– Твой папаша нечестивый, безнравственный негодяй! Он преступник! И место ему в тюрьме! – Почему ты его так ненавидишь? Он ведь для тебя старался, для нас. Он любил тебя и, скорее всего, продолжает любить. – Нет, дорогая моя, он никого, кроме себя, не любил! Иначе не сделал бы того, что сделал. Не опозорил нас, не вынудил уехать из родного мира. Но ладно, – резко остановилась, сдула локон с лица, – я могу понять твою слепую веру в него, ты была ребенком, папиной дочкой, но я, Эльвет, я знаю твоего отца лучше тебя. Я видела то, что ты не могла видеть по ряду причин. Крус целыми днями напролет мог пропадать под предлогом расширения бизнеса, а на деле просиживал штаны в подпольной лаборатории, где варил свое гнусное варево, чтобы потом подсаживать на него молодежь. Костянка один из самых опасных наркотиков. Она вызывает сильную зависимость, побороть которую практически невозможно ни традиционной медициной, ни магией. Да, я всегда мечтала о красивой жизни, да, я люблю роскошь, все мы не без пороков, но деньги Круса – это грязные деньги. – Он каждый день слышал, как ты недовольна своей жизнью с ним. Как ты разочарована. И ты с радостью брала эти грязные деньги, которые он начал приносить домой, рассказывала всем своим знакомым, как твой муж из простого провизора вырос в успешного владельца лекарской сети. – Не смей меня осуждать, жалкая мерзавка! – Глаза матушки воссияли зеленым светом, даже магия выступила наружу. – Кто ты такая, чтобы обвинять меня?! – Я не обвиняю. Я лишь хочу сказать, что своими желаниями ты подтолкнула отца, из-за чего он ошибся. Конечно, ты этого не хотела, но ничего уже не изменить. И ты верно сказала, я папина дочка и мне нужен отец. – Вижу, тебя не пронять. Впрочем, как всегда. Но знай, своим поступком ты всадила нож мне в спину. И я очень, очень разочарована. – Видимо, тебе куда проще разочароваться, чем попробовать понять. Папа неидеален, я неидеальна, но и ты тоже неидеальна. Однако мы все стараемся быть лучше, особенно для тех, кого любим. Разве нет? Разве эти старания недостойны хотя бы элементарного сочувствия? – У тебя на глазах по сей день розовые очки, Эльвет. Но ничего, однажды ты их снимешь. Все снимают рано или поздно. – Хорошо. – Я уже было собралась покинуть квартиру, но все-таки решила уведомить маму о важном: – Ах да, теперь тот дом в Старом квартале мой. Наверняка он тебе не понравится, но сделка совершилась. – Бунтуй, Элли, бунтуй, – обиженно закивала матушка, – рви матери душу, видимо, я заслужила. Как знать, может, твой обожаемый отец даст тебе то, чего не смогла дать я. Думаю, в том доме вам обоим будет очень комфортно. – Ты о чем говоришь? – Я не вернусь с тобой в Магорию и не буду делить квадратные метры с преступником и проходимцем. Лучше останусь здесь, буду чахнуть, буду страдать, но больше пятнать свое честное имя никому не позволю. Вот тебе мое последнее слово, дочка! – Мне жаль, мам. Но она больше ничего не сказала. Ушла молча, с высоко поднятой головой. Что ж, сегодня прямо-таки день откровений. Обидно ли мне было услышать все, что я услышала? Если только самую малость. Наверное, с годами у меня выработался иммунитет к подобным выводам с маминой стороны. Однако я прекрасно понимаю, насколько ей сейчас плохо. Она ведь так рвалась обратно, ждала наступления того дня, того счастливого случая, когда сможет вернуться. И отчего-то мне кажется – скоро мама изменит свое решение. Истерики ее конек, притом она никогда не отказывается от своего. А мне пора на работу. Помимо заказов пора бы действительно озаботиться свадебным нарядом. Только я не хочу пышного платья со шлейфом и множеством юбок. Нужно что-то посовременнее, попроще. Мне на радость, добралась до ателье быстро, а оказавшись в любимых стенах, вдохнув аромат тканей, ощутила воистину блаженство. День предстоит насыщенный, дел накопилось так много, что даже страшно. Но ничего, заклинание раздвоения мне в помощь! Но едва я открыла рот, чтобы произнести заклинание, как дверь ателье открылась, и на пороге нарисовался Полкин. Выглядел он каким-то совсем опечаленным. Неужели решил использовать тактику «надави на жалость»? – Привет, Эль, – улыбнулся через силу, после чего подошел к кофемашине и налил себе кофе. – Ты не против, если я сегодня посижу здесь, с тобой? Обещаю, мешать не буду. – А что-то случилось? На тебе лица нет. – Да, кое-что случилось… – Его глаза вдруг наполнились слезами. Ох, если поросенок врет, ну и получит он у меня! Я поравнялась с ним и незаметно коснулась куртки. Вмиг перед глазами сверкнула вспышка, а в следующую секунду я уже была в больнице у дверей реанимации. И мне стало так плохо, так больно, что слезы сами собой побежали по щекам. Скоро видение растаяло, но вот боль не утихла. – Расскажи, – взяла Пашку за руку, – что произошло? – Отец сегодня в аварию попал. Это был его последний рейс, он уже домой возвращался. В общем, предположительно уснул за рулем. – Он ведь жив? – Да, в реанимации лежит. А врачи, блин, как специально молчат и ничего толком не объясняют. Какого черта, Эль? Почему не рассказать как есть? На кой хрен все эти уклончивые ответы? – И слезы снова выступили на глазах моего друга. Мама у Пашки умерла от онкологии, когда мы с ним оканчивали девятый класс. Тяжелое было время, тогда-то я и прониклась магией по-настоящему, освоила заклинания эликсиров души. Ими спасала друга, когда ему становилось совсем плохо. Варила зелья дома на кухне, потом незаметно добавляла Пашке в чай или кофе. Уж не знаю, благодаря мне или нет, но он перестал бунтовать, не бросил школу, хотя поначалу порывался. А теперь вот отец… – Конечно, оставайся. Мы же с тобой вместе и в горе и в радости. Сочувствую, Паш. На что он кивнул, затем опустился на банкетку и словно бы пропал. Сейчас ему лучше не мешать, не лезть с разговорами. Мне же стало так стыдно за то, что в последний раз стерла ему память. Надо решать проблемы разговорами, а не такими вот позорными уловками. Все-таки я к нему несправедлива. Полкин мой единственный друг, моя прочная связь с миром людей. И я его люблю, пусть и не той любовью, какой бы ему хотелось. Что до магических хитростей, то это удел Григера и ему подобных. Только не ведающий сострадания без зазрения совести коверкает сознание тем, кто заведомо слабее. День прошел в работе и заботе о Полкине. И все бы ничего, если бы не время. Часы отстукивали десятый час, пора было закрывать основной вход и открывать портальный. Сегодня я обязана раздать готовые заказы магорцам. – Паш, – потрепала за плечо дремлющего друга, – пора вставать. – Мм? – нехотя открыл глаза. – А который час? – вмиг подскочил, схватил телефон. – Мне не звонили из больницы? – Нет. Думаю, тебе лучше поехать домой, выспаться. – Снова гонишь, – криво усмехнулся. – Всегда гонишь. У меня и шанса, выходит, нет. – Я не гоню. Ты можешь прийти ко мне за поддержкой когда угодно, и я поддержу. Но… – Да понял я, понял. Не дурак. Как там писал Горький? Из всех насмешек судьбы над человеком – нет убийственнее безответной любви. – Приходи завтра, я тебя угощу обалденным кофе с чем-нибудь сладким. – Ловлю на слове, Эль. Ведь у меня осталась только ты. – Не говори ерунды, Полкин. Дмитрий Валентинович обязательно выкарабкается. Вот увидишь. В ответ он кивнул, затем надел куртку и потопал к двери. Отчего вселенная так жестока к нам? Почему хороших забирает, калечит, сбивает с правильного пути, а недостойных не трогает? Я же без всякого желания, ибо оно улетучилось с новостью Паши, открыла портал. И первым, кого увидела, был тот самый демон. Он был не один, демон пришел в компании молодого и очень красивого парня, с виду моего ровесника. Неужели сын? – Добрый вечер, Эльвет, – склонил голову старший демон. – Добрый, господин. – У меня для тебя очередная работа. Надеюсь, не откажешь? – Если хотите что-нибудь починить, не откажу, – и ловлю на себе пытливый взгляд молодого. – А сшить с нуля сможешь? – Смотря что вам нужно. – Костюм для моего лоботряса, – подтолкнул, как я и предполагала, сына к моей стойке. – У нас намечается грандиозное мероприятие, для которого необходим лучший костюм. – Хорошо. У вас есть какие-либо предпочтения? Или я могу показать каталоги. – Предпочтения имеются. Клос все тебе покажет, дорогая. И расскажет. А мне пора заняться делами. Оставляю вас наедине, – и посмотрел на сына. – Веди себя соответственно статусу, иначе я огорчусь. Младший демон и бровью не повел, но стоило отцу покинуть ателье, как он заметно расслабился. – Итак, слушаю вас. – Я уперлась ладонями на столешницу, уставившись на Клоса в ожидании. – В общем, костюм-тройка нужен. Ткань я занесу в следующий раз. А сейчас сними мерки. Вот как… Прямо в приказном тоне! Как-то все это время мне удавалось избегать встреч с демонами, в основном клиентами были ведьмы, феи, черти, гномы с эльфами, и все довольно воспитанные существа, здесь же явная нехватка ежовых рукавиц. – Вас когда-нибудь пороли крапивой? – Что? – оторопел красавчик. – Ну, крапивой. Хорошим таким кустом. – В моей семье рукоприкладство не в чести, – и расплылся в наглой улыбке. – А тебя что же, пороли? – Однажды. Когда я вбежала в магазин сладостей и потребовала у пожилой ведьмы насыпать мне кулек конфет. Тогда я думала, что, раз мой отец богат, мне позволительно на всех топать ножкой. Что ж, я сильно ошибалась и поняла это как раз тогда, когда узнала, какова крапива на ощупь. – В этой чудесной истории мораль одна: родители-плебеи воспитывают в своих детях-плебеях покорность и послушание. Но коль так вышло, что мой отец по каким-то неведомым мне причинам выбрал именно твое ателье, займемся лучше делом. Пожалуйста, – процедил сквозь зубы. Каков говнюк! Однако пришлось достать из-под стойки сантиметр. Костюм – это всегда хорошие деньги, тем более я набила на них руку. Как уже говорила, магорцы обожают шить одежду на заказ, и чаще это именно костюмы, причем не только мужские. Я подошла к зазнавшемуся демону со спины. Видеть его самодовольное лицо не имела ни малейшего желания. И пока мерила, пока моя ручка с блокнотом летали рядом и вносили данные, я невольно коснулась плеча Клоса, и сердце сейчас же наполнилось тоской, тяжелой и застоявшейся. Да ладно? Демон прячется за маской дерзости? Тогда раздражение уступило место сочувствию, ибо эмоции никогда не врут. А когда измеряла обхват шеи Клоса, поймала себя на том, что напеваю под нос песенку, которую раньше пела по ночам, чтобы было не страшно засыпать. Демон меж тем снова окаменел, лишь его черные глаза следили за моими передвижениями. – Все, я закончила, – отошла от него, – теперь давайте пройдемся по предпочтениям. – Ты не похожа на ведьму, – выпалил он спустя минуту. – Слишком бледная и чересчур спокойная. Мертвячница? – А с чего вы взяли, что я ведьма? – Отец сказал. – Я дитя двух сущностей. Ведьмы и некроманта. – Полукровка, значит. И некромеса в тебе, по всей видимости, больше. – Не могу знать, – пожала плечами. – Но если еще раз назовете меня мертвячницей или полукровкой, я покажу, какой магии во мне больше. Агразис хорос! – произнесла громко, и моя ручка зависла аккурат против глаза демона. – Одноглазый демон на грандиозном мероприятии, вот так диковинка будет. – Ты не посмеешь, полукровка, – улыбнулся широко тот. – Агразис верталис! – скомандовала следом, и ручка, совершив мертвую петлю в воздухе, устремилась за спину демону и через секунду поганец подпрыгнул.