– Как красиво! – любовались молодые на раскидистое абрикосовое дерево, растущее в палисаднике из плетня, и целовались под этими падающими с неба лепестками. Раны Алексея постепенно заживали. Скоро уже можно было снимать и эту тугую стягивающую всё тело повязку, что фиксировала пробитое и сломанное ударом кинжала ребро. Рана на левой руке уже тоже зарубцевалась, и он снова начал выходить на обязательные утренние и вечерние поверки команды. «Бам бара бам, Бам бара бам!» – отбивал ритм утренней побудки сигнала «утренняя заря» барабанщик команды Гусев, а ему вторили многие другие барабанщики, квартирующих в Бухаресте русских частей. Барабаны вообще широчайше использовались во всей русской армии. XVIII век без преувеличения проходил в Российской империи под звуки барабанного боя. Даже высшее светское общество встречало их с полным пониманием, ведь барабаны заменили русских глашатаев-бирючей. Барабанная дробь предшествовала зачитыванию всех указов, она сообщала о различных происшествиях, поднимала тревогу при пожарах и т. д. Даже Петровские ассамблеи своим барабанным боем собирали совсем недавно гостей по всему огромному и многолюдному городу. А в конце их главный полицмейстер под барабанную дробь зачитывал, когда и у кого будут собираться все присутствующие в следующий раз. Но, конечно, главным применением для русских барабанщиков была, конечно же, военная служба. Ещё Пётр I по праву считался первым и самым лучшим барабанщиком во всей регулярной русской армии нового толка. Барабан использовался в войсках при подаче множества сигналов: «утренняя и вечерняя заря», «к молитве», «к столу», «отбой» «поход», «честь», «под знамя» и т. д. Его грохочущий звук поднимал русские полки в атаку, сопровождал их на марше и на парадах, отбивая строевой ритм. В русской армии были полковые, батальонные, ротные и командные барабанщики, состоявшие, как правило, в унтер-офицерских чинах. А во время сражения барабан выполнял функции оповещения и сигнализации. Он был нужен для связи и управления между командиром, его частями и подразделениями, ведь в оглушительном шуме боя было практически невозможно расслышать голосовые команды. В боевых порядках барабанщики находились обычно за строем и всегда рядом с самим командиром. Их потеря на поле боя неминуемо приводила к потере всего управления и могла даже послужить причиной гибели для всего воинского подразделения. Зачастую во время рукопашной схватки враг стремился проткнуть, разрубить барабаны и уничтожить их хозяев, всё, чтобы лишить этим командиров возможности управлять своими подчинёнными на поле боя. Даже в народных сказках нашлось место для нашего барабана – «отслужил наш русский солдат 25 лет службы верной и правдой и пошёл со своим другом-барабаном в родную сторону…». А это означало, что он стал действительно всенародным инструментом, как те же гусли-самогуды, балалайка, ну или дудочка-жалейка. Особая команда была пополнена по положенным штатным нормам. Все, кто был в госпиталях или в своём расположении на излечении, уже встали в строй и теперь все тридцать семь человек занимались егерской учёбой или же несли службу в караулах. Оправлялся от ран только лишь один командир, но и ему это оставалось уже недолго. Раны затягивались, и кости срастались, молодость и любовь делали своё волшебное дело. – Ляксей Петрович, чегось делать-то захотели дальше? – как-то подсел к нему вечерком дядька. Лёшка посмотрел внимательно на старого солдата и усмехнулся. – Да свадьбу сыграем, Никитич. Будешь потом внучат нянчить, тебе-то чай не привыкать недорослей опекать? Война-то эта, злодейка, когда – никогда, а всё равно ведь закончиться, что же тебе всё время наперегонки с молодыми солдатиками по полям да по лесам скакать? Матвей помолчал, подумал и улыбнулся. – Так хоть так, а хоть эдак, а всё же одно скакать придётся. Жаль вот только своих деток Господь не послал, не сподобился я как-то со всей вот энтой службой на семью. А так-то я-то завсегда буду рад только, чтобы с пацанвою нянькаться. Дожить бы вот только, – и он мечтательно посмотрел в небо. – Эй, эй, старый, ты чего это?! – толкнул его легонько Алексей. – Вместе доживём, всё у нас будет хорошо! – Ну, это ладно тада, – взглянул на него с улыбкой дядька. – Это уж, Лёшенька, как Бог даст. А по Аннушке-то, как вообще? Как я погляжу, всё серьёзно у вас? – Это даа, – протянул Егоров. – Серьёзно у нас всё. По осени, дядька, я сватать её буду. Перед этим, как и положено, она нашу веру примет, чтобы уж потом нас всё чин по чину обвенчать бы можно было. У начальства своего я разрешения на женитьбу испрошу. Думаю уж, что их высокоблагородия по этому делу против не будут, и своё высочайшее позволение нам в письменном виде дадут. – А как батюшка-то? – спросил с какой-то затаённой грустью дядька. – Ведь никак не испросишь его благословения отсель. – Ну, по военному времени благословение на брак родителей ведь не требуется для служивого, если у него, конечно, есть отец-командир. А командир, стало быть, всегда есть у каждого военного. И по всем положениям он ведь за самого родителя брачующемуся выступает. Тебе ль то не знать, Никитич? – уверенно ответил на его вопрос Алексей. – Ну а уж потом, конечно, привезу Аннушку в наше имение, да ежели ещё и с внучонком, неужто уж не примет батюшка бравого егерского офицера да с целой семьёй, а? – Да примет, конечно, примет, – улыбнулся дядька. – Как же её не принять-то, хорошая сноха будет, добрая, справная и такая рукастая главное. Не то что вон энти мамзельки у некоторых господ, одна только кожа да кости у них и ещё в обморок постоянно падают. Как у Христа за пазухой с ней будете. Ой, прости, Ляксей Петрович, лишнее чай говорю, совсем уже к этой старости язык разболтался! – Да всё хорошо, дядька, мы с тобой уже как родственники ведь, вот и на свадьбе моей будешь за посажённого отца. Эх, поскорее бы осень, что ли, пришла, – мечтательно улыбнулся о своём Алексей. Но было лишь только начало апреля, южная валашская весна вовсю вступила в свои права. Глава 12. Дорога в Крым На русско-турецком фронте наступило небольшое затишье. Армии обеих империй получали пополнения, припасы, вооружение и готовились к новым ожесточённым летним боям. По берегам Дуная шли лишь небольшие локальные бои между переправлявшимися на вражеские берега подразделениями и поисковыми партиями. Всю компанию 1771 года первая русская армия Румянцева фактически топталась на месте. Единственным достижением её командующего за весь летний период этого года было занятие несколько малых турецких крепостей на Дунае. Компания прошлого года убедительно показала, что турки не способны на равных противостоять русским в больших полевых баталиях. Поэтому оптимальным решением для первой армии Румянцева был бы переход через реку Дунай и полный разгром всех полевых турецких войск в Болгарии. Имеющиеся же у турок небольшие крепости с их такими же небольшими гарнизонами большой роли бы в противостоянии не играли, и, оказавшись в глубоком тылу у русских, они бы и сами капитулировали, сдаваясь на милость победителей. Именно к этому Румянцева и подталкивала сама Екатерина, никак не желая затягивать обременительную войну. Пётр Александрович же придумывал тысячи отговорок, чтобы только не переходить через реку Дунай. Императрица же не решалась сместить недавнего победителя столь многих битв и недавнего «кагульского героя». Есть мнение, что Румянцев, дескать, очень жалел русского солдата и боялся больших потерь при форсировании огромной реки. Но эта теория терпит крах, если только посмотреть, какие огромные санитарные потери несла первая русская армия в этот период «стояния»: январь – умер 461 человек, февраль – 510… июнь – 538… Затем рост смертности только усилился, и в сентябре уже умерло более 3000 человек. Армия несла санитарные потери гораздо больше, чем в самых кровопролитных сражениях. Румянцев мог бы закончить эту затягивающуюся войну в 1771 году. Почему он этого не сделал, мы, наверное, никогда уже не узнаем. Военные неудачи предыдущих двух лет заставили турецкие власти задуматься над их причинами и начать срочную реорганизацию во всей своей армии. Султан Османской империи Мустафа III приказал перестать использовать на главном направлении военных действий все нерегулярные войска из-за их крайней ненадёжности и слабости. Теперь главная армия турок составлялась из регулярных войск-янычар и конных сипахов. Численность турецкой армии при этом серьёзно уменьшилась, но зато возросли боевые качества войск, и серьёзно улучшилась их дисциплина. В предыдущие годы русская артиллерия наводила ужас на турок, сметая как их боевые порядки, так и укрепления. Османская же артиллерия была неповоротливой, костной, с плохо обученным командным и рядовым личным составом. С помощью многочисленных французских советников и специалистов турки наладили производство облегчённых пушек у себя и уже к лету 1771 года первые 60 орудий нового облегчённого образца прибыли в армию визиря на северный фронт. Полное превосходство русских полевых армий, с одной стороны, и упорная защита турками крепостей Бендер и Браилова – с другой, заставили турецкое командование изменить свою тактику ведения войны. Оно решило оборонять сильными гарнизонами все ключевые крепости, обескровить русские армии в их осадах, а затем уже перейти в наступление всеми своими большими силами. Одновременно с этим турки вступили в сговор со своим старым врагом Австрией и заключили с ней тайную конвенцию, по которой та дипломатическим или же военным путём должна была добиться возвращения Османской империи всех завоёванных уже Россией земель. За это Австрии полагалась в передачу территория Малой Валахии и аж 10 миллионов пиастров. 3 миллиона задатка из этой суммы австрийцы даже успели получить. Султан был уверен, что теперь-то он сможет втянуть Россию в войну на два фронта. Сам же он приказал сосредоточиться на обороне правого берега Дуная, Дарданелл, Очакова и Крыма. Именно Крым и стал для России главной целью кампании 1771 года. Многолетние дипломатические усилия самой Екатерины и её командующих Панина и Румянцева, наконец-то дали свой результат. Крымские татары, понёсшие большие потери летом 1770 года, когда они находились под непосредственным командованием у турок, воевать уже больше с русскими не хотели. В их верхах шли большие раздоры, вызванные заменой Султаном крымских ханов Каплан-Герая на Селим-Герая. Российская императрица решила этим всем воспользоваться и занять Крым силами второй армии под командованием генерал-аншефа князя Долгорукова Василия Михайловича. Лёшка шёл к своей возлюбленной из главного квартирмейстерства. Только что у него состоялся разговор с «куратором». В Крыму явно что-то готовилось грандиозное. Шли какие-то тайные интриги между русскими и многочисленными кочевыми ордами великой степи. Да и крымские мурзы уже не раз появлялись в шатре у Румянцева за эти четыре начальных месяца 1771 года. – Готовь свою команду к выходу, Алексей, – распорядился барон. – Не далее, чем через три дня мы уходим верхами на Журжи. Там пересаживаемся, спешившись, на военное судно Азовской, а сейчас уже по факту Дунайской речной флотилии и потом следуем ко второй армии Долгорукова. Она как раз уже начала выдвигаться в район Крымского Перекопа и Сиваша. Твоя команда будет при мне, и помощь хороших стрелков может быть здесь совсем даже не лишней. О нашем выходе, прапорщик, пока никому ни слова! Для всех вокруг сейчас мы идём к Журжи, для снятия на карты противоположного Дунайского берега. Там как раз большая османская крепость Рущук стоит. Помни, Алексей, что вражеский шпион до сих пор нами не пойман, а лишь только затаился до времени! – Слушаюсь, ваше высокоблагородие! – встал по стойке «смирно» Егоров. – Разрешите обратиться к вам по личной просьбе? – и подал собственно написанный рапорт. – Обращайтесь, – милостиво кивнул фон Оффенберг и, вчитываясь в бумагу, удивлённо приподнял брови. – Вы меня удивляете, Алексей, вам всего-то 17 лет от роду, самое время свою карьеру делать, а вы тут себя решили путами брака сковать? – и он с улыбкой взглянул на Лёшку. – Сии путы, как вы изволили выразиться господин подполковник, никоей помехой для карьеры не будут. Невеста моя знает, за кого собирается замуж, понимает и принимает все возможные трудности и неудобства в личной жизни. Нужно лишь ваше письменное разрешение как непосредственного командира жениха. – Вот как, – улыбнулся Генрих Фридрихович. – Как невесту-то хоть зовут, и из какой она сама семьи будет? – Анхен Шмидт, внучка оружейника Отто Карловича Шмидта. Находится на попечении деда, оставшись сиротой со своим старшим братом. Родителей их ещё в детстве убили янычары. Дед внуков воспитывает один, насчёт брака сам он не против, и теперь нужно только ваше одобрение. – Не против он, – усмехнулся барон. – Конечно, как он противиться станет, когда у него вот такой вот орёл в зятьях будет. Офицер, дворянин, имперский егерь, наконец. Женись, Алексей, а я ещё на твоей свадьбе погуляю. Но! – поднял он палец вверх. – Только после нашего важного дела. Думаю, к осени, к самой поре свадеб, мы как раз-то и обернёмся назад. У вас там, поди, уже всё сговорено заранее? Ну, вот пусть пока подсуетятся тут без нас. Нечего боевому офицеру себе голову такими мелочами забивать, ему подвиги совершать нужно, – и он подмигнул лукаво Лёшке. У Шмидтов было всё как обычно. Дедушка уже свыкся с мыслью, что внучку нужно отдавать замуж, и она всё равно когда-никогда, а всё-таки выпорхнет из родного гнёздышка. Тут же была неплохая партия – русский офицер из дворян и сам, как видно, человек грамотный и порядочный. Да и любят друг друга молодые, пусть уж так, всё равно лучшего варианта для Анхен не сыщешь в этой разорённой войной стране. Как и все немцы, к этому серьёзному делу Отто решил подготовиться основательно. Поняв, что от жениха толку мало и у него была только одна любовь на уме, он начал напрямую вести дела с его дядькой Матвеем. Старики что-то подолгу обсуждали, порой спорили и всё-таки в итоге приходили к согласию. Свадьбу решили сыграть на Казанскую. До этого времени нужно было утрясти сотню дел. Отто, как и задумывал ранее, решил всё же наведываться к родне в Силезию. Повидаться, пригласить их всех на свадьбу, да и присмотреться к тому, как они там вообще живут. Кто знает, разлетятся внуки из родного дома, и кому он тут вообще в этой Валахии будет нужен? Внук Курт был, конечно, ученик хороший, и ему можно будет потом доверить семейное дело. Но это в перспективе. А пока ненадолго и только лишь на время его отлучки, нахмурясь, обдумывал свои дальние планы старый оружейник. Слишком молод он, и нет в нём должной серьёзности для самостоятельного продолжения семейного дела. За всем здесь постоянный пригляд нужен. Ну да ничего, месяца четыре похозяйствует без нас, как раз это полезно для парня будет. Прощание с невестой растянулось на все три дня. – Анхен, солнце моё, мы с тобой только до осени ведь расстаёмся, а потом у нас впереди будет целая жизнь! – успокаивал Лёшка девушку. – Ну же, не плачь милая, – и он вытирал ей слёзы. – Съездите с дедушкой к родне, путешествие развеет грусть, ты и не заметишь, как эти летние месяцы пролетят, – убеждал невесту Алексей. – Только вы уж осторожнее там, дороги ведь нынче везде неспокойные. Ну да дедушка-то чай опытный сам и не заставит вас понапрасну рисковать. Да, и вот тебе ещё, – и он передал ей небольшой бумажный пакет. – В нём документ, скреплённый канцелярской печатью, что ты есть невеста русского офицера, дворянина, и требование ко всякому начальственному лицу оказывать тебе всяческое содействие. В итоге под слёзы и рыдания невесты молодые расстались, и особая команда егерей, сопровождавшая главного картографа армии, убыла в сопровождении казачьей сотни в сторону Журжи. «На описание Дунайского берега», как и говорилось всем тем, кто был свидетелем этого отправления. Команда двигалась на заводных, переданных им казаками сопровождавшей сотни из Третьего Донского полка. Во главе её был уже хорошо знакомый егерям по прошлым боям Платон. Только теперь из старших урядников его повысили сразу же до хорунжия, что соответствовало офицерскому званию, и было видно, что казак этим очень гордится. Лёшке по большому счёту было на это всё равно. Казак был воином хорошим, и относился он к самому Алексею с большим уважением. Но вот перед своими станичниками он, конечно же, «петушился». – Емельян Архипович, ты бы осадил его маненько, – кивнул как-то Лёшка на Платона пожилому здоровому казаку с багровым шрамом через всё лицо, ставшему урядником из приказных. – Ох, Ляксей Петрович, ему бы ухо накрутить надо или чтобы батька выпорол бы по старой памяти. Заносит Платоху порой, ну да ладно, жизня пободает малёх, чай остепенится потом паря, я же и сам вот, как вспомню себя, шибутным был да гоношистым по молодости. Пооботрётся чай ещё, лишь бы свою голову сберёг. – Ну, ну, – кивнул Лёшка. – Дело ваше, станичники. Под Журжи стояла часть формируемой Дунайской флотилии, было здесь два трофейных двухматчовых галиота, три качебаса, галера и несколько «новоманерных казацких лодок». Именно на двух галиотах и следовало отплыть по течению в сторону взятых у турок крепостей Браилова и Измаила, а уже дальше с выходом в Чёрное море держать курс на околокрымский Каркинитский залив. Далее нужно было выходить на Каланчакский лиман, где и соединяться со следующей к Перекопу Второй русской армией Долгорукова. Дунайская флотилия была образованием весьма новым, но уже покрывшим себя славой в ожесточённых боях прошлого года. Основу её составляли казачьи донская и запорожская флотилии. Для усиления им определили опытных русских флотских офицеров, старшин и матросов из Азовской флотилии. Передали также часть маломерных и плоскодонных судов, которые переоснастили и вооружили уже на месте сами дунайцы. И начали они вести активную борьбу с турками на этой, такой огромной и широкой реке. В их задачу входила борьба с имеющимся уже тут речным флотом турок, поддержка своей армии при взятии прибрежных крепостей, переправа своих войск и срыв десантных операций противника. Несмотря на то, что в количественном отношении флотилия весьма уступала туркам, ей всё-таки удалось взять инициативу в свои руки и завладеть практически всем средним и нижним течением реки. Пока фон Оффенберг, вёл переговоры с комендантом крепости и с командиром стоявшего тут отряда флотилии, Лёшка оглядывал окружающие окрестности. Три месяца назад его увезли отсюда лежащего на повозке. Всё так же шумели высокие заросли камыша на протоках и на многочисленных речных рукавах. Тёплый майский ветерок шевелил сплошную стену растений. Вокруг всё дышало миром и покоем, как будто бы и не было тут штурмующих колонн, громкого грохота барабанов да залпов орудий. Где-то вдалеке команда сапёров лениво ковырялась на валу, восстанавливая его от полученных зимой разрушений. Проследовало куда-то два десятка солдат при капрале с ружьями на плече, да драил до бронзового блеска свою пушку канонир. Гарнизон такой большой крепости был здесь совсем не большим, при турках тут, конечно, яблоку было негде упасть, уж кто-кто, а Лёшка-то это знал прекрасно. Ещё прошлой осенью довелось ему отсюда выкрасть важного османского офицера из главных инженеров со всеми его бумагами. Как, казалось бы, давно это уже было… Наконец-то бароном были решены все вопросы и формальности, и Алексей дал команду на погрузку для всей команды.