Предусмотрительная Медведиха позаботилась и об угощении после венчания: Аделин с удивлением обнаружила, что прямо в саду был накрыт стол, так заставленный блюдами, привезенными из ресторана в Инегене, что не видно было скатерти. – Сядем да отпразднуем! – провозгласила Медведиха, которая с видимым удовольствием исполняла обязанности распорядительницы. – Пусть ваша жизнь будет сытая и богатая и пусть всегда с вами будут близкие и друзья! Сидя рядом с Бастианом во главе стола и глядя на гостей и слуг ее дома, которые разделили с ней и жизнь, и праздник, Аделин подумала, что все начинается заново. Солнечное утро было теплым и свежим, над садом летали стрижи, и воздух был наполнен запахами цветов и трав – так, что его хотелось пить, словно драгоценное вино. «Все будет хорошо! – подумала Аделин с той мягкой и наивной надеждой, которая всегда появляется в такие дни. – Все обязательно будет хорошо!» Для Куся тоже нашлось место и угощение. Сделав почетный круг над столом – Аделин испугалась, что невоспитанный сыч решит в очередной раз отметить Бастиана весомым знаком особого внимания, – Кусь не стал садиться на обнаженное хозяйкино плечо, чтобы не царапать. Он опустился на спинку стула Барта, замурлыкал, и слуга принялся потчевать Куся большим хрустящим тараканом – все слуги носили при себе парочку насекомых в мешочке на всякий случай. Сычик довольно урчал и смотрел по сторонам так важно, словно это именно он организовал всю свадьбу. После пира, когда солнце подошло к зениту, полицмейстер с женой уехали, на прощанье расцеловав Аделин и обняв Бастиана. Проводив их до ворот, Аделин обернулась к мужу – Господи боже, теперь он ее муж! – и сказала: – Знаешь, я никогда не думала, что выйду замуж. И что у меня будет такая славная свадьба. Бастиан рассмеялся и, с уже знакомой осторожностью обняв Аделин, поцеловал ее – легким, почти неуловимым поцелуем. «Он тоже боится, – подумала Аделин. – Или нет… Он не хочет переступать через меня и мои желания. Он не хочет причинять мне боль». Это было одновременно смешно, очень трогательно и очень правильно. Девушку не спрашивают, любит ли она своего мужа и хочет ли разделить с ним ложе. Никого не интересует, насколько ей приятны его прикосновения и поцелуи. Девушку просто отдают в руки супруга, которого выбрали для нее родители по должности и глубинам кошелька, и он будет делать с ней все, что сочтет нужным, потому что жена – это только вещь, не больше. И хорошо, если это будет молодой человек из знакомой семьи, от которого она хотя бы знает, чего ожидать! И хорошо, если они хоть немного нравятся друг другу! Аделин неожиданно вспомнила, как Герта Лефевр, с которой она сидела за одной партой в школе, едва не повесилась после свадьбы. Родители подобрали ей завидного мужа: Морис Трюдо, золотодобытчик, владелец огромного дома в центре города, солидный человек с опытом и связями. А какое кольцо он подарил Герте на помолвку! А какой у него был экипаж, лошади, мебель, сад! Ну и что, что он старше своей новоиспеченной супруги на сорок лет, ну и что, что в первую брачную ночь она испытала все, что когда-либо приходилось испытывать шлюхам. Это не имело значения. Герту, которую вынули из петли, все называли дурой, не понимающей своего счастья, дурой, которая опозорила свою семью. И тут вдруг Бастиан. Человек, который оставлял выбор за Аделин. Человек, который не хотел брать ее силой, как и положено мужу. Она откликнулась на его поцелуй, чувствуя, как земля уходит из-под ног, как запахи трав и цветов становятся богаче и глубже, как каждый звук превращается в глубокий аккорд. От Бастиана веяло не страхом и тьмой инквизиционной допросной, а светом и теплом, и Аделин готова была утонуть в нем, раствориться, исчезнуть. Наверно, это и было тем единением душ, о котором сказал священник. Аделин казалось, будто она стала настолько легкой, что ветер может подхватить ее и унести. В ушах нарастал шум, словно совсем рядом раскинулось холодное море, которого она никогда не видела, в висках стучала кровь, и на какой-то момент в мире не осталось ничего, кроме Бастиана. Когда они смогли-таки оторваться друг от друга, то Аделин поняла, что шрамов на его лице больше нет – она смотрела на них и не замечала. Потому что любовь смотрит глубже, чем видят глаза. Потому что любовь замечает главное. Ей захотелось заплакать – и взлететь. Потом была ее спальня – и свадебное платье, сброшенное на пол, казалось облаком. Дыхание комкалось в груди, Аделин отчаянно не хватало воздуха. Она не знала, что сейчас – утро, день, ночь, она не знала, что это за мир и время, она полностью утратила себя. В ее мире теперь был лишь Бастиан – его прикосновения, биение его сердца. Так близко, словно оно стучало в ее собственной груди. Так важно, словно они действительно стали едины. Кажется, она всхлипывала, подаваясь навстречу его ласкам. Кажется, кровать ходила под ними ходуном. Кажется, где-то высоко-высоко началась гроза. И судорога, пронзившая Аделин, была настолько густой и сладкой, что на мгновение, долгое, как лето, она действительно перестала дышать. Потом они тихо лежали рядом, не разрывая объятий, и Аделин подумала: «Ведь у нас могут быть дети…» Бастиан улыбнулся и поцеловал ее в висок. – Да, – сказал он. – Могут. Мы будем хорошими родителями, я точно знаю. Аделин встрепенулась, удивленно посмотрела на него. – Умеешь читать мысли? – недоверчиво спросила она. Бастиан рассмеялся. – Нет. Ты просто сказала об этом вслух. «Это возможно, – растерянно и счастливо подумала Аделин. – Мы можем стать родителями, мы можем жить в этом доме, мы ведь достойны счастья». Издалека донесся крик сыча – Кусь парил над садом, довольный тем, что хозяйка жива, здорова и у себя дома, а не в подземелье за решеткой. Неужели это было только вчера! И сычик сидел у нее на плече, отважно готовясь разделить ее участь… Аделин представила, с каким строгим и важным видом Кусь будет сидеть на краю детской кроватки, и рассмеялась. – Все будет хорошо, правда? – спросила она. Злость бургомистра, который обязательно попробует свести с ними счеты, и козни убийцы девушек словно бы отступили куда-то: в жизни Аделин их сейчас не было. И она наслаждалась этой минутой чистого, беспримесного счастья. Пила ее до последней капли, как холодную воду в жаркий день. – Обязательно будет, – кивнул Бастиан. – Я сделаю для этого все, что смогу. Они отправились в рощу на закате, и Бастиан подумал, что чуть ли не впервые в жизни выглядит не инквизитором, который должен пугать одним своим видом, а просто счастливым семейным человеком. Вот они с Аделин вышли из экипажа и спокойно направились к березам: под одной из них кто-то соорудил скамеечку – можно сесть и устроить пикник. Бастиан даже пожалел, что не захватил с собой закусок и бутылку легкого вина. В такой светлый вечер с сиреневыми тенями, что падают от стволов на траву, у всего свой, особенный вкус. Надо наслаждаться им и каждой минутой лета, надо копить его в себе, чтобы вспоминать под осенним дождем и январской метелью… – Аделин! – окликнул Бастиан. – Как твоя голова? Аделин дотронулась до виска, словно вспомнила обо всем, что случилось с ней по вине семейки Гейнсборо, и Бастиан ощутил острый укол стыда. – Пока еще болит, – вздохнула Аделин. – Меня раньше никто не впечатывал головой в ступеньки. Даже не знаю, сколько это продлится. Но магия потихоньку возвращается. – Да, я заметил, – улыбнулся Бастиан. – Искры плавали, когда ты вернулась и увидела Уве. – Сейчас уже ничего нет, – ответила Аделин и негромко добавила: – Так жаль… Бастиан понимающе кивнул и, вынув из кармана заряженную пластинку Следовика, который полицмейстер вручил ему перед свадебной церемонией, сжал руку. На этот раз все получилось намного быстрее и легче: артефакт успел привыкнуть к Бастиану. Аделин села на скамеечку, и Бастиан невольно залюбовался ею – сейчас, вечером, среди деревьев, она казалась сказочной феей, которая выпорхнула из сердцевины березы, заинтересовавшись гостем в своей роще и решив рассмотреть его получше. Бастиан осадил себя. Чувства делали его уязвимым, но как тут будешь оставаться спокойным и холодным? Он спас эту девушку от неминуемой мучительной смерти, он почти влюблен в нее. Они, в конце концов, женаты. Это полицмейстер больше боится свою Медведиху, чем любит, а у Бастиана немного другой подход. В следующий миг артефакт обжег его ладонь – в этом месте было очень много скрытой магии, очень глубоко и качественно скрытой. Бастиан почувствовал ее только потому, что в его руке был Следовик. – Что случилось? – встревоженно спросила Аделин. – Здесь много магии, – сообщил Бастиан. – Я, кажется, взлететь готов. Аделин поднялась со скамейки, шагнула к нему и взяла его за руку. Бастиан хмуро посмотрел на нее и произнес: – Тебе лучше отойти. Он не хотел, чтобы Аделин начала упрямиться и спорить, но, к искреннему удивлению Бастиана, она вернулась на скамейку и призналась: – А знаешь, ты прав. Тут действительно что-то есть. – Ты же сейчас не можешь колдовать. – Бастиан озадаченно покосился на нее, пытаясь удержать Следовик, который принялся энергично приплясывать в его руке так, словно что-то пыталось выдернуть его. – Колдовать не могу, – кивнула Аделин. – Но все равно чувствую. У меня пальцы ноют, и еще знобит. – Напрасно я взял тебя с собой, – с искренним сожалением вздохнул Бастиан. – Лучше бы тебе отдохнуть. Аделин только рукой махнула. – Я бы все равно пошла. «Именно за это я тебя и полюбил, – подумал Бастиан, пытаясь удержать Следовик. – За то, что у тебя есть своя голова на плечах, и ты поступаешь так, как сама считаешь нужным». Полюбил. Он вдруг понял, что с ним случилось именно это, и понимание обожгло и согрело, на мгновение сделав все остальное маленьким и неважным. Да, он полюбил. Может, однажды Аделин ответит ему взаимностью, и к ней тоже придет любовь, а не благодарность и дружба. Что ж, пока ему хватит и этого. Артефакт закачался, и из-за деревьев к Бастиану выплыл серый призрак. Аделин вздохнула, поднесла было руку к лицу и тотчас же опустила ее. Человек, которого Медведиха видела перед тем, как Курт Гейнсборо лишился рассудка, был молод, старше Бастиана лишь на пару лет. Темноволосый, с красивым холеным лицом, одетый так, что хоть сейчас помещай на обложку модного журнала, он перебирал серебряные пластинки артефактов в маленькой шкатулке на ладони, и кривая усмешка оттягивала его рот вправо. Это было его настоящее лицо. Не личина – сейчас Бастиан прекрасно видел, что внешность убийцы девушек, который лишил разума Курта Гейнсборо, не окутана магией. Золотые запонки со львом таинственно сверкнули в серой дымке. Издалека донеслось глумливое гоготание филина. – Ты его видишь? – негромко, словно боясь спугнуть привидение, спросил Бастиан. Аделин кивнула и почти шепотом ответила: – Вижу. Призрак вдруг вскинул голову и посмотрел Бастиану в лицо – в этом взгляде было столько яростной, сокрушающей ненависти, что он почувствовал то горячее возбуждение, которое охватывало его при встрече с могущественным противником, которого надо было победить. Несколько мгновений они смотрели друг на друга, а потом призрак дрогнул и рассеялся. В ушах шумело. Пару минут Бастиан стоял неподвижно, пытался выровнять дыхание. Чужой взгляд лежал на его лице, как печать. Потом наваждение исчезло, и Бастиан неожиданно понял, что уже не стоит, а сидит на траве, привалившись спиной к березе, а Аделин энергично массирует точку между указательным и большим пальцами на его правой руке. Почти стемнело. – Что ты делаешь? – спросил он. – Привожу тебя в чувство, – ответила Аделин. – Доктор Холле научил, Уве это всегда помогало. Тебя закачало, ты почти упал.