии к Мезенцеву. Федор на самом деле ей нравился, но его манера постоянно говорить с ней словно свысока, как с несмышленой малолеткой, очень раздражала. Иногда вдруг Мезенцев сбрасывал маску саркастичного циника и становился совершенно другим - остроумным, веселым, заботливым. Тогда Олеся начинала думать, что тоже нравится ему. Но такие моменты случались редко, а вот совместная работа требовала от нее постоянного напряжения. «Может, на самом деле попросить, чтобы его отозвали? С кем-то другим мне было бы проще, - думала Олеся, открывая ноутбук и загружая файл с переводом. - Папа, конечно, в чем-то прав, нельзя позволять чувствам - любым, какими бы ни были - мешать работе. Но… я же все время держу в голове, что Мезенцев может сбить меня с мысли своим сарказмом, неверием в мои силы. Зачем он это делает? Как мальчишка, ей-богу». Работу заказчику Олеся сдала за полночь и удовлетворенно потянулась, разминая плечи и спину. Можно было ложиться спать, но в голове крутилась какая-то мысль, и она никак не могла уловить суть. Пришлось взять лист бумаги и карандаш, вернуться за стол и начать рисовать. Нехитрые картинки всегда помогали сосредоточиться - какие-то домики, котики, зайчики, больше похожие на рисунки ребенка лет семи. Иногда в них прослеживались черты людей, которые окружали Олесю, вот и сегодня в скачущем зайце проступили черты брата. «Оба потерпевших убиты после пыток - от них чего-то требовали, - думала Олеся. - Ладно, от антиквара Канунникова можно было хотеть номера счетов, например, или подпись на доверенности. Но старик-коллекционер в глухой деревне? У него ведь почти ничего и не пропало, вся его коллекция ничего особенного не представляла, разве что иконы. Но их как раз не взяли, а дом перевернули вверх дном - значит, было время на это? Или знали, что брать, просто искали, где именно? Единственная улика и там, и там - след ботинка тридцать девятого размера. Может, Мезенцев прав и это женщина? Но тогда с ней кто-то, умеющий убивать голыми руками. Где искать этого умельца?» - …Лиська… Лиська, просыпайся… - Отец тормошил ее за плечо. Олеся, с трудом оторвав голову от подушки, села на кровати: - Что? Папа, что случилось? - Ты чего мобильный выключила? Там Мезенцев домашний оборвал - убийство у вас. - А я-то при чем? Нет дежурного следователя? - Мезенцев сказал - приказ начальства тебе выезжать на место преступления. Собирайся, я кофе сварю. Федор едет уже. Отец взялся за ободы колес и, с силой оттолкнувшись, выкатился из комнаты. Олеся перевела взгляд на часы - половина шестого, всего полчаса осталось до подъема. Но надо ехать… Мезенцев ждал ее в машине, курил и нетерпеливо постукивал пальцами по оплетке руля: - Долго собираетесь, Олеся Ивановна. - Что - труп куда-то опаздывает? - огрызнулась она, садясь на переднее сиденье. - А вы набрались-таки черного юмора у Семеныча, - хмыкнул Мезенцев, выезжая из двора. - Так что случилось-то? - Труп, Олеся Ивановна, вот не поверите. Она развернулась к Федору и, глядя в упор, попросила: - Федор Ильич, давайте договоримся. Поскольку работать по этим делам нам предстоит не пару дней, то попробуйте сменить тон в общении, хорошо? Вы мешаете мне делать свою работу, я не на экзамене, а вы не экзаменатор, понятно? Мезенцев слегка опешил, лицо его стало растерянным: - Извините, Олеся Ивановна… я как-то не подумал. Я ж со всеми так разговариваю, и никто не жаловался. - Я тоже не жалуюсь, а прошу вас вести себя немного иначе, если вам не сложно. - Нет, не сложно, - пожал плечами оперативник. - А в театр пойдете со мной? - спросил он неожиданно. Олеся решила, что ослышалась: - Куда?! - В театр. Приезжают хорошие московские артисты, один спектакль, суббота, девятнадцать часов. Так что - пойдете? - Ну… - Это не ответ. Олеся почувствовала, как покраснела до корней волос, отвернулась к окну и пробормотала: - Я подумаю… - Тогда думайте до вечера, хорошо? Мне надо с билетами определиться. - Вот не думала, что вы театрал. - А как, по-вашему, я свободное время провожу? Пью пиво и стреляю по пустым бутылкам? - Мой отец предпочитал в свободное время спать. - Ну, он работал в РУБОПе - в то время сон, наверное, был самой большой роскошью. Вы-то ребенком были, вряд ли помните… тогда ни один выпуск новостей не обходился без репортажа об убийстве, разбое, разборках «стенка на стенку». Земля горела. Какой уж тут театр… - А куда мы едем? - заметив, что машина уже выехала на загородную трассу, спросила Олеся.