Бастиан понимающе кивнул. Эдвин Моро был очень серьезной и значимой персоной, а у таких людей врагов намного больше, чем друзей. Им улыбаются и кланяются, их чествуют и благодарят, но у каждого второго благодарящего за пазухой нож или что-то посерьезнее. Неудивительно, что отца вызвали расследовать его смерть. «Тем удивительнее та непредусмотрительность, которую проявил Моро, вложив значительную часть своих средств в ценные бумаги новой корпорации «Ауферн». Погоня за колоссальной прибылью, которую якобы гарантировали создатели этой финансовой пирамиды, лишила его привычной осторожности. Ее крах стал причиной множества душевных расстройств и самоубийств незадачливых вкладчиков по всем Западным пустошам. Как все были удивлены, узнав, что Эдвин Моро тоже принес деньги в «Ауферн». Пытаясь выправить положение, он заложил лесопилку, но серебряный кризис не позволил ее выкупить. После этого Моро так и не оправился. Свою лепту в его крах внесла и ненависть горожан, многие из которых потеряли работу и лишились средств к существованию. В отчаянии Моро приобрел артефакт Глубокого сна и пустил его в дело. С учетом того, что Лесной принц, как его называла пресса все годы, был по значимости персоной государственного масштаба, следствие провел лично министр инквизиции Альвен Беренгет, который установил, что Эдвин Моро действительно покончил с собой, используя артефакт. Разорение и потеря чести лишили его рассудка». Бастиан перевернул страницу, но не нашел там ничего, кроме стандартных сожалений о том, что жажда денег способна ослепить самых достойных, и пусть трагическая судьба Лесного принца будет всем нам уроком. Но вряд ли Эдвин Моро был так ослеплен жаждой золота и легкой наживы. Такие люди не ставят на карту все, что имеют, не имея гарантий успеха. Возможно, он вложился в финансовую пирамиду потому, что твердо знал: все его деньги вернутся к нему удвоенными и утроенными. Он не сомневался в успехе, и провал поразил его до глубины души, опустошил и уничтожил. Эдвин Моро оказался разорен и унижен. И Глубокий сон стал для него единственным выходом. Бастиан вернул журнал Энн-Клер и спросил: – А что еще можно почитать про Эдвина Моро? Улыбка на тонких губах библиотекарши стала чуть шире: Бастиан понял, что ей понравился его интерес. Он не стал говорить, что хочет найти что-то еще об отце: наверняка Энн-Клер и так это поняла. – Есть книга «Замечательные земляки», – сказала она, поднялась со стула и скрылась за стеллажами. Бастиан терпеливо ждал, всматриваясь в книжные корешки: одни из книг он читал в столице, от других названий веяло чопорным холодом кабинетной науки, третьи казались захватывающими и интересными. Так всегда бывает в библиотеке: то ты не заходишь в ее двери, то не хочешь выходить. Вернувшись с увесистым томом в черном кожаном переплете и с золотыми буквами на обложке, Энн-Клер вписала имя Бастиана в карточку и добавила: – На два дня. Если не успеете, надо будет зайти и продлить. С лестницы послышалось тяжелое топанье, и Бастиан увидел офицера Бруни, который сейчас выглядел оторопелым и озадаченным – так на него повлияла важная и спокойная обстановка библиотеки. – Вот вы где, вашбродь! – воскликнул он. – Пришла миледи Аделин с портретом этого урода! Идемте скорее! – Похож? – спросила Аделин. Когда ее, как и всех девушек в благородных семьях учили живописи, она и предположить не могла, что однажды будет по памяти рисовать серийного убийцу. Сейчас он смотрел с листа белой плотной бумаги – обаятельный, сильный, жестокий – и Аделин чувствовала, как волоски на руках поднимаются дыбом. Бастиан кивнул. – Да, это он. Господин Арно взял портрет у него из рук, всмотрелся, нахмурился – словно перед ним внезапно возник какой-то доисторический хищник из музея. «Так и есть, – подумала Аделин. – Он хищник, который затаился в своем логове. Скоро родится новая луна, созреет, и он снова нанесет удар». – Не местный, – уверенно заявил господин Арно, и Бруни с Шанти, которые заглянули через его плечо, дружно кивнули. – Да, не местный, – сказали они хором, и Шанти добавил: – Ни в городе, ни в поселках такого гада нет. И среди туристов нет, я точно вам говорю. У меня память на лица хорошая, такого я никогда не видел. Бастиан задумчиво постучал кончиками пальцев по подбородку. – Приезжает и уезжает? – предположил он. – Или кто-то из местных его скрывает? Полицмейстер сжал губы. – Инеген маленький город, – сказал он. – Его все равно бы заметили, тут очень много внимательных глаз. Чтоб такой видный, явно богатый господин скрылся от наших кумушек с незамужними дочерьми? – Может, он устроился где-то между Инегеном и Итманом, – подала голос Аделин. – Он там появлялся три раза. Когда напал на Бастиана, когда его видела ваша жена, господин Арно, и когда подбросил к нашему забору тело Магды Геверин. Полицмейстер неопределенно пожал плечами. – А где? Там поля да роща. При всем желании не скроешься. – А дом Корбетта? – спросил Бруни. Полицмейстер лишь рукой махнул. – Развалины! Там от дождя-то не спрячешься, какое уж постоянное житье! Бродяга бы ладно, мог бы и там устроиться. Но у нас-то не бродяга, а джентльмен! Аделин вспомнила особняк Корбетта – в ее детстве он имел устойчивую славу дома, в котором живут привидения. Однажды Аделин подбила Золли и Магду, и они отправились в дом Корбетта, но нашли там только грязь, разрушенную крышу и лестницу на второй этаж с провалившимися ступеньками. Из погреба веяло сыростью и гнилью: Аделин отправила в черный провал огненный шарик и увидела лишь пустые полки для солений. Никаких привидений там не было, и девочки полностью утратили интерес к развалинам. С тех пор прошло много лет, и особняк Корбетта окончательно зарос кустарником и травой. Если не знать о нем, то можно принять его развалины за обычный холм. – К тому же мы его осматривали, – сказал Бруни. – Ничего не нашли, навалил кто-то кучу на крыльце, вот и все. Бастиан понимающе кивнул. Вряд ли такой холеный джентльмен, которого им вчера показал Следовик, прятался бы в развалинах. Такой внешний вид нужно поддерживать, а в доме Корбетта это было невозможно. – Одним словом, бегом в типографию Дасти, – приказал господин Арно. – Пусть печатают листовки, расклеим их по всем улицам. Может, кто-то его опознает. Потом Аделин и Бастиан вышли на улицу, и она с непривычным удивлением подумала: «Я иду, держа своего мужа под руку». Все вроде бы было по-прежнему: лето, люди на улицах, знакомые дома и магазинчики – и в то же время все было иначе. Все было по-другому, потому что сама Аделин теперь стала другой. – Где здесь кладбище? – неожиданно поинтересовался Бастиан. Аделин удивленно подняла левую бровь. – За городом, – ответила она. – А зачем тебе туда? Бастиан махнул рукой экипажу и, когда они сели на неудобную деревянную скамью, произнес: – Хотел посмотреть на могилу Эдвина Моро. Аделин неопределенно пожала плечами – она знала о том, кто такой Моро, все в городе это знали, но понятия не имела, где именно искать его могилу. Зато возница, которому Бастиан протянул монеты, внезапно полюбопытствовал: – Барин, это вам Лесной принц понадобился? Простите великодушно, за каким же дьяволом? Бастиан откинулся на спинку скамьи и, когда экипаж двинулся по улице, коротко ответил: – Мой отец вел его дело. Возница издал радостный возглас и хлопнул ладонью по колену от избытка чувств. – Ничего ж себе! – неожиданно радостно воскликнул он. – Я помню вашего батюшку, возил его две недели, пока он у нас был. До чего ж чудесный барин! Никогда денег не жалел и так вежливо разговаривал, куда там нашим. Наши-то все в зубы норовят, если что не по ним. А тут сразу видно, благородное обращение! «Поедемте туда-то да отвезите меня, пожалуйста, сюда-то!» Достойная персона! Лицо Бастиана на мгновение сделалось очень мягким и мечтательным. «Должно быть, он очень любил отца», – подумала Аделин. – Как он поживает-то, ваш батюшка? – Он умер пять лет назад, – сдержанно ответил Бастиан, и Аделин видела, что он хотел бы спрашивать, хотел бы говорить о таком важном для него человеке. Возница сокрушенно покачал головой. – Ай как жалко. Добрый был господин, дай ему Господь царствия небесного. Много он тогда тут работал, со всеми разговаривал. Ну а что там было узнавать? Сволочью был этот Моро, но хоть капля совести в нем осталась, раз мозги себе выжег. Аделин усмехнулась и на всякий случай уточнила, зная ответ: – Почему сволочью? – Ха! – воскликнул возница. – Конечно, сволочью! Я бы еще хлеще сказал, да только из уважения к вам, миледи, удержусь от таких слов. Сколько народу из-за него по миру пошло? Сначала продул все деньги в этом, как его, дьявола, запамятовал название… – «Ауферне», – напомнил Бастиан. Аделин смутно помнила, как отец рассказывал об этой финансовой пирамиде и предостерегал ее: «Аделин, не рискуй деньгами, какие бы гарантии тебе ни давали твои друзья. Не ставь на кон все, что тебе дорого». – Да, господин, точно. «Ауферн». Ну вот он там сперва состояние прохлопал, а потом и лесопилку. Все, родненькие, на выход с вещами! А что нам детей кормить надо, это его не беспокоило! Я хоть вовремя успел подсуетиться, купил экипаж да лошаденку, а тут и батюшка ваш приехал, так я, слава богу и спасибо вашему родителю, подзаработал. Он платил-то мне не по-местному, а по-столичному, а потом еще приплатил на добрую память, когда уезжал. А остальным куда деваться? Кто уехал, кто разорился, никому до народа дело не было. Я вам так скажу, барин, хоть и неправильно это: хорошо, что он сам с собой покончил. А то бы не вытерпел кто, взял бы грех на душу, точно. Вскоре экипаж выехал за город и покатил среди полей в сторону кладбища. Аделин была там на Пасху с Уве, навещала могилу отца. Вспомнилось, как когда-то давно она, нарушая старый запрет навещать кладбище после четырех часов пополудни, бегала туда за земляникой, а потом сидела на старых могилах, заросших травой, и мир был спокойным и тихим, пахнущим сеном и земляничным соком, правильным. Все восходило из земли и возвращалось в землю, и этого не стоило бояться. Разговорчивый возница въехал в ворота кладбища, поплутал по дорожкам и остановился возле тропы, которая бежала среди старых дубов. Здесь было тенисто и свежо, и древние надгробия, поросшие зеленым мхом, напоминали пальцы, торчавшие из земли. На нескольких Аделин заметила завядшие грязные цветы. – Вот, господин, извольте, – возница указал на тропу и сообщил: – Там за дубами Грешный уголок. Самоубийцы, заложные покойники, всякое такое… Проехать не проедем, застрянем, вы пешком тогда. Только вы уж, барин, поосторожнее. Хоть и время раннее, но сами понимаете. Дрянное место. Тут и белым днем всякое видится. Бастиан усмехнулся и ничего не ответил. Они покинули экипаж и пошли по тропе. Постепенно кладбище стало почти лесом, густым и старым, и в его темной глубине Аделин почувствовала нечто, которое не имело отношения к миру людей. Далекое, дремлющее, оно приоткрыло глаза и взглянуло на тех, кто вошел в Грешный уголок. Его взгляд был ледяным, оценивающим. – Чувствуешь? – негромко спросил Бастиан. Аделин кивнула. Некоторое время они шли молча, и ощущение чужого взгляда на лице притупилось, словно дремлющая среди деревьев тьма не сочла их достойными внимания и вновь погрузилась в сон. Тропинка свернула и вывела Бастиана и Аделин к створкам небольшого склепа. Здесь много лет никого не было. Каменный ворон раскидывал грязные крылья над дверями, но никто уже много лет не открывал самих дверей. Тяжелая цепь, пропущенная сквозь ручки, давно проржавела. Мраморные ступени покрывал сор, сквозь трещины прорастала трава. Пышный куст шиповника рассыпал кремовые лепестки по земле. «Вот и все, что останется после нас, – подумала Аделин с тихой печалью. – Тишина и шиповник». Бастиан поднялся по ступеням и, прищурившись, прочел полустертую надпись на металлической табличке: – «Здесь покоится Эдвин Моро, почетный гражданин Западных пустошей. Спи с миром и надейся на милость Господа». Как интересно, Аделин! Закопали на задворках кладбища, но склеп все же соорудили.