«Может быть, поэтому он и отдалился от нас так быстро, – подумал Алексей во время затянувшейся паузы. – А я, дурак, думал, что у нас все в порядке. Сергей закончил школу, потом институт, сам устроился на работу. Он всегда гордился своей самостоятельностью, и мы с Сашей им гордились. Получается, что его самостоятельность – это лишь маска. Он все время ждал от нас помощи, а мы этого не поняли». – Сергей, нам надо поговорить, – решительно сказал он. – Если можешь – приезжай сюда. – Ты-то не говори, как герои маминых мыльных сериалов. Сам же раньше смеялся. Нам надо поговорить, – передразнил сын. – С какой стати я попрусь сейчас в банк? – сказал он грубо. – Эта квартира твоя, если захочешь. – Если на то пошло, то Ксюхи. Она твоя дочь. – Но она пока ребенок. – Ага. Я сначала въеду, а потом мне скажут: съезжай. Нет уж. Решил продать – продавай. – Тогда я сниму тебе квартиру или куплю. – Сам как-нибудь справлюсь. – Ведешь себя, как ребенок, – сердито сказал он. И подумал: «А ведь Сережа в душе и впрямь еще ребенок. А я этого не понял». – Ты прости меня, сынок. Я тут увяз в своих проблемах. Сначала с работой, теперь вот маюсь, что сижу у твоей матери на шее. Я даже не думал, что тебе плохо. – Тебе тоже не больно-то хорошо, – буркнул Сергей. – В общем, приезжай, хочешь домой, а хочешь, прямо сюда, в банк. Я тут по-быстрому сейчас свернусь. – Я подумаю, – и сын дал отбой. Алексей какое-то время сидел потерянный. Ведь это его голос был решающим! Он настоял на том, чтобы расследовать кражу! Он их всех здесь удерживает! А теперь оказывается, что ему расторжение этой сделки нужно не меньше, чем Наталье Трухиной! И по той же причине: из-за ребенка. Хоть и взрослого уже, но все равно ребенка. «И что теперь делать?» Родители Леонидов машинально посмотрел на часы: и в самом деле, вечер уже. Через два часа банк закроют. И их всех отсюда попросят. «А мне теперь все равно», – у него словно камень с души упал. Он встал и направился к полулежащей на диванчике старухе Верещагиной. Теперь она была его союзницей. – Как вы себя чувствуете, Валентина Степановна? – спросил он у матери Макара Ивановича. – Да вот, Людочке спасибо, – Верещагина погладила по руке вспыхнувшую от удовольствия Милу Михалёву. – Золотые руки у тебя, дочка, и сердце доброе. «Потому и трое детей от разных мужиков», – чуть было не вырвалось у Алексея. Он заметил, какой взгляд Валентина Степановна кинула на сына. Вот, мол, какая жена тебе нужна, а не Юлька-вертихвостка. Да еще и уголовница, как выяснилось. Макар Иванович потерянно молчал. – Я на соцработника училась, – пояснила Мила. – Какое-то время за бабульками ухаживала, по назначению. А потом родила, и… – она осеклась. – Детишки – это хорошо, – расплылась в улыбке Верещагина. – Так у меня их трое, – улыбнулась и Мила. – Старший, правда, уже взрослый, отдельно живет. А дочке пять. – Кому на женихов не везет, а кому и на невест, – не унималась Валентина Степановна. Алексей подивился, как много значат для стариков внимание и ласковое слово. Ту же Юлю Верещагина приняла в штыки. А здесь чуть ли не свахой заделалась. Или это материнское сердце вещее? Она лучше знает, с кем ее сыну будет хорошо. Алексей и сам оказался сейчас в роли родителя, которому надо сделать выбор. Ведь для кого все? Для кого живем и наживаем? Для детей! Об их будущем надо думать, прежде всего! А он, получается, лоханулся. – Макар Иванович, а не пора ли нам и в самом деле по домам? – тихо спросил он. – Не понял? – удивленно посмотрел на него Верещагин. – Время позднее, маме вашей, вон, плохо, – Алексей кивнул на Валентину Степановну. – Но вы же сами… – Найдите эти деньги, – Людмила Михалёва внезапно распрямилась. – Иначе это будет моя последняя сделка. – Насколько я в курсе, вы не так уж и дорожите своей работой, – усмехнулся Алексей. – Я, опять-таки, не понял, – нахмурился Макар Иванович. – Вы о чем сейчас? – Людмила – женщина богатая, очень… – не удержался Алексей. – Каждый из ее гражданских мужей оставил ей по квартире. А ее дочка… – Прекратите! – оборвала его Михалёва. – Мы здесь целый день торчим! Выходит, зря? Я уверена, Наташкиных рук это дело. И мужа ее, адвоката. Он здесь чуть ли не час ошивался! – Так вы тоже его видели, Шажкова?! Вы что, с ним знакомы?! – По фоткам узнала. Наташка весь Инстаграм ими закидала: вот мой прекрасный дом, вот моя Настенька, вот моя Настенька со своим замечательным папой… – Но почему вы мне раньше об этом не сказали?! – А вы спрашивали? – Погодите… – Верещагин, недоумевая, смотрел на обоих. – Вы сейчас о чем? – Макарушка, да бог с ней, с этой квартирой, – застонала его мать. – Может, домой поедем? – Уверен: у вас в заначке еще на пару таких же, – усмехнулся Алексей. – Права ваша мама, Макар Иванович. Нам всем по домам пора. – Послушайте, вы это дело начали, вы же должны закончить. – Верещагин посмотрел на дисплей своего навороченного мобильника. – У вас еще два часа. – Хорошо, – Алексей кивнул. – Но если к закрытию банка я не найду вора, я буду считать, что сделка расторгнута. – Вон как вы заговорили… – удивленно протянул Макар Иванович. – Что-то случилось? Вам кто-то позвонил, я видел, как вы разговаривали по телефону. У вас было такое расстроенное лицо… И вы после этого разговора переменили свое решение. Семейные обстоятельства, да? – А здесь у всех семейные обстоятельства, – усмехнулся Алексей. – Это дело, как я понял, чисто семейное. Пресловутый квартирный вопрос. Который нас, москвичей, испортил. Я жду информацию от своего бывшего коллеги. Как только я ее получу, мне станет ясно, уйдем мы отсюда с актами о сдаче-приемке и ключами, или просто уйдем, и будем ждать суда. Алексей развернулся, чтобы пойти в переговорную. Верещагин дернулся было пойти следом, но мать схватила его за руку: – Сынок, посиди со мной и с Людочкой. Алексей понял, что старуха Верещагина не оставила мысли свести сына с понравившейся ей женщиной. Макар Иванович послушно опустился рядом, на диван. «Меж двух огней, – мысленно усмехнулся Алексей. – Интересно, кто перетянет Верещагина на свою сторону? Мать, которая хочет расторгнуть сделку, или Мила Михалёва, которая хочет досадить своей извечной сопернице Наташе Михайловой. Что до меня, то надо как-то сворачиваться». Он уже все решил: больше никаких активных действий. Эх, если бы он раньше догадался позвонить сыну и откровенно с ним поговорить! Уже бы все были дома. «Вот кретин, – обругал он себя. – Андрюху зарядил. Теперь только ждать. Если за Шажковым ничего, ни малейшей зацепки, я с чистой совестью объявляю, что деньги испарились. А дальше, граждане, как знаете. Мне тоже теперь выгодно расторжение сделки». Он, уже никуда не торопясь, вошел в переговорную. – Ну что, Леха? – кинулся к нему Кит. – Нашел бабки? – Пока нет, – сдержанно ответил он. – Эх ты, мент, – усмехнулся Маврушкин. – А хвастал, что ты лучший сыщик Москвы и Московской области! – Слушай, ты… – Алексей еле сдержался. – Лучше заткнись. Он обвел взглядом присутствующих и устало спросил: – С кем я еще не побеседовал? – Меня пропустил, – с усмешкой посмотрела на него Альбина Андреевна. – Ты уже со всеми риелторами побеседовал, осталась только я. – А вам есть что мне рассказать? – Я думаю, что вопросы возникли у тебя. Алексей понял, что за время его отсутствия здесь, в переговорной, жарко что-то обсуждали. У Натальи Шажковой раскраснелось лицо. Марго Терентьева сидела, отвернувшись к стене и закрыв лицо носовым платком. Навязчиво пахло табаком. «И все-таки, кто же из них постоянно курит? И где?» – напряженно подумал он. И кивнул Альбине Андреевне: – Хорошо, давайте выйдем, поговорим. – А чего мы ждем-то? – встрепенулся вдруг Мишаня Трухин. – Сидим тут, наезжаем друг на друга. Эта на эту прет, та на ту.