Беременная девушка — вот кого я там увидел. Она лежала внутри некоего высокотехнологичного ложа, по форме напоминающего половинку яйца, к ее носу и рту, закрытым прозрачной маской, вели гофрированные трубки, к венам в локтевых сгибах были подсоединены катетеры с другими трубками, по которым циркулировала кровь. Кругом стояли какие-то сложные приборы, мигающие огоньками и тихо гудевшие. На их экранах постоянно обновлялись цифры медицинских показаний, мелькали графики и странные символы. Я ни черта в этом не понимал — это точно. Но самым странным было другое: вокруг ложа замерли четыре молодые женщины в бело-красных одеяниях, с распущенными, седыми как снег волосами. Они стояли, сцепившись руками и закрыв глаза, на их лицах застыли напряженные выражения. А лицо девушки на ложе… Оно казалось черным. Нет, это была обычная русская девушка, светловолосая, похожая чем-то на Григория Акинфиевича. Просто печать тяжкой болезни читалась так отчетливо, что смотреть без приступа жалости на страдалицу было невозможно. Огромные, темные круги под глазами, сухая как пергамент кожа, глубокие морщины, тоненькие запястья рук… И большой живот под простыней. Там теплилась жизнь, это я совершенно точно знал! Простыня прямо при нас дернулась от толчка ребенка изнутри! — Ох, — только и смог сказать я. И Демидов уволок меня прочь, и уже в коридоре заговорил: — Я нанял целый клан целителей. Боткины-Торопецкие, слыхали? Хотел Пироговых тоже, но они все на Государевой службе… Да и Боткины хороши, дело свое знают, видели их девушек? Меняются каждый час — иначе померла бы и Пелагеюшка, и внучок мой! — Вот как! — оказывается, внучок. Тут любой нормальный дед за соломинку схватится. — И вы думаете — я смогу им помочь? Наконец появились дружинники Демидовых — в тяжелых доспехах и глухих шлемах. Я напрягся, а князь сделал успокаивающий жест: этих он, похоже, прекрасно знал. Воины вместе с нами шагнули на ту же самую платформу в шахте, и мы поднялись, субъективно — метров на пятнадцать вверх. Я был готов поклясться — не было тут никаких дверей, когда мы спускались! В просторной приемной за стойкой сидела категорически красивая девушка явно смешанных кровей: миндалевидный разрез карих глаз и четкие скулы говорили о североазиатских корнях, а пшеничная, толстая коса — о русских, сибиряцких. Увидев своего господина, она тут же встала со своего места, продемонстрировав традиционный, богато украшенный сарафан, и поклонилась в пояс, причем коса ляпнулась на пол. — Глафира, немедленно распорядись подать мундир, а потом — обслужи нашего гостя, — интонации его сиятельства теперь звенели холодом и надменностью и ни разу не напоминали того встревоженного свойского деда, который суетился вокруг меня все это время. Сейчас это был хозяин жизни, царь и бог, БАРИН. И ему было абсолютно не важно, что бедная Глафира, завидев меня, едва в обморок от страха не упала. — Господин Резчик — ожидайте меня здесь. Если возникнет нужда… в чем угодно — Глаша в вашем полном распоряжении, — бросил Демидов и ушел в стену, просто прямо в камень, как будто не было перед ним никакой преграды. От этих слов девушка едва не лишилась чувств во второй раз. Похоже, говоря «в полном распоряжении» он имел в виду именно «в полном». Кто она ему — крепостная? Холопка? Кабальная? Интересно — разложи я ее прямо тут, на стойке — как бы он на самом деле отреагировал? Конечно, я не собирался этого делать. Что за свинство? Вообще не представляю — что делать с трясущимся от страха и ужаса тельцем, пусть и весьма привлекательных форм и размеров. Это, по меньшей мере, неинтересно! Усевшись в удобное кресло рядом с журнальным столиком, я закинул ногу на ногу и некоторое время смотрел на замершую, аки трепетная лань, за стойкой Глафиру. — Глашенька, солнышко, — сказал я и увидел, как становятся круглыми ее восточные глаза. — А можно мне самую большую кружку кофе, какая у вас найдется, и три… Нет, четыре! Четыре капитальных бутерброда с маслом, колбасой и сыром? — А буженинка?.. — пискнула девица-красавица. — Можно и буженинку вместо колбасы, на твое усмотрение. Не бойся ты меня, я между прочим, урук необычный. Я людей не кушаю, а очень даже наоборот. Натура у меня тонкая, можно сказать — романтичная. Представляешь — я к своей возлюбленной ехал, прежде чем меня сюда дернули. Есть у меня уже зазноба — красивая до умопомрачения, стреляет лучше всех и ни капельки меня не боится! Так что твоя небесная красота и стать меня не особенно волнуют. — Ваши девки страшные как смерть, чего им бояться? — снова пропищала она, а потом закрыла рот руками. — Она лаэгрим, — усмехнулся я. — И да, мне тоже не очень-то нравятся орчанки. Дерутся сильно больно и вредные до ужаса. Но симпатичные среди них тоже есть, это точно. Если говорить о наших, урукских девушках. — Эльфийка? О-о-о-ого! — по всей ее фигуре, по расслабленной позе было видно — в обморок она падать больше не собирается. Общаясь со мной, Глафира орудовала там у себя за стойкой, и пряные мясные и терпкие кофейные ароматы так и витали в воздухе. — А что, так бывает? Прямо как в сказке… — Про красавицу и чудовище? — усмехнулся я. — Ты давай, и себе кофе делай. И садись рядом. — А так можно? — брови ее поползли вверх. — Так князь что сказал? Что ты в полном моем распоряжении. Вот я и намереваюсь использовать тебя для совместного распития кофе. Садись, не стесняйся. Слушай, а чего Демидовы вдруг — ди Сан-Донато? Всегда хотел спросить, но как-то не у кого было… * * * Когда князь вышел из стенки — в парадном вицмундире с золотым шитьем, весь роскошный и представительный, Глаша щебетала что-то про Тоскану и про то, как мечтает о том, чтобы Григорий Акинфиевич ее туда с собой взял, на эту самую виллу Сан-Донато. А я жевал божественно вкусный бутерброд с бужениной и угукал с набитым ртом. — А вы имеете вкус к жизни, господин Резчик, — усмехнулся Демидов, и Глафира с испуганным видом тут же упорхнула из-за стола за стойку. — Мне даже отчасти завидно. Кусок в горло не лезет в последнее время, представляете? Второй день заставить себя поесть не могу. Я сунул в рот последний кусок бутерброда, запил его остатками кофе и помотал головой: — Не представляю. То есть — горе ваше осознаю и постараюсь помочь, но кушать — нужно. Тут на вас всё завязано, если сил лишитесь — кто заботиться о людях будет? Всё ведь посыплется! Кому от этого легче станет? Глафира мелко закивала, подтверждая справедливость моих слов. — А, черт с ним, действительно… — прищурился князь. — Подай через пять минут кофе и чего-нибудь… Того же самого, что наш гость вот так смачно уписывал за обе щеки. В кабинет принесешь. Мановением руки Демидов сотворил в одной из стен приемных фигурную арку, и мы прошли в его кабинет. Помещение это было, прямо скажем, помпезным: высоченные потолки с фигурной лепниной, малахитовые стены, позолота, огромный стол в форме буквы Т с мощнейшим компьютерным терминалом и огромным вогнутым экраном, полки с книгами и огромная коллекция минералов в специальных прозрачных боксах. Хозяин замка уселся в свое кресло за столом и указал мне на один из стульев напротив себя. Я, вертя головой во все стороны и разглядывая интерьеры, занял предложенное место и уставился на Демидова. — Вы ведь в некотором роде специалист по хтоническим прорывам и аномалиям, верно? — он сцепил пальцы в замок. — Узкий специалист. По Сан-Себастьянской Хтони, — скорректировал я. — Тем не менее… Известно ли вам о присутствии на пораженных Хтонью территориях и акваториях могущественных сущностей, которые напрямую с тварями никак не связаны и хтоническими миазмами не поражены, однако тоже проживают в аномалиях и могут считаться сверхъестественными и разумными, при весьма странном внешнем облике? Если он говорит не о Слонопотаме, тогда о ком вообще? — Приходилось встречаться, — у меня даже рожа зачесалась в тех местах, где по ней прошелся волосатый хобот. — Среди них действительно могут попадаться сущности весьма могущественные, спорить с этим сложно. — Тогда нам проще будет друг друга понять… — Григорий Акинфиевич хлопнул ладонью по столу. — Без обиняков скажу: такая сущность прокляла наш род. За что прокляла? За дела наши. За страсть к добыче природного богатства! Да, мы рудознатцы и промышленники! Это в нашей крови! И, столкнувшись с препятствием на своем пути, мы сметаем его — или обходим… Семь поколений назад мы нашли под Уральскими горами Хтонь. Место было грязное, древнее — и очень богатое. И там, в этой глубине, Николай Никитич Демидов, мой предок, встретил его… Пауза была драматичная. Я ее выждал, давая возможность воплотить природный артистизм хозяину. — Великого Полоза! — завершил он. — Николай Никитич был великим магом и вступил в сражение с золотым змеем, и одолел его, и завладел богатствами, доселе невиданными. Всё, что вы встретите в Алапаевске и в других наших уделах — результаты той находки. — Но был проклят, — кивнул я. — Не он — а наш род. Семь поколений — и всё. Не будет более Демидовых. Так сказал Полоз. Конечно, Николай Никитич принял меры, нанял лучших специалистов самого разного профиля, обратился в церковь, пожертвовал много денег… И полсотни лет для Демидовых всё было весьма сносно. Первые три поколения никаких последствий не ощутили и перестали переживать по этому поводу. Род наш был большой, десятки и сотни отпрысков, среди них — множество магов! А потом стали рождаться девочки. Если один из четырех детей оказывался мальчиком — это считалось счастьем. И фамилия стала увядать, пока мы не пришли к тому, что есть сейчас. Сейчас Демидовых ди Сан-Донато не осталось вовсе. Кроме меня. Мой сын Павел погиб на Балканской войне, но невестка — Пелагеюшка, она ждет мальчика! Если он выживет — это будет восьмое поколение. Проклятье Полоза будет преодолено! — он треснул кулаком по столу. — А если погибнет… — То — не будет, — сказал я. — Что — не будет? — князь уставился на меня как на идиота. — Не будет преодолено. Вы почему никого не усыновили? — вопрос напрашивался сам собой. — И вот еще: а почему вам еще раз не попробовать самому? Нет, внука спасти — дело святое, но… Он покраснел до последней крайности, глаза его налились кровью! А потом выдохнул: — Не бывать тому! Чтобы чужая кровь… Не бывать! — гребаный спесивец! — Есть еще четверо Демидовых-Лопухиных, но эти сволочи могут даже на коленях приползти — они не получат и медной полушки! Бездельники! И ни один, слышите? Ни один из них не завел семью! Это ли не настоящее проклятье⁉ — А второй вопрос? — продолжал давить я, некисло так рискуя. — Почему бы вам самому не озаботиться, скажем так… — Не могу! И не спрашивайте — не могу, и всё. Вполне возможно — действие проклятья на физиологию. Но, ёлки — я бы сделал ему по блату татау плейбойского зайчика, почему бы и нет? Было бы желание! Хоть он и сноб, похоже, каких поискать, и по самую крышку наполнен аристократическими заморочками. Но сноб или не сноб — я всё-таки предложил: — Мне нужна подробная информация по этому Полозу, что у вас есть в доступе прямо сейчас. Почитаю, подумаю. Ну, и вопрос с вашим «не могу» — тоже попробовать решить можно. — Что? Послушайте, это неслыханно! Что вы себе позволяете? — нет, определенно, князь Демидов в парчовом халате нравился мне гораздо больше его же в вицмундире. — И мне нужна четкая формулировка: чего вы от меня хотите? Какого результата ждете? — Результата… — обмяк в кресле Григорий Акинфиевич. — Защитите ребенка! Он должен родиться живым и здоровым! А дальше о нем позаботятся Боткины. И Пелагеюшка — такая славная девочка, талантливая, из хорошей семьи… Если сможете — спасите и ее. Если нет — нет. Мой внук — превыше всего. Скотина он всё-таки. Хотя не о себе ведь радеет: о благополучии клана заботится. Так, как представляет себе это благополучие, конечно. Вон, целых четыре Демидова, оказывается, есть! А он — «славная девочка, можете ее не спасать»… Но нет ведь на свете таких крепостей, которые не смогли бы взять большевики, верно? — Значит, змеи, защита детей, удачные роды, общее состояние организма и снятие проклятья… — пробормотал я. — М-да, какой широкий простор для импровизации! — Что-что? — переспросил князь. — Ничего-ничего. Результата гарантировать не могу, но кое-какие идеи есть. Надо почитать, посмотреть, эскиз сделать… — я видел, как у Демидова загорелись глаза. — Часа два-три мне нужно на подготовку. Надежда — вот что появилось в его взгляде! Он, начитавшись старинных записей, искренне верил в могущество Резчиков! А это давало мне дополнительные немалые шансы на успех. Я даже руки потер от предвкушения сложной и интересной работы. В этот момент в кабинет вошла Глафира с подносом, на котором исходил паром кофейник и громоздилась гора бутербродов. — Давайте их сюда, Глашенька, — проговорил князь. — Я голоден, как волк. И позови этого, как бишь его… Петронавичюса! Резчику нужна кое-какая литература, а он у нас за архивы отвечает, так что пусть немедленно мчится сюда! И Демидов набросился на бутерброды. А потом замахал руками: — Берите, берите и ешьте, Резчик. Я знаю — ваше племя отличается отменным аппетитом. А я что? Дурак я, что ли, от такой буженины отказываться? * * * Глава 18 День защиты детей