Великий Полоз, каким бы хитромудрым и мощным он не был, остается гадом ползучим, обычной змеюкой. А кто лучше всех расправляется со змеюками? Рикки-Тикки-Тави, мангуст? Ну да, но кто верит в мангустов на Среднем Урале? А вот ежик обыкновенный — тот всем хорошо известен. И змей разных лопает за милую душу, и к отраве их практически невосприимчив. Кусай его — не кусай, сожрет ежик рептилию, как пить дать. А если к ежику добавить еще малиновое варенье, как общеизвестное вкусное и полезное средство для повышения сопротивляемости организма разным хворям, и путеводный светильник, который проведет страждущую душу во мраке ночи? То получим «Ежика в тумане» с узелком и палочкой, на которой светлячки сидят. Потому как мелкому Демидову путь наружу надо найти, однозначно. И всякая хтоническая хмарь и ужасы внутри нее нифига не помешают, потому как курва-ежик — личность целеустремленная, он вон даже на монстре водном прокатился, пообщался с ним и уцелел. Наверняка этот «Кто-то» в здешних реалиях проживал бы в Затоне и играл роль того же Полоза или Слонопотама — только подводного. Уникальная татау, а? Она просто обязана сработать! Конечно, без набора целебных пиктограмм не обошлось: крестик, жезл Асклепия, снежинка скорой помощи… Ну и кое-что еще я вспомнил. Есть один замечательный остров, на котором совсем нет змей! Эйре, то бишь — Ирландия, вот как он называется. А виновата в страданиях матери и дитя кто? Правильно — змеюка. Значит — четырехлистный клевер на удачу и арфа как символ Ирландии лишними точно не будут. А еще — символ защиты детей. Там такие пять разноцветных человечков опираются на схематичный земной шар своими расставленными ногами, образуя что-то типа звезды с кружочком внутри. Если не это — тогда что вообще? Ежик у меня получился на эскизе, кстати, премиленький. Нет, определенно — Сархан был гораздо более талантлив чем я в плане изобразительного искусства! —…наших сподвижников юные очи Может ли вид эшафота пугать?.. - гроулил себе под нос я, дорисовывая по памяти ирландскую арфу на папиросной бумаге перманентным маркером. — Вы поете страшные вещи! — сказал Демидов. — Что это за жуткая песня такая? — Ордынская колыбельная, — откликнулся я. — Пойдемте к пациентке. И вот еще что: я могу брякнуться в обморок и жутко отощать. Может даже притворюсь мертвым, как получится. В этом случае вы должны будете поднять меня в фургон и предоставить заботам гоблина, ага? — Вы так просто об этом говорите? — князь нервно застегивал и расстегивал пуговицы мундира. — А чего тут сложного? Или сдохну — или не сдохну. Пойдемте, пойдемте уже, у меня руки чешутся! Григорий Акинфиевич кивнул и пошел прочь из кабинета, а я — следом за ним. — На бой кровавый, Святой и правый Марш, марш вперёд, Рабочий народ! — завывал я в такт шагам так, что посуда у Глафиры в шкафчиках дребезжала, а закованные в броню дружинники зябко переминались с ноги на ногу. Внутри темной шахты петь получалось даже лучше: акустика была потрясающая. Демидов косился на меня как на припадочного, а потом сказал: — Я бы рекомендовал вам поразмыслить на досуге вот о чем: кто-то из ваших врагов настолько могущественен, что может проникнуть сюда, в мою цитадель! Мало того — перепрошить броню Демидовых, привязка которой основана на кровной магии. Вас спасла только скорость реакции и инстинкты — на сей раз. Но, я уверен, вас будут пытаться убить снова и снова… — Кого — меня? — показушно удивился я. — Убить? Никогда такого не было — и вот опять! Да и вообще — это вам следует задуматься. С чего бы это меня захотели убить в вашем замке? — Зря ерничаете. Обдумайте мои слова… — Обдумаю, — уже серьезно кивнул я. — А вы — мои. И вот еще: независимо от результатов моей искренней попытки спасти мать и дитя, я бы хотел получить ваше разрешение на посещение подземной Хтони. Мечтаю осмотреться, разобраться — что там и как. Это моя специфика, вы же сами говорили… — Что значит — независимо от результатов? Вы ведь Резчик! — он даже губу вздернул, эдакая оскорбленная невинность! — Я — Резчик, и я говорю — результат будет. Вы сами читали в этих ваших записях, на что мы способны, да? Что касается тела любого из гоминидов, будь то человек, снага или кхазад, — тут наши возможности действительно практически безграничны… — я гнал откровенную пургу, но другого выхода не было: мне нужно было чтобы он верил! — Но есть некий клиренс в смысле состояния, в котором окажется пациентка и ваш внук после… Процедуры. — Да-да-да… — всё-таки он был магом самой высшей когорты, и понимал о чем я говорю. — На то мне и Боткины. — Вот именно, на то вам и Боткины. Только ради всего святого — пока я буду работать — пускай не вмешиваются. И моя просьба о посещении Хтони — она личная, не связанная с той услугой которую я постараюсь оказать. Помочь вам попросил светлейший князь Воронцов, и мне не нужна никакая оплата — это ваши с ним дела. Напротив — я буду вам обязан, если вы разрешите мне… — Я услышал! — надменно процедил сквозь зубы Демидов. Биполярочка у него, что ли? То дядечка-дядечкой, обычный и даже местами приятный, а то — спесь из ушей брызжет. Вот что значит — одиночество! Ни жены, ни детей… Только внук, который еще не родился. Надо мне его выручать, этого пацаненка. Может у дедушки мозги на на место встанут и он перестанет быть таким… Барином? Диким помещиком? Что-то такое, в общем. Я прислушался к внутренним ощущениям: энергии было не то чтобы через край, но — прилично. Да, усилитель для Риковича здорово отожрал маны, но киборги и сброшенный с башни неизвестно-чей-лазутчик это компенсировали. Так что входил в палату я вполне уверенно, постукивая пальцами по ящичку с татуировочными приблудами и рыча «Варшавянку». — Дамы, — сказал Демидов. — Уступите место специалисту другого профиля. — Но, позвольте! — возмутилась старшая из них. — Если мы прервемся — через двадцать минут патологические процессы станут необратимыми! — Если я не справлюсь за двадцать минут — значит, всё бессмысленно, — сказал я и щелкнул замками ящичка. — Мне нужны два стула, рука пациентки и чтобы все заткнулись на двадцать минут. * * * Вообще-то это было невероятно: татау срабатывали практически в тот самый момент, когда я отнимал стилос от готового символа! Полыхали золотом и растворялись! Нет, определенно — эффект наблюдался почти моментальный: от ирландских пиктограмм Пелагея задышала ровнее и как-то расслабилась, а после моих целебных штучек ушла чернота с ее лица, и приборы кругом замигали зеленым… И кому-то это категорически не понравилось! Одна из Боткиных, совсем еще юная девчушка лет семнадцати, вдруг стала чудовищным образом изменяться! Челюсть ее вытянулась, зубы невероятно удлинились, влицо превратилось в хищную морду, глаза налились кровью, во всей фигуре и пластике появилось нечто звериное — и целительница рванула прямо ко мне, намереваясь то ли меня сожрать, то ли мать с ребенком уничтожить. Всё это произошло за какие-то секунды, я успел только забдить происходящее и начать разворачиваться, чтобы встретить бестию хорошим пинком в пузо, но хозяин замка оказался более проворным: — Аш!!! — резко выкрикнул Демидов, и каменный шип вырвался из пола и пришпилил тварь к потолку, разбрызгивая во все стороны кровь и внутренности. — Работайте, Резчик, я вас прикрою! И прикрыл. В прямом смысле этого слова. Меня, мать и ребенка, и все ложе со сложной техникой со всех сторон скрыла под собой каменная сфера. Минералы, из которых состоял замок, как будто живые текли и изменялись, повинуясь воле Григория Акинфиевича, образовывали мощную преграду, которая отделяла пространство с пациентами и одного офигевающего Резчика от внешнего мира. В сплошном монолите проявились фосфоресцирующие прожилки, давая необходимое количество света. Что происходило там, за этой преградой, и что мне нужно будет делать, и как выбираться, если Демидов помрет — я понятия не имел. Зато я прекрасно представлял, что нужно предпринять прямо сейчас. А потому — не обращая внимания на странные звуки снаружи, сосредоточился на работе. Увидев эффект от клеверочка, жезла Асклепия и снежинки, и от лиры с кельтским крестом, я решил оставить красный крест на потом — мало ли, что-то криво сработает и нужно будет подлечить Пелагею? И взялся за Ёжика. Черт бы меня побрал, ежик дался тяжелее всего. С меня пот валил градом, тело бил крупный озноб, суставы выворачивало от болезненных ощущений, а голова кружилась так, будто я не ел три дня. — …Вихри враждебные веют над нами, Тёмные силы нас злобно гнетут. В бой роковой мы вступили с врагами, Нас ещё судьбы безвестные ждут! Не знаю почему, но эта злая революционная песня сопровождала меня с самого второго рождения в этом мире. Определенно, заряжала она капитально. Несмотря на яркие мухи в глазах и общее муторное состояние, я закончил Ежика и не грохнулся на пол, и уже взялся за красный крест, когда Пелагея открыла свои ясные голубые глаза и с благодарностью глянула на меня, а малой толкнулся изнутри то ли пяточкой, то ли — ладошкой. И тут полыхнуло так, что каменный щит, окружающий нас, разлетелся к чертовой матери, и золотом залило всю комнату, и кто-то заорал истошно, а кто-то — восторженно. А я, конечно, вырубился, здорово ляснувшись башкой о край медицинского ложа. * * * — Мальчик! Мальчик! — выплясывал по комнате Демидов потрясая руками в воздухе и выделывая ногами немыслимые кренделя. — Никитушка! Наследник! Бабай, вставайте скорей, я буду вас целовать в обе щеки! Родной вы мой урук! Эй, кто там! Объявите по юридике выходной и премию в десять… Пятнадцать процентов оклада всем рабочим, а в детсады и школы — апельсины, из моих складов! — У-а-а-а-а!!! — басом орал младенец. — Света, подмени меня у роженицы, нужно обязательно зарастить мягкие ткани и выгнать токсины… Состояние пациентки стабильное, прогноз — позитивный, но у меня маны не хватает… — быстро-быстро говорила самая старшая из Боткиных. — Что тут вообще… — я отряхивался от каменной крошки и пыли, отплевывался и пытался врубиться в происходящее. — Та-а-ак! Оказывается, в целом Боткины оставались на нашей… То есть — на Демидовской стороне. И их в комнате-палате суетилось не четверо, а человек десять: похоже, те самые дежурные смены. Я не знаю, какой срок беременности был у Пелагии, явно — не первый-второй триместр, но думаю — со здешним уровнем магической медицины целительницы шести-семимесячного выходят как положено. Вон как орет! — Как сирена гражданской обороны, — сказал я. — Мужик растет! — Да-а-а-а! — Демидов весь сиял, и даже не обиделся на «мужика». — Никита Павлович Демидов! Слуга Государю, отец подданым, гроза — врагам! Я вам точно говорю — нет больше проклятья, я нутром чую: как камень с души свалился! Восьмой сын родился живой и здоровый, даром что чуть раньше срока! Полоз тут теперь бессилен! Демидовы ди Сан-Донато будут жить! — Мне нужно посмотреть на пациентку, — сказал я, а сам подумал, что, получается, меня так и оставили на полу валяться, пока не убедились что ребенок родился и с ним все в порядке. Даром что я просил меня заботам гоблина препоручить. Главное — наследник уцелел, да? Какой, к черту, урук? Да даже мать — это уже бонусом, как получится. Это утилитарное отношение к женщине меня всегда раздражало. Родила — свободна? Вот уж хрен! Женщина — она друг человека… Не, говенно прозвучало. Женщина — тоже человек! А человек — скотина домашняя, ей забота нужна. Правда, в здешних условиях бывают варианты — иногда женщина не совсем человек. или, даже — совсем не человек. Пелагея под присмотром целительниц ожила и посвежела. Это после родов-то! Тяжко ей приходилось во время беременности, похоже, если теперь — полегчало! Или это магия Боткиных работала? Или мои татау? Тут хрен разберешься. Ей дали на руки малыша: крепкого, розового, местами помятого но в целом — симпатичного, и молодая женщина смотрела на него во все глаза и не могла наглядеться. А Никитушка и орать перестал, засопел и зачмокал. Ну — понятно, надо отсюда валить, тут уже мужикам чужим не место, тут дело сугубо личное намечается. — Я должен вам еще одну татау, — сказал я, обращаясь к молодой матери. — Не доделал. Или доделал? Ничего не помню, рубануло меня капитально. — Это вы? — Пелагея смотрела на меня с благодарностью. — Вы нас спасли? Это вы мне ёжика оставили? Что это значит? И показала левое предплечье, на котором так и остался ёжик в тумане: с узелком и веточкой со светлячками. — Это значит, что я правда за вас переживал. И теперь вы никогда не заблудитесь, даже в Хтони, и всегда доберетесь домой. И, наверное, не подхватите простуду и не утонете. Но это не точно, проверять не рекомендую… Еще с лошадками у вас могут начаться странные отношения, м-да… Ежик мигнул золотом, как будто подтверждая мои слова. Или сигнализируя о возросшей моей как Резчика мощи. А может — дело в усилителе, который проявился у меня после Риковича? — Большое вам спасибо… — тихо проговорила Пелагея. — А вы кто? Вы — орк? — Это Бабай Сархан, Резчик, — ответил за меня Демидов и принялся толкать в спину, выдворяя из этой странной больничной палаты. — Надеюсь — наш добрый друг. Пойдемте, пойдемте скорее, я просто чудовищно хочу вас отблагодарить, и не перечьте, не может быть и речи, и вообще — вы говорили что можете еще… — Ага-а-а-а! — я не выдержал и взгыгыкнул в голос. — Что, поверили? И теперь — седина в бороду, как говорится… Нет проблем! Но сначала мне нужен подвиг! — Что? — вытаращился на меня князь.