Мишаня, как всегда, говорил сбивчиво и путано. Жена посмотрела на него с неприязнью: – Чего несешь-то? Помолчал бы лучше. За умного сойдешь. – Натаха, погоди, – Мишаня суетливо переложил поближе к себе лежащую перед ним папку с документами. Ипотечный договор с банком. «Бедняга», – подумал Алексей. – Душно здесь, – махнула папкой Тася. – И табачищем прет. – Ты расколол, что ль, ее? – Трухин посмотрел на Алексея. – Кого? – он уже забыл про Юлю после разговора с сыном. – Уголовницу эту? Она бабки взяла, – уверенно сказал Мишаня. – Не говорите о том, чего не знаете, – презрительно посмотрела на него Слава, помощница Юлии. – Банк скоро закроют, – Алексей кивнул на часы. – Я жду звонка и, как только дождусь, объявлю результат. Альбина Андреевна, идемте. Та стала протискиваться к выходу. Все напряженно молчали, глядя им вслед. – Что-то случилось? – Альбина Андреевна внимательно посмотрела на Алексея после того, как закрыла дверь переговорной. – У тебя лицо расстроенное. – Так заметно? – Ты совсем в другом настроении зашел сейчас в переговорку. Раньше залетал, как бойцовский петух. Глаза горели. А теперь поник. Ты больше не хочешь искать эти деньги? – догадалась Альбина Андреевна. – Я должен перед вами извиниться. За то, что втянул в эту историю, за почти уже сорвавшуюся сделку. Не надо нам было затеваться с продажей моей квартиры. – Ладно, чего уж теперь. – Ваш сын там справился? – он неопределенно кивнул в сторону окна. – Не знаю. – Но вы ему звонили? – Слушай, Леша, не береди душу. Между прочим, мы с ней почти ровесницы, – Альбина Андреевна кивнула на старуху Верещагину, возле которой по-прежнему сидели сын и Мила Михалёва. – Только она всю жизнь за сыном, как за каменной стеной, а мой сын всю жизнь за мной, как за той же стенкой. Ее жалко, а меня нет. Она клиентка, а я риелтор. – Вы бы хотели такого сына, как он? – Алексей кивнул на Верещагина. – Родителей не выбирают. Детей тоже. – Это неправда. Детей мы сами воспитываем. Каких воспитали, таких и получаем. – Как я только что поняла, у тебя с этим тоже не все в порядке, – усмехнулась Альбина Андреевна. – Небось, как и я когда-то ты тоже сделал ошибку? – Сначала я хотел бы знать, какую ошибку сделали вы, – нахмурился он. – Идем-ка, присядем, – она кивнула в угол, на диван. – Не хочу об этом при всех. Вон, у дамы уже и ушки на макушке, – Альбина Андреевна посмотрела на Верещагину, издавшую протяжный стон. – Она только прикидывается немощной. – Хорошо, отойдем, – покорно кивнул Алексей. Теперь уже не он, а его вели, как бычка на веревочке, на «диван для допросов». Алексей за эти часы с ним уже сроднился. – Ну, что случилось? – требовательно спросила Альбина Андреевна, первой присев на диван. – Я уже хочу расторгнуть эту сделку, – признался Алексей, опустившись рядом. – Оказывается, у Сережи проблемы. Он мне только что в этом признался. – У сына? – Он мне пасынок. – И потому ты так резко передумал. Если бы речь шла о родном сыне, ты бы вряд ли дернулся. Но к приемным детям мы относимся по-особому. Мы, Леша, это порядочные интеллигентные люди. Высокоморальные. Которые, согласно негласному кодексу чести, ответственны за тех, кого приручили. На своего ребенка можно наорать, можно его в сердцах отшлепать, наказать. А когда ты поднимаешь руку на приемного ребенка, это уже совсем другое. – Постойте… – он беспомощно посмотрел на Альбину Андреевну. – Вы так говорите, как будто сами через это прошли. Но вы ведь женщина! – А у женщины, что, не может быть приемных детей? – Вы имеете в виду, детей мужа? – У детей мужа от другой женщины есть мать, – сурово сказала Альбина Андреевна. – Нет, Леша, я о другом. – Не может быть… Ваш сын… Вы его усыновили, что ли? – А почему этого не может быть? – Но у вас ведь есть дочь! Дочь-то, надеюсь, родная? – Дочь родная… Посмотри на меня, Леша. Сколько мне лет, как думаешь? – Вы сказали, что ровесницы с Верещагиной. Я думаю, за семьдесят. – Правильно. А сыну тридцать. – Вы могли его и в сорок родить. – Могла, да не родила. Я ведь уже дважды прабабушка, Леша. Иру я родила в двадцать. А она так и вовсе в девятнадцать внука мне подарила, еще в институте учась. Чего мне стоило, чтобы она его закончила, каких нервов! – Вы сказали, она врач. – Да. Эндокринолог. Работает в платной клинике. У нее все отлично, и я за Иру спокойна. Но правнукам хотелось бы тоже наследство оставить. Это ведь как болезнь, – призналась Альбина Андреевна. – Когда всю жизнь в риелторском бизнесе, и видишь, сколько люди наваривают на продаже квартир. Как покупают их на котловане, потом ждут, когда цена вырастет. Продают и снова вкладывают деньги в квадратные метры… – Сколько у вас квартир? – сообразил Алексей. – Не скажу. – Хорошо. Расскажите тогда про Шажкова. Какие дела вас связывают? Он заметил, как Альбина Андреевна еле заметно вздрогнула. – Я знаю, Шажков здесь был в тот день, когда мы закладывали ячейки. Знаю, что вы взяли кураторство над Юлей Свиягиной с его подачи. Вы знали, что она сидела? – Откуда? – вяло удивилась Альбина Андреевна. – Герман сказал, что она его любовница. Я охотно поверила: не в первый раз. Я тебе клянусь: для меня открытие, что Юля сидела за убийство ребенка. – Как вы познакомились с Шажковым? – Дело об опеке. – Это касается вашего сына? – Да. – Расскажите. – Вообще-то он сын моей двоюродной сестры. Родились мы с ней в Грозном. – Где?! – А ты, небось, думал, что я москвичка? – усмехнулась Альбина Андреевна. – Нет, вы говорили, что приезжая. Откуда-то из Поволжья. – Все так. Но в Поволжье я попала из Грозного. В начале девяностых начался массовый исход оттуда русских. Их ото всюду стали потихоньку выдавливать: из бывших союзных республик, из Чечни, где они развивали нефтяную промышленность по указу партии. Мои родители так туда и приехали: по назначению. Отец был крупным специалистом, его направили на грозненский нефтеперерабатывающий завод. У нас была прекрасная трехкомнатная квартира в центре города и такая же большая, просторная двушка. Все пришлось продать за гроши. Война начиналась. И хорошо, что хоть продали, город потом разбомбили, и завод, на котором много лет проработал мой отец, в 99-м тоже разбомбили. Уезжали всей семьей: моих пятеро, да Оксаниных четверо. Ее муж остался в Грозном, он был из местных. А ей с грудным ребенком пришлось, чуть ли не тайком бежать. Думали: прибьемся где-нибудь. Но очень уж по-разному наша судьба сложилась… Альбина Андреевна До сорока лет она была уверена, что жизнь удалась. Отец – большой начальник, партиец. За ним по утрам приезжала служебная машина с персональным водителем, чтобы отвезти на нефтеперерабатывающий завод. Единственная дочка, Альбина, получила прекрасное образование, и замуж вышла удачно. Ее муж работал инженером на том же заводе, что и отец Альбины, и, само собой, быстро сделал карьеру. Все рухнуло, когда начал разваливаться Советский Союз и Чечня превратилась в горячую точку. В зону боевых действий. Пришлось даже не уезжать: спешно эвакуироваться. В Грозном шла самая настоящая война. Альбина до сих пор с ужасом вспоминала тот год. Как по бросовой цене еле продали обе прекрасные квартиры, полученные когда-то от государства. Как тайно, ночью, пришла к ним двоюродная сестра Оксана с грудным Русланом. Повезло, что его отец ушел в горы, воевать. А всесильная Оксанина свекровь от переживаний за сыновей слегла. Все они теперь воевали. – Они мне этого никогда не простят, – сказала Оксана дрожащими губами. – Мне лучше умереть. Или всю жизнь прятаться. Если муж вернется…