– Вот глупость! – засмеялся Леонид. – Доченька, ты ошибаешься. – У Ники регулярно рояль расстраивается? – серьезно спросила Аня. – Шефиня до знакомства с тобой приезжала в офис раньше всех, к восьми утра. А теперь в полдень приходит и убегает в пять, чтобы самой тебя в дом впустить. – У Сухановой уникальный инструмент, – пояснил Маркелов, – старинный, но с непростым характером. Рояли, как люди, могут капризничать. – Папа, и когда Ника обзавелась капризником? – улыбнулась Аня. – Не ты ли консультировал ее при покупке антикварного чуда? Леонид недоуменно взглянул на дочь. – Я. Первый раз, когда пришел к твоей начальнице, мне показали электропианино в форме лошади. Ужас! – И ты сразу высказал свое мнение? – предположила Анна. – Вероника пожаловалась на тембр, – пояснил отец, – и я ответил: «Настоящим звуком обладает лишь старинный инструмент, только в нем живет душа. А новодел пуст. Так бывает с иконами – есть намоленная, а есть просто красивый рисунок на доске». Естественно, когда Ника попросила слетать с ней в Германию, посмотреть на антикварный рояль, я не отказал. В конце концов, это моя работа. Вероника оплатила билеты, гостиницу, мое пребывание за границей и консультацию. Я был рад поездке: увидел прекрасный инструмент, удалось побывать в музеях... – Папа, она в тебя влюбилась, – остановила его Анна. – Присмотрись к ней, хватит тебе бобылем куковать. – Перестань! – рассердился Леонид. – В твоем возрасте все думают о любви, а в моем это смешно. И чем мог привлечь Нику скромный музыкант, служитель нот? Скорей всего Леонид забыл бы глупую беседу с дочерью, которой по юности лет везде мерещились страсть, принцы и подвенечные платья, но спустя неделю после беседы с Аней ночью в спальне Маркелова возник Игнат. Настройщик изумился, увидев херувима после долгого перерыва, и от неожиданности спросил: – Как поживаешь? – Женись на Нике, – безо всяких экивоков заявил Игнат, – самая подходящая для тебя пара. Завтра позови Суханову в театр. – Она не пойдет, – отбивался Леонид Петрович. – Купи билеты, – не отставал Игнат. Что было делать Леониду? Он с детства привык подчиняться ангелу. Вероника с радостью согласилась послушать оперу. Потом она пригласила Леню к себе в гости попить чаю, и Маркелов сам не понял, как очутился в широкой кровати Сухановой... Лиза подняла руку. – Что тебе? – спросил Егор, останавливая запись интервью. – Игнат выглядел, как раньше? – звонко спросила эксперт. – Или иначе? Лазарев кивнул. – Хороший вопрос. Мне он тоже пришел в голову. И Горбунов его задал. Сейчас, секунду... Вот, слушай... – Как выглядел Игнат? – промямлил Маркелов. – Ну... обычно... белый балахон, светлые длинные волосы, крылья за спиной. Лица его я никогда не видел, оно было скрыто локонами и вроде как марлей. Игнат был как бы безликий. Я, наверное, плохо объясняю. – А голос? – поинтересовался телеведущий. – Уж его-то вы точно должны были запомнить. Маркелов сыграл какую-то тихую мелодию. – Хм, странно, но я не помню, как он раньше, до того как Марина Игната прогнала, звучал. Словно ластиком память стерли. – Последствие приема лекарств, – бормотнула Лиза. – Игнат неспешно говорил, – продолжал настройщик, – неторопливо. Но он таким и раньше был, несуетливым. – Может, запах? – допытывался Горбунов. – Ангелы не пахнут, – удивился Леонид. – Они не люди. Не едят, не спят, не моются. Хотя... – Что-то вспомнили? – обрадовался журналист. – Он один раз сел, – выпалил Маркелов. – Сел? – не понял Илья. – Раньше Игнат всегда стоял, мне даже иногда казалось, что он в воздухе висит. А в последнюю нашу встречу вдруг опустился на стул. Одну ногу чуть вытянул, вторую согнул и произнес: «Время течет... Ангелы кажутся людям бессмертными, но мы тоже стареем и умираем. Я сегодня устал». – Игнат приходил часто? – спросил Горбунов. – Нет. – Маркелов вздохнул. – После нашей с Никой свадьбы он снова исчез. А потом вдруг опять появился и рассказал про болезнь Ники и Виктора. Говорил до тех пор, пока я не понял, как надо поступить. Дал совет. – Клеточная анемия! – не выдержала Лиза. – Просто бред! Егор опять остановил видеозапись, чтобы дать ей высказаться. – Начнем с того, что заболевание называется иначе – серповидноклеточная анемия, – пустилась в пояснения Лизавета. – Причем она наследственная, то есть поражает лишь определенные семьи, передаваясь от родителей к детям. Нельзя ею заразиться, съев не ту пищу или поцеловав нездорового человека. Более того, как правило, этим видом анемии поражаются люди черной расы или родившиеся от смешанных браков. Недуг широко распространен в Гане, а вот в Южной Африке редкость. У белого населения очень редко диагностируется. – То, что ты рассказываешь, известно лишь специалистам. Откуда Леониду знать правду? – заметил Котов. – Его ничего, кроме музыки, не интересует. Так какой совет Игнат дал Маркелову? Егор щелкнул пультом, картинка на экране ожила. – Страшные страдания и полный паралич – вот каков исход этой анемии, – с глубочайшей печалью произнес Леонид. – О смерти бедным больным приходится лишь мечтать. Они испытывают тяжкие муки в течение многих лет, а конец одинаков: паралич и слепота. Но даже будучи недвижимым и незрячим, человек остается жив, пролежит в кровати годами. – Так? – нервно спросил у Лизы Костя. И просмотр вновь пришлось прервать. – Нет, – ответила эксперт. – У каждого индивидуума любое заболевание протекает по-своему. Допустим, у Тани от насморка пропадает аппетит, а у меня болит голова. – К сожалению, я никогда не теряю аппетита, – вздохнула я. – Может, у меня в роду были крокодилы? Вдруг я произошла не от обезьяны, а от аллигатора? – И отсутствие аппетита, и мигрень укладываются в картину ринита, но мы с Сергеевой переносим болезнь по-разному, – продолжала Лиза. – Я хожу в соплях семь дней, Таня десять, а кое-кто может даже умереть из-за заложенного носа. Но стоит ли считать инсульт осложнением насморка, если человек слишком усиленно сморкался и у него оторвался тромб? – А если по-простому, по-человечески сказать? – нахмурился Лазарев. – Серповидноклеточная анемия развивается так, как сказал Игнат? – Нет, – рассердилась Лизавета. – Ангел врун, «типичного пациента» невозможно описать, поскольку симптомы болезни и их тяжесть широко варьируются. Лазарев снова включил запись. – Я стал наблюдать за Виктором, – печально говорил Маркелов. – Потемкин сильно похудел, выглядел плохо. Заедет к Нике, попьет чайку, и его вдруг начинает тошнить. Он постоянно глотал какие-то таблетки. Решение помочь Вите я принял после того, как тот упал в прихожей Ники. Сам я не видел момента падения, услышал звук, вскрик. Выглянул в коридор – а Виктор лежит на полу. Около него сидит Света и плачет. Потом, когда Виктор ушел, падчерица мне сказала: «Кажется, папе совсем плохо, его ноги не слушаются. Шел к вешалке и упал. Я попросила его к врачу обратиться, а отец ответил: «Света, никому не рассказывай. Доктора тут не помогут. Остается лишь терпеть. Что же делать?» Она была очень напугана. Ну я и дал Потемкину диск. – Какой? – жадно поинтересовался Горбунов. Леонид тихо кашлянул. – Уже говорил: я сочиняю необычные симфонии. Есть у меня такие, что способны усыпить или, наоборот, взбодрить человека, вылечить разные болезни. Например, «Тихая смерть». Прослушав ее, больной без страданий уйдет в мир мной. Я встретился с Виктором, мы с ним серьезно поговорили, он признался, что у него тяжелое заболевание. Тогда я вручил ему диск и ушел. Все. То же самое было и с Никой. Ее здоровье резко ухудшилось через несколько месяцев после кончины Виктора. Признаки были те же – тошнота, рвота, обмороки. Я ее порой на руках из туалета приносил. Нике делалось все хуже. – Вы избавили свою жену и ее бывшего мужа от мучений при помощи созданной вами симфонии? – уточнил телеведущий. – Да, – подтвердил Маркелов. – Виктор был мне очень благодарен, взял запись и сказал, что прямо вечером прослушает диск. Так и сделал. Он ушел тихо, без страданий. А Нике я сказал: «Буду любить тебя вечно и ухаживать за тобой при любых обстоятельствах. Но если ты поймешь, что жизнь стала невыносимой, то «Тихая смерть» лежит в ящике стола в кабинете». – И как отреагировала супруга? – почти шепотом поинтересовался Горбунов. Леонид прищурился. – Она меня обняла, заплакала и ответила: «Милый, ничто не может уничтожить мою любовь к тебе. Через неделю мы уедем в Швейцарию. Я все устрою, не волнуйся, проживем там до глубокой старости». – Но вы никуда не поехали, – протянул тележурналист. – Нет, – тихо ответил Маркелов. – На следующий день я нашел ее мертвой, в проигрывателе лежал тот самый диск. Вероника покончила с собой. – И вам не показалось странным, что она хотела улететь с вами за границу, обещала счастливую жизнь, а вместо этого совершила суицид? – воскликнул журналист. – Этот вопрос он задал зря, – прокомментировал слова интервьюера Антон. – Нет, – выдержав длительную паузу, снова заговорил Маркелов. – Ника была удивительной женщиной. Она не хотела меня заранее огорчать, оберегала мой покой. Помню, она еще добавила: «Ленечка, ты только, несмотря ни на что, всегда пиши музыку. Везде, куда попадешь, твори». – Но почему вы не рассказали на суде правду? – поразился Горбунов. – Про ангела... Композитор погладил ладонью клавиши. – Музыка... Я ее слышу. И Игната прекрасно вижу. Но большинство людей лишены моего слуха и зрения. То, что мне представляется естественным, для другого человека просто бред. Вы можете поздороваться за руку с бактерией? – Нет, она слишком маленькая, не имеет конечностей, – серьезно ответил Илья. – И человечество не подозревало о существовании микробов, вирусов, генов до тех пор, пока в распоряжении ученых не появилась необходимая техника, – продолжал Маркелов. – Вероятно, с течением времени мы сможем общаться с серафимами, но сейчас их никто не видит. А у меня особые глаза. – Понятно, – пробормотал Горбунов.