– А… Вадима? – с дрожью в голосе спросила Вера. – Вадима пока не надо, – как можно увереннее произнесла Милица Андреевна. Ей очень хотелось сказать Вере хоть что-нибудь ободряющее. – Боже мой, это я виновата! Я должна была понять, что все рано или поздно выплывет наружу! – Прижав руки к груди, Арина не то поочередно разминала, не то ломала пальцы. Пальцы были длинные, сильные, с аккуратно подстриженными ногтями. Милица Андреевна испуганно смотрела на собеседницу: она боялась, что Арина, разнервничавшись, повредит себе руку. К тому же не ожидала, что первая встреча принесет такой результат. Получив вчера от Веры разрешение, Милица не стала терять времени и немедленно позвонила Арине, договорившись о встрече. Только что закончилась утренняя репетиция, и они сидели в скверике напротив филармонии. Милица Андреевна, коротко изложив суть дела и от греха подальше не углубляясь в обоснование своих полномочий, напрямую спросила Арину: куда, по ее мнению, могла деться после дня рождения «золотая рыбка». То есть кого она подозревает в краже. И Арина так же быстро ответила: мол, это она во всем виновата. И теперь сидела, ломая пальцы и едва не плача. Милица Андреевна тоже сидела и никак не могла сообразить, что ей делать, раз Арина вот так просто во всем созналась? На что рассчитывала? Почему так говорит об этом? Милицу Андреевну буквально разрывало о вопросов, но она, наконец, взяла себя в руки и задала вопрос, который в первую очередь волновал Веру: – Арина, Вера сказала, что ей неважно, кто взял брошь. Она просит ее вернуть ради Бориса Георгиевича. И даже просила меня не сообщать ей, кто именно взял ее. – Милица Андреевна никак не могла выговорить слово «украл». – Вы вернете? Я буду молчать, потому что я, в сущности, чужой человек. – Я? А как я теперь ее верну? У меня ее нет! Мне надо было раньше думать! – Арина хрустнула пальцами так, что Милица Андреевна зажмурилась от страха. – Вы ее уже… куда-то дели? Но, может, еще не поздно? – При чем здесь я? – изумилась Арина. – Но вы же сказали, что виноваты… – вытаращив от изумления глаза, пробормотала Милица Андреевна. – И вы подумали, будто это я стащила брошь? Ничего себе! Вот спасибо! К вашему сведению, дружба с Верой мне дороже любых бриллиантов. Это брошь ее покойной матери. Бред какой-то! Я стащила у Веры брошь! Арина посмотрела на Милицу Андреевну так, что та невольно дернула себя за палец и ойкнула от боли. И это помогло ей собраться с мыслями. – А кто? – озадаченно посмотрела она на Арину. – То есть вы во всем виноваты, но брошь не брали. А кто же тогда… украл? – Вадим, – твердо заявила Арина и, к большой радости Милицы Андреевны, закурила. Предыдущую сигарету она закурила, едва присев на лавочку, но отбросила, услышав про беду, случившуюся в доме Максимовых. Теперь же, закурив, она, наконец, перестала мучить свои пальцы. – Конечно, Вадим, кто же еще? Кстати, вы, кажется, сказали, что Вера вовсе не хочет, чтобы вы называли ей имя вора. А вы знаете почему? – Догадываюсь, – с достоинством ответила Милица Андреевна. – Она очень дорожит всеми вами. – Да не всеми, – усмехнулась Арина. – Она понимает, что ни я, ни Машка тут ни при чем. Мне, знаете ли, на жизнь хватает, муж обеспечивает. Меня и детей. А Машка с голоду будет помирать, но копейки чужой не возьмет. Вера сама прекрасно понимает, что, кроме Вадима, это сделать никто не мог. Но она его, видите ли, любит. И готова, получается, простить, если он вернет брошь. Вот дура! Нет, вы, конечно, сходите к нему, попросите. Только он ее уже давно пропил! – Что вы такое говорите? – запротестовала Милица Андреевна. – Мне казалось, что Вадим не пьет вообще. И на дне рождения не пил, кстати, один из всей компании. – А вы знаете почему? – со злостью раздавила окурок Арина. – Потому что он – в завязке! Вадим алкоголик, понимаете? Самый настоящий алкоголик! – Невероятно… Он же пианист… Всемирно знаменитый, – бормотала, совершенно растерявшись, Милица Андреевна. – Был! Был и знаменитым, и пианистом. А затем спился, его отовсюду выкинули. Кому нужен алкоголик? Думаете, зачем он сюда вернулся? На родину потянуло? Ничего подобного! У него здесь квартира была, так он и ее пропил. Теперь прописан в каком-то бараке, а живет в клинике, где лечат алкоголиков. Он там и сам раньше лечился, когда деньги были. А потом, когда остался без жилья, его там взяли на работу не то массовиком-затейником, не то дворником. Вадим там копеечную зарплату получает и живет где-то в подсобке. А Вере навешал лапшу на уши, извините за выражение! – Арина смотрела на Милицу Андреевну, щеки ее раскраснелись, глаза горели. – Откуда вы все это узнали? – прошептала Милица Андреевна. Она как-то сразу поверила Арине: после ее рассказа все встало на свои места. А до сих пор, честно говоря, слишком уж походило местами то на сентиментальный роман, где старая дева находит-таки своего принца, то на детектив, герои которого сплошь милы и честны, а гора трупов, однако, растет и растет. А так – обычная история из жизни обычных, не очень везучих людей. Ничего, выстоят, выдержат, справятся. – Да долго ли узнать? – отмахнулась Арина. – Мир тесен, у нас все друг друга знают – или учились вместе, или работали. А Давыдов – слишком заметная фигура, чтобы… чтобы та история, которую он придумал для влюбленной по уши Веры, сошла за правду. – А почему вы не рассказали Вере? Вы поэтому считаете себя виноватой? – догадалась Милица Андреевна. – А вы бы сообщили на моем месте? – тихо спросила Арина. Она как-то вся погасла после той вспышки, сидела, ссутулившись, и руки лежали на коленях. – Она влюблена. Наконец-то нашла свое счастье. Вера очень чувствовала свое одиночество. Хотя, конечно, у нее есть Борис Георгиевич, и они любят друг друга, но вы же понимаете… У меня муж… У Машки тоже вечно поклонники, мы даже смеялись над ней, что она их меняет ежеквартально по графику. А у Веры – никого. И тут появляется Вадим со своей замечательной историей про любовь к маме, про жертвенность. И что мне оставалось делать? Вера мне не поверила бы и даже слушать не стала бы. Еще и возненавидела бы. Я все надеялась, что ей кто-нибудь другой расскажет, мало ли сплетников. Или вдруг Вадим рядом с ней сумеет начать новую жизнь. Ведь любовь иногда меняет человека до неузнаваемости, поверьте мне, я знаю это на собственном опыте. А оно вон как повернулось. Арина, вздохнув, замолчала. Молчала и Милица Андреевна, провожая взглядом редких прохожих. На душе было гадко, она искренне жалела Веру и ее отца. Ну почему так несправедливо устроена жизнь и именно хорошие люди чаще всего и попадают в неприятные истории? – А вы знаете, что глаз этой рыбки – довольно крупный бриллиант? – нарушила молчание Арина. – Нет? Вера, наверное, вам сказала, что брошка копеечная и ценна только тем, что это – память о матери? Ясно, не хочет грузить вас своими проблемами. Или надеется, что вы попросите у Вадима брошь, он вернет, она его простит, и все пойдет по-прежнему. С нее станется. А он на эти деньги, пожалуй, сможет купить себе квартиру. Вы знаете, что нам теперь делать? Милица Андреевна не знала. Но и жить наедине с добытой информацией не было никакой возможности. Вечером Милица Андреевна отправилась к Лине Георгиевне за советом. Выслушав рассказ подруги, Верина тетушка, вопреки опасениям, не стала охать и причитать. Она молча достала из серванта две рюмки, налила в них какой-то настойки из большого аптечного пузырька странной формы и разбавила водой. Выпили не чокаясь. Вот что значит работать в аптеке, пять минут спустя завистливо подумала Милица Андреевна, физически почувствовав, как ее отпускает напряжение сегодняшнего дня, а мысли становятся плавными и связными. – Импортное? – поинтересовалась она. – Почему наши так не умеют? Все валерьянка да пустырник, как сто лет назад. – Наше, – лаконично ответила Лина Георгиевна. – Сама делала. Травы на даче собирала. – Дашь с собой? А то что-то я с этой историей, чувствую, не усну сегодня, – завздыхала Милица Андреевна. И спросила, как недавно Арина: – Что нам теперь делать? Идти к Вадиму и просить – отдайте? Он нас пошлет подальше, и все. – Нужен мужчина, – авторитетно заявила Лина Георгиевна. – Это нас, старух, можно послать запросто. С мужчиной подобный номер не пройдет. – Пожалуй. Да только где его взять? Тут надо с умом. Не всякий подойдет. – А у нас никакого нет. Один Борис на всех, – подвела печальный итог Лина. – Ну, еще твой сын. Нет? – На моего сына где сядешь, там и слезешь. То есть он, конечно, всегда рад помочь, – спохватилась Милица Андреевна. – Но дело деликатное. Нет, не согласится он. Лина Георгиевна понимающе покивала. – А давай попросим Арининого мужа? – вдруг вдохновилась Милица Андреевна, на которую настойка подействовала волшебным образом. – Я так поняла, что он порядочный человек, у них с Ариной сохранились прекрасные отношения, он не откажется помочь ее подруге. – Он, между прочим, адвокат и в подобных делах разбирается. Ты просто умница! – От полноты чувств Лина даже чмокнула подругу в щеку. – Он его напугает как следует, и рыбка у нас в кармане! Ура! Они немедленно позвонили Арине, но она категорически отказалась беспокоить мужа делами такого рода. По ее словам, он слишком загружен работой, чтобы гоняться за ворами и алкоголиками. И Вера должна, наконец, набраться смелости и посмотреть правде в глаза. Ошарашенные такой отповедью, подруги долго сидели молча. Милица Андреевна намекнула еще об одной рюмке настойки, но получила мотивированный отказ. Вместо этого Лина Георгиевна предложила выпить чаю. Но чай, отлично заваренный, тоже с ароматными травами, не произвел такого же переворота в их умственной деятельности, как настойка. Чтобы не сидеть в убийственной тишине, включили телевизор. – Что вы выбираете – помощь зала или звонок другу? – вопрошал усатый телеведущий вспотевшего от жадности игрока. На кону стоял автомобиль. – Звонок другу! – решила Милица Андреевна. – Лина, звони Маше! У нее много поклонников, может, кто-нибудь и согласится помочь женщинам в беде. Уже примерно с полчаса врач «Березовой рощи» господин Либерман рассказывал сидевшим напротив него посетителям об успехах своего заведения. Это был театр одного актера. В первые минуты знакомства он был – само радушие и приязнь. Затем вдруг сделался мрачен, сокрушенно описывая, как стресс, апатия, тревога, бессонница, невроз и депрессия, усугубляемые повальным пьянством, косят ряды наших преуспевающих сограждан. А что поделать? Это неизбежный бонус к серьезным деньгам и карьере. Потом выражение его лица сменилось на вдохновенное: только врачи его Центра, конечно же, не имеющего аналогов в России (в этом месте он добавлял: «практически»), владеют искусством превращения этих монстров в дрессированных зверюшек, не доставляющих особых хлопот владельцам. А затем рассказчик озарился по-детски заразительной улыбкой, перейдя к бесчисленным отзывам восторженных топ– менеджеров и домохозяек, бизнесменов и чиновников, артистов и депутатов (анонимно, разумеется, анонимно!), которые после выписки из Центра, похоже, коротали досуг исключительно за сочинением хвалебных писем. – Так что ваша проблема абсолютно решаема, и первый шаг на пути ее преодоления вы уже сделали – пришли к нам. – Он привстал и сделал руками жест, будто незамедлительно хотел прижать к груди потенциальных клиентов. – Михаил Семенович, видите ли, моя супруга… Она в свое время закончила консерваторию, – наконец смог прорваться через словесный поток один из посетителей, молодой мужчина с длинными, зачесанными назад волосами, впрочем, экстравагантность его прически вполне компенсировалась отлично сидящим костюмом. – Поэтому, как вы понимаете, нас особенно интересует метод музыкотерапии при лечении… – Алкогольной зависимости, – немедленно пришел на помощь господин Либерман. Супруга – слегка располневшая блондинка с темными кругами под глазами, выглядевшая явно старше своего мужа, – сокрушенно вздохнула и потупилась. Ей было стыдно. – Мы никаких денег не пожалеем, вы же понимаете, – покосившись на нее, сообщил мужчина. – Но мы хотели бы гарантированного результата. Могли бы мы познакомиться с вашим врачом-музыкотерапевтом, чтобы подробнее узнать о его методике лечения? На лице владельца Центра отразилось смятение. Он лихорадочно соображал, как себя повести, чтобы жирная рыбка, уже почти пойманная и взвешенная, не сорвалась с крючка. – Дело в том… Вы понимаете, в нашей клинике все на мировом уровне, без преувеличения. И наш врач-музыкотерапевт – известный пианист Вадим Давыдов. Вы, вероятно, слышали о нем? – Давыдов? Тот самый? Не может быть! – изумилась блондинка. – У него же гастроли по всему миру! А он… у вас? – В этом все и дело! – вдохновился главврач, обретя почву под ногами. – У него гастроли, а у нас он работал по несколько дней в году, параллельно собирая материал для научной работы. Вот он на днях выпустил группу и опять уехал… в Геную, да. Контракт есть контракт. И вернется не раньше осени, к сожалению. – Ну… Это же долго ждать. Я хочу сейчас, – капризно протянула блондинка, глядя на мужа. – Пожалуй, я могу ему позвонить, – неуверенно предложил господин Либерман. – Надеюсь, он согласится выкроить время и позаниматься с вами индивидуально. Разумеется, в том случае, если вы решите пройти комплекс оздоровительных процедур в нашем Центре. Это займет всего десять дней. – Если Давыдов согласится, тогда и я соглашусь, – кивнула блондинка. – Вы нам перезвоните, как выясните этот вопрос. Пойдем, дорогой, у меня через час спа-салон. Когда пара покинула кабинет главврача, к нему заглянул заместитель. Взглянув на усталое и разочарованное лицо шефа, он сочувственно поинтересовался: – Проблемы, Михаил Семенович? – Да не говори! Пришла такая фифа. Из консерватории. Хочу, говорит, Давыдова, вынь да положь! А иначе не согласна! Тьфу, до чего противная баба, как только ее муж терпит. Так-то я бы ее и на косметолога раскрутил, видок у нее потрепанный. Нет, ей Давыдова подавай. А где я его возьму? Как сговорились. В понедельник еще Ларионов его искал, помнишь, певец, мы его из запоя срочно выводили перед концертом? – А что с Вадимом? Заболел? – Ты, как всегда, все новости узнаешь последним, – скривился шеф. – Я его на прошлой неделе уволил к чертям собачьим! – Вадика уволил? – изумился зам. – Чем он тебе не угодил? Такая фишка была – музыкотерапия, народ покупался на раз. – Ему что было велено играть? Классику! Как положено по методическим разработкам! А он что играл? – Что? – Он с ними в караоке играл! Они у него романсы пели! А в последний раз я захожу – всем кагалом «Мурку» горланят! – Чего? – «Му-урка, ты мой Муре-оночек! Мур-мур-мурка, ты мой коте-оночек»! – в голос исполнил шеф и плюнул в негодовании. – Я его спрашиваю: ты что творишь, твою мать, я же тебя предупреждал, чтобы никакой самодеятельности?! А он мне истерику закатил. Я, говорит, пианист, не могу метать бисер перед свиньями. Я им Моцарта – а они требуют «Владимирский централ», «Окурочек» и «Мурку». Пожалуйста – получите! Пианист хренов! А я, между прочим, врач, и ничуть не хуже, чем он – пианист! И молчу, и работаю с этими… С клиентами, мать их! Кстати, знаешь, как теперь наших называют? Сядь, а то упадешь – потребители психиатрических услуг. Зам хмыкнул. – А сколько я для него сделал! – продолжал кипятиться главврач. – Сколько мы его лечили! Спасали, вытаскивали! Он только благодаря нам на плаву и держался. – Да… Пока у него деньги не кончились, – поддакнул зам.