Занавеска с резким шорохом отодвинулась. К нам выскочил… выпал гравировальщик. Худой, лысый, гладко выбритый и совершенно незнакомый. Я силилась выудить из сознания хотя бы смутный образ этого человека, в памятную, в смысле, беспамятную ночь сделавшего самый поганый в моей жизни портрет во весь рост, но на месте гравировальщика тоже зияла большая черная дыра. – Моя муза здесь! – вскричал он и манерно всплеснул руками. – С подругами! Но почему вы без пальто? То есть платьев ему мало. – Зачем пальто? – уточнила я. – Завтра модный дом переезжает обратно в Гранах, а пальто ты еще не вернула! Я же взял его взаймы. Надо вернуть! Иначе о мастере Грое поползут дурные слухи, и никто не попросит делать меня гравюры для каталога. Понимаешь? – Он помахал у меня перед носом перепачканным в чернилах пальцем. – Прощайте, художественные снимки, здравствуйте, портреты на документы! Откровенно сказать, сделанные этим мастером Гроем снимки, кроме как «художеством» назвать не поворачивался язык. И совершенно непонятно, зачем в жаркую тропическую ночь мне приспичило обрядиться во что-то потеплее сарафана. – Готова обменять пальто на гравюры, – нашлась я. – Какие гравюры? – Мастер чуточку попятился, всем своим красноречиво-странным видом давая понять, что со снимками страшенной бабы с красным пятном вместо рта произошла какая-то чепуха. – Те, что вы сняли. – Ради устрашения я сделала к гравировщику шаг. – Включая ту, что сегодня ездит по городу в тележке зазывалы. – И ведь волшебно работает! – Он хлопнул в ладоши и фальшиво хохотнул. – Сразу видно, что на портрете настоящая фея удачи! Да, но отчего-то себе самой в бессознательном состоянии фея столько всего наколдовала, что мороз по коже идет и под ногами карьерная лестница рушится! – Так повозка с утра по городу катается? – Мой голос понизился до шепота. – Я требую снять эту пошлость. Немедленно! – Муза, ты меня без ножа режешь! Когда ты упала в фонтан желаний, я тебе помог! Ты говорила, что замерзла, и я принес пальто. Говорила, что всегда мечтала стать моделью для осеннего каталога одежды! Специально для этого худела! – Я?! Упала в фонтан, худела ради гравюры в модном каталоге? Нет, господи, я больше не хочу ничего знать. Амнезия прекрасна! Просто сделай так, чтобы неожиданные сюрпризы на этом пальто и закончились. – Ты! – От возмущения лицо мастера пошло красными пятнами. – А теперь хочешь гравюры забрать? – То есть ты их уже продал? – догадалась я, чувствуя, что в животе все еще по-сиротски холодно. Он моргнул и, глядя в пол, покаялся: – Пару часов назад. Этот господин увидел портрет на повозке, пришел и сказал, что хочет забрать снимки. Все разом. А мне аренду завтра платить… Я отдам тебе сорок процентов, муза! – Шестьдесят! – внезапно потребовала Эмма. – И ни процентом меньше. – Да мне бумага и слюдяные пластины для гравирата дороже обошлись! – возмутился мастер. – Тихо, оба! – рявкнула я, заставляя их примолкнуть и вопросительно повернуться ко мне. – Без моего разрешения ты продал портреты какому-то мужику? Вдруг он маньяк?! – Муза, но ты же колдунья, чего тебе маньяков бояться? – удивился он. – Помашешь палочкой, подвесишь вверх тормашками. И чтобы ты знала, господин выглядел очень приличным! – Откуда ты знаешь, как выглядят маньяки?! – воскликнула я. – Он личную карточку оставил! – выпалил мастер. – У маньяков теперь есть личные карточки? На ней так и написано: «серийный убийца»? – На ней написано «судебный заступник» и название юридической конторы. – Гравировальщик полез в карман полосатых штанов и извлек измятый прямоугольник из дорогой бумаги. Некоторое время я разглядывала знакомое имя, написанное каллиграфическим почерком с вензелями. Что сказать? Карьера Харви Крейва, в отличие от моей, действительно шла в гору. За два года с момента нашего расставания бывший дорос до партнера юридической конторы. На задней стороне своей рукой он подписал название гостиного двора и даже номер арендованного домика. – Мне тут в голову пришло, – проговорила я тихо. – Пальто мне нравится, и возвращать его не хочется. Мастер, ты же заработал денег на моих гравюрах? – Ну… – протянул гравировщик, догадываясь, к чему я клоню. Вообще из нас троих только Эмма умела выворачивать ситуацию в собственную пользу и обычно умудрялась продать какую-нибудь странненькую страховку, но тропический остров заставлял меня звереть и превращал в бандитку. – Значит, оставлю себе, – заключила я, хотя пальто было маловато, жало в груди и под мышками. – И уберите снимок с повозки зазывалы! – напомнила Эмма. – Королевским магам запрещено сниматься для каталогов. – Портрет из витрины тоже отдай, – велела я. – Вы мне совершенно ничего не оставляете! – возмутился мастер, но тут замолк и даже немножко съежился под гнетом трех нехороших взглядов. – Как скажешь, муза… это… как скажете, госпожа колдунья. А что же с проданными снимками делать? – Сама разберусь. – Конечно, ведь в ваших руках магическая палочка… – пробормотал он, не догадываясь, что умудрился отдавить госпоже колдунье больную мозоль. Я собралась к Харви в гостиный двор. Вряд ли он вспомнил студенческую молодость и с папкой снимков под мышкой ждал бывшую любовницу возле туристической лавки. Только не Харви Крейв! Хотя и во время учебы в юридической академии вряд ли он ждал какую-нибудь… первую любовь на ступеньках театра, сжимая в руке букетик чахлых гвоздик. Однажды я опоздала на спектакль на пять – ладно! – на двадцать пять минут, и он уехал. Вместе с билетами. Возможно, и с букетом. Этот факт история скрыла. – Мэри, мы должны пойти с тобой! – настаивала Харриет, хотя у нас сгорал оплаченный заплыв на парусном суденышке по ночному морю. Потраченных денег было ужасно жалко. Мы решили разделиться: я пошла отнимать у бывшего компрометирующие снимки, а они – наслаждаться видами ночных огней Блэкрока. Может, не очень честно отправлять любимых подруг на подозрительную экскурсию, но со снимками следовало разобраться. Оставалось надеяться, что на «Морском льве» будет маг или колдунья, страхующие пассажиров от падения за борт. Я покрепче сжала отобранный у гравировщика снимок и решительно отказалась от помощи: – Нет-нет, подруги! Езжайте на экскурсию. – Мариса! – позвала Харри, когда я уже решительным шагом направилась в нужную сторону. – Ни в коем случае не оставайся у него на ночь. И как я не закатила глаза? Наверное, взрослею. – Или хотя бы приди под утро, – добавила Эмма. – Если не появишься к завтраку, мы обратимся в участок! – в спину пригрозила мать троих детей. – Слышишь? Нас там уже знают! На этой странной ноте я завернула в проулок, хотя он и не вел в нужную сторону. Иногда заставить любимых подруг прекратить нести чушь можно, лишь спрятавшись. Гостиный двор, в котором проживал лучший судебный заступник северных земель Харви Крейв, выглядел шикарнее, чем на живых иллюстрациях в туристических каталогах «Сказки странствий». За открытыми настежь воротами журчал каскадный фонтан. По воде клубился розовый туман, созданный с помощью магии. Он стекал по мраморным бортам и фонтан напоминал забытую на раскаленном очаге кастрюлю с убегающей кашей. Харви жил в отдельном домике. Указатель увел меня в глубь территории, в густой тропический парк. В темноте горели уличные фонари с круглыми колпаками, и возле них толкалась мошкара. Каждая запрещающая табличка, воткнутая в газон, была подсвечена отдельным фонариком. В Блэкроке к газонной травке вообще относились с большим пиететом. Возможно, потому, что она взращивалась с помощью магии и, в отличие от бесплатных сорняков Гранаха, стоила приличных денег. В бунгало бывшего жениха горели окна. Как я и предполагала, хозяин был дома. Стоило постучать медным молоточком, как дверь немедленно открыли. Складывалось впечатление, что Харви ожидал моего появления и подглядывал в окошко, прячась за занавеской. – Мариса Крафт пожаловала лично. – Он привалился широким плечом к косяку, одновременно закрывая и проход, и вид в гостиную. – Не надо ерничать, Харви. Ты ведь не ждал кого-то другого? – Ты задержалась, – хмыкнул Харви. – Я уже начал думать, что не появишься. – Буду считать это синонимом «добро пожаловать». Без приглашения я вломилась в дом, едва не сметя «гостеприимного» хозяина по пути. Обстановка гостиной была сдержанно-дорогой. Огромное окно выходило на водный резервуар для купания, подсвеченный огоньками и скрытый от посторонних глаз стеной из колючего кустарника. Это вам не деревянная ванна на веранде. – Выпьешь что-нибудь? – любезно предложил Харви, закрывая дверь. – Со вчерашнего дня я примкнула к ярым трезвенникам, чего и тебе желаю. Замок щелкнул, и немедленно погас верхний свет. На стене вспыхнула пара ночных ламп, и разгорелся светильник на низком кофейном столике. В общем, обстановка воцарилась интимная и романтическая. В такой очень хорошо скандалится! – Харви, отдай мне гравюры, – потребовала я. – Гравюры? – Он состроил недоуменный вид. – Какие? Однозначно юрист из него удался лучше, чем актер. – Вот такие! Я выставила злосчастный портрет вперед. На изображении у меня был ошарашенно-дурацкий вид. Длинные волосы и задранный подол платья вяло шевелились от невидимого ветра. Вообще подвижные кудри делали меня похожей на мифическую гидру в женском обличье. Просто преступление против эстетики, а не портрет! – А-а-а, ты об этих гравюрах, – насмешливо протянул он и сложил руки на груди. На плечах под рубашкой появился красивый мускулистый рельеф. Бьюсь об заклад, последние два года Харви посещал бойцовский клуб и занимался каким-нибудь новомодным боксом. Имелись у меня две слабости: красивые мужские руки и низкие голоса. От хрипловатых нот по спине бежали мурашки, сердце сладко сжималось, а под ложечкой щекотало. В отличие от оперы, я могла их слушать круглые сутки. Как назло, именно Харви Крейв сочетал все мои предпочтения и слабости. И зад у него тоже был отличный! В желтых портках эта часть тела выглядела шикарно. – Я знаю, что ты выкупил у гравировщика портреты. Отдай их. Пожалуйста, – добавила через паузу. Как говорит моя матушка, вежливые люди добиваются цели быстрее. – Ты решила их выкупить? – любезно уточнил он.