- Не делай этого, - взревел Коля. - Она клевещет, но ссора действительно была. Я погорячился, сознаю, прошу прощения за ложный вызов. Это жена не поняла и позвонила. Я компенсирую ваше время, если что. …С того вечера прошло ровно три года. Сегодня я одна в своей квартире отмечаю день рождения Марины, девочки-лепестка, выбранной мною в младшие сестры. Это было время таких свершений, преодолений, приобретений и в результате окончательных потерь, что я сейчас хочу одного. Тишины. В тот кошмарный вечер лед провалился, вулкан взорвался раскаленной лавой, никому не заметное течение жизни одной семьи обнажилось и сломалось. Сейчас я понимаю, что так должно было случиться. Просто потому, что иначе было уже никак. Замять Коле уже ничего не удалось. Я допустила одну маленькую утечку, причем источником стал как раз один из полицейских, который за небольшую плату передал информацию о скандале в семействе Васильева одному телеграмм-каналу. Тот поискал вокруг, копнул вглубь. Много интересного узнали люди об одном реагентном короле. У Галины в ее исках появились добровольные помощники - известные адвокаты и правозащитники, которые всласть попиарились на таком выигрышном деле. Богатый, не сильно чистый на руку чиновник запихнул родную больную дочь в закуток «вороньей слободки». Они со своей второй женой терроризировали девочку и ее мать, шантажировали, пугали. Процесс, как говорится, пошел. Мама с Колей бежали из нашей квартиры в ненависти, отвращении и страхе. Мне кажется, они боялись, что не смогут сдержаться и прикончат меня прямо тут, где я обвинила Колю в попытке убийства дочери, которой он не совершал. Виной я не мучилась: поехали они не на скамейки вокзала, а в свои отремонтированные хоромы с зеркальными террасами и бассейном. Его юристы уменьшили реальную долю Галины и Марины в стоимости этой квартиры, насколько смогли. И все равно по суду Николай выплатил им огромную сумму. Нам ее хватило, чтобы выбрать отличную квартиру. Всего две комнаты, но все помещения большие, с широкими коридорами, двумя террасами - открытой и закрытой, везде полно воздуха и света. Я прожила там рядом с Мариной две недели. Две последние недели. Я прощалась и провожала. Знаете, сейчас, конечно, сердце рвется, все хочется туда вернуться и еще как-то задержаться хоть на день. А тогда… Тогда мы не были несчастны. Нам не было страшно и больно. Я говорю за двоих, потому что души наши слились, слезы и смех смешались, мысли были одни. Марина принимала каждый день, каждый луч, каждый звук и прикосновение с восторгом и благодарностью только что родившегося ребенка. И она знала, что делает меня счастливой, сообщая, как далеко еще ползти атрофии до ее нежного сердца. Есть жизни, которые ничего не стоят, а есть минуты, за которые можно отдать жизнь. Вот и все, что я скажу о тех временах. Да, я стала студенткой, Маринка помогала мне учиться. Ректор поможет мне экстерном получить диплом. И это будет тот диплом, за который папе было бы не стыдно. К тридцати годам я готова наконец продолжить его дело, но на другом, железном с точки зрения устойчивости уровне. Беда ни к кому не приходит одна, даже к тем, кто в состоянии от нее откупиться. Год назад Колю взорвали вместе с его автомобилем. Заказчиком оказался конкурент по бизнесу. Моя мама осталась богатой вдовой. Живет в той самой квартире. За все эти годы мы встречались несколько раз - в основном на нейтральной территории. Очень редко и по делу разговаривали по телефону. И вот сегодня она позвонила и сказала, что приедет: взять какие-то важные документы, которые остались в ее секретере. Она позвонила в дверь, я открыла, сказала, что она отлично выглядит. Это было почти правдой. Высший класс ухода, искусства и лицемерия. И пустой, жесткий взгляд. Она ответила: - А ты нет. Ты не выглядишь отлично. А точнее, ты выглядишь, как и положено старой деве, у которой ненависть выжгла потребность даже в человеческих отношениях с мужчиной. Жестоко, но я на нее не обиделась. Это близко к правде. Мне хватило ее опыта, чтобы закрыться от подобных катастроф, преступлений, от таких жертв и такой вины. Она для виду поковырялась в секретере, сунула не глядя в сумку пару бумажек. Потом присела рядом со мной за стол. У меня на нем стояла только бутылка шампанского, на донышке осталось. Я разлила нам эти капли. И мама сказала: - Я хотела тебя увидеть на самом деле. Я надеялась: вдруг ты обрадуешься. Вдруг эта твоя ненависть уже прошла. Ты всю жизнь следила за мной, как враг. Я обижала твоего прекрасного, умного, талантливого и такого бескорыстного папу. Я нашла себе богатого и обычного человека, с которым мне было просто, спокойно и уютно. У него оказалась больная дочь, в чем ни я, ни даже он не были виноваты. Но твое дело - только выносить приговоры. Вот они исполняются. Коли нет, я тебе больше не мешаю. Даже не спрашиваю, получила ли ты то, что хотела. А совет хочу дать. Если ты все же встретишь такого распрекрасного, идеального, с твоей точки зрения, мужчину, как отец, если станешь его женой… Не рожай ребенка ни в коем случае. Он станет твоим врагом, когда ты начнешь биться за то, чтобы он был сыт и одет. Мама крепко сжала задрожавшие губы, поднялась, протянула ко мне руку и сразу отдернула ее, как будто ее ударило током. - Я боюсь до тебя дотронуться, - вдруг жалобно сказала она. - Я хочу уйти и боюсь повернуться к тебе спиной. Как будто ты в нее выстрелишь. - Хочешь остаться? - спросила я. - В твоей комнате все как было. Я поставлю варить картошку, как вы любили. Включу телевизор - первый раз за три года. Мы наденем наши старые халаты и наконец вернемся с войны. С нашей, мама, войны. Она закончилась. Обними меня. Александр Руж Черный дервиш Сидела себе Анита за столом и вышивала. А что прикажете делать, когда на улице уже час как сыплет мелкий противный дождь пополам со снежным просом? После завтрака она потопталась на крыльце, кутаясь в шерстяную шаль и раздумывая, стоит ли совершать моцион. В результате теплолюбивая южная натура взяла свое. В гостиной да перед натопленным камином оно куда уютнее. Псковское захолустье, где находилась деревня Медведевка, окруженная со всех сторон лесами, не отличалось идеальным климатом. Зимой морозно и сугробы по плечо, а летом - как повезет. Иногда зной, дышать нечем, а иногда зябко, даже в конце июня заморозки случаются. Прочие же времена года - ни то ни се. Нынче, например, весна выдалась ранняя, но мокрая: снег сошел в конце марта, и сразу же зарядили ливни. Медведевка, которую связывал с ближайшим городом один-единственный шлях, оказалась во временной изоляции. Хорошо еще, что припасов и у крестьян, и у господ достаточно, никто не голодал. Неделю назад потоп прекратился, дорога подсохла, и конюх Ерофей рискнул пуститься в путь на телеге, чтобы купить свечей, табаку, галош и еще кой-чего из предметов первой необходимости. Вылазка завершилась успешно, однако намедни с утра небеса опять прохудились. Что поделаешь с капризной русской природой! За дверью послышались скрежещущие звуки - это вернулся Алексей Петрович Максимов, он же Алекс, супруг Аниты, и старательно счищал скребком налипшую на сапоги грязь. Он, как рачительный хозяин, еще на рассвете решил обойти свои владения и проверить, в каком состоянии поля и не побило ли озимые. В гостиной прибиралась служанка Вероника - шуршала тряпкой, смахивая пыль и наматывая на швабру замеченные в углах паутинные кружева. Анита свыклась с ее постоянным присутствием и обращала на нее внимания не больше, чем на мебель. Алекс вошел в гостиную. Промокшую тужурку он оставил в передней, но с его волос текло, они слиплись стрелками. - Погода дрянь! - констатировал он, хотя это и так было очевидно. - Чем занимаешься? А, кройка и шитье… - Он присмотрелся к буквам, которые были вычерчены аккуратными стежками на батистовом квадратике. - «Т», «А», «М» и недописанная завитушка. Дай подумать… Если учесть, что через три дня мой день рождения, то это, видимо, подарок. А литеры означают… - тут он мгновение помедлил - «Те amo, mi queridoí1!». Угадал? - Ты делаешь успехи, - улыбнулась Анита. - За те два года, что мы живем вместе, ты стал поразительно догадливым. Она не жаловалась на судьбу. Пекло гражданских войн в родной Испании, вынужденная эмиграция, смерть первого мужа - все это теперь в прошлом. В имении Алекса она нашла покой и семейное счастье. Зная свой неуемный характер, Ани понимала, что рано или поздно ее снова потянет на приключения, но сейчас… сейчас так чертовски приятно было сидеть у камина, под скрип рассыхающихся от жара балок старого дома, и заниматься милыми пустяками. Максимов сел в кресло и потянулся к стоявшему на подоконнике графинчику с наливкой. - Я многое могу объяснить, - признал он не без самодовольства, - но есть вещи, находящиеся за гранью моего понимания. - Это какие же? - К примеру, иду я давеча по деревне и вижу, как из избы выходят крестьяне, в руках у них оглобля, к ней привязан колокольчик, а впереди идет баба и подметает веником прошлогоднюю траву. Я уж думал, кто-то из нас с ума сошел: или я, или они… - Э, Лексей Петрович! - бесцеремонно влезла Вероника и стрясла ему на голову клок паутины. - Это ж Ксанку Прокудину сватали. Она из вепсов, а у них обычаи, как у нехристей. - Положим, свадебные обряды у всех народов бессмысленные и беспощадные, - возразила Анита и перерезала ножничками шелковую нитку. - А про Ксану я знаю. Сама ей два дня назад разрешение давала замуж за кузнеца выйти. - Теперь и я знаю. - Алекс плеснул себе наливки в хрустальную стопочку и с наслаждением выцедил. - Уф-ф!… Но согласись: увидишь такую процессию и рот разинешь: что происходит? - Да? - Анита расправила платок с готовой вышивкой и посмотрела сквозь него на окно. - А если бы ты увидел в нашем дворе, скажем… верблюда, а на нем - столичную графиню, как бы ты это объяснил? Алекс добродушно рассмеялся. - Ну, тут и объяснять нечего! Это же полная нелепость… - Серьезно? Тогда посмотри вон туда. - И она указала на только что протертые Вероникой оконные стекла. Максимов проследил за ее пальцем и застыл с пустой стопкой в руке. Во дворе, аккурат перед фасадом усадьбы, переминалось с ноги на ногу двугорбое животное с притороченными по бокам чемоданами. Видно было, что оно устало после долгой и трудной дороги, шерсть от дождя свалялась, и вид оно имело печальный. Меж его горбов сидела пышнотелая барыня в длинной накидке без рукавов, известной под названием «ротонда», сафьяновых сапожках и зеленом берете, больше подходившем для светских раутов, чем для длительных вояжей по бездорожью. Барыня держала над головой кокетливый зонтик, которым силилась прикрыться от падавших с неба капель, и переругивалась со стоявшим подле верблюда погонщиком в чалме - видимо, требовала, чтобы он поскорее помог ей спуститься на грешную землю. Анита бросила платок на стол и выпорхнула из дома. - Мэри! Вы ли это? - воскликнула она, сбежав с крыльца в лужу размером с небольшой пруд. - Нюточка! - вскричала дама в ротонде и ударила верблюда в бока пятками. - Да ляг же ты, болван, дай слезть! Верблюду не улыбалось плюхаться брюхом в студеную воду, но погонщик в чалме дернул его за узду, и мохнатый великан с мученической гримасой покорился. Дама отшвырнула зонтик, засеменила к Аните и с ходу троекратно расцеловала ее, истинно по-русски, со всем пылом и от души. - Нюточка! Как я счастлива, что добралась до вас! Мы полдня шли по вашим джунглям, видели волков, зайцев, белок и еще бог весть каких ужасных хищников… Восхитительная Тмутаракань! Эта эпатажная и во многом нелепая как по внешнему облику, так и по манере говорения дама была петербургской приятельницей Аниты. Звали ее Марья Антоновна Госкина, и она многократно становилась объектом сплетен высшего общества. Ей было чуть меньше тридцати, но она уже пережила двух мужей. Первый - граф Госкин, одаривший ее титулом и четырехэтажным особняком на Невском проспекте, - скончался от сердечного приступа через два года после свадьбы. Поговаривали, что Марья Антоновна немало поспособствовала этому, но Анита досужим слухам не верила. Дряхлый граф имел отнюдь не богатырское здоровье, меж тем любил баловаться французскими коньяками и без удержу смолил трубку. Марья Антоновна пребывала в трауре ровно год, после чего фортуна свела ее с женихом совершенно экзотическим. На тот момент разразилась англо-афганская война, и в Россию из Кабула прибыл родственник свергнутого и убитого шаха. Звали его Наджиб, он искал в северной стране убежища, а нашел еще и любовь. Страсть его к Марье Антоновне вспыхнула с такою силой, что он не задумываясь отрекся от веры предков и крестился с именем Афанасий. Когда он на законных основаниях сделал госпоже Госкиной предложение, она размышляла около трех месяцев и ответила согласием. Никто, включая Аниту, не смог выпытать, что подтолкнуло ее к принятию такого решения. Бегство Наджиба - Афанасия из шахских хором произошло столь поспешно, что он навряд ли успел захватить с собой и сотую долю накопленных на родине богатств, поэтому его финансовые возможности оценивались весьма скромно. Впрочем, он был красив, по-восточному загадочен, а волочившийся за ним шлейф домыслов привлек к нему всеобщее внимание. Анита полагала, что Мэри вышла за него исключительно ради удовольствия попасть в центр пересудов. Но и этот ее благоверный не задержался на белом свете. Нынешней зимой вздумалось ему покататься на русских санях (забава, о которой он в своем Кабуле и не мечтал), лошади понесли, возница с перепугу выпрыгнул, а новоиспеченный Афанасий грянулся лбом о фонарный столб и немедля перенесся в лучший мир. Овдовев вторично, Марья Антоновна перестала появляться на людях, заперлась у себя в доме и никого не принимала. Судя по всему, безвременное расставание с мужьями не вошло у нее в привычку и вызвало глубокие переживания. Поэтому Анита была чрезвычайно изумлена, увидев ее у себя в имении, за сотни верст от Петербурга, да еще и на таком необычном транспортном средстве. - Какими судьбами, Мэри? Вы откуда? - Сейчас… - отвечала та, продолжая обнимать и расцеловывать подругу. - Сейчас все расскажу. Прикажите определить моего верблюда и накормить извозчика. Анита кликнула конюха Ерофея. Он озадаченно воззрился на невиданную животину. Погонщик, недовольный паузой, пока на него и верблюда нещадно сеялся дождь, закаркал что-то на непонятном наречии. Ерофей засуетился и увел их в конюшню, а Анита препроводила нежданную гостью в дом. Надо ли говорить, что и Максимова несказанно поразило прибытие графини Госкиной? Он галантно помог ей выпростаться из ротонды и накинул на плечи турецкий платок. Веронике велели прекратить возню с тряпками и в срочном порядке поставить самовар. Марья Антоновна, распираемая желанием выговориться, приступила к рассказу. Она поведала, что после кончины Наджибчика осталась практически на бобах. Все доставшееся ей от афганского принца наследство состояло в ворохе ношеной одежды азиатского покроя, серебряном кулончике, который Наджиб подарил ей в день свадьбы, и сотне английских фунтов. Не разбежишься. Однако, роясь в вещах почившего супруга, она наткнулась на конверт с надписью «Машеньке лично». В конверте лежала записка следующего содержания: «Когда поутру лишишься всего, найдешь». - И больше ничего? - спросила заинтригованная Анита.