– Отпустите толстячка, – кивнул Лёшка казакам. – Живи, Байрам! Обоз из пяти саней с ранеными стоял наготове, Лёшка ещё раз проверил культю Бориски, молодого егеря из тройки Егора, попавшей под «волков». Командира похоронили, Борьку подобрали в поле с отрубленной кистью, и теперь солдатику следовало ехать в обозе в глубокий тыл, а уже потом дальше в Россию-матушку и искать там себе место в инвалидной команде или же возвращаться в родное село. – Всё, отвоевался ты, Борька, теперь хоть наши берёзки увидишь, – успокаивал своего товарища Лёнька, последний оставшийся в строю из всей тройки Егора, крепкий белобрысый паренёк, что только недавно пришёл в команду из пехотного пополнения. Хорошо обработанная и зашитая культя почти что не кровоточила. Егеря попрощались и отошли в сторону. Колонна из трёх сотен пленных и пяти саней с ранеными и с конвойными верховыми казаками уходил в северном направлении на Бухарест. Борис приподнялся и помахал егерям: – Прощайте, ребята! – Прощай, Бориска! Команда уже третий час бежала лёгким бегом без передышки, не останавливаясь ни на минуту. Далеко ушли «волки». Сложно будет их теперь догнать, но всё-таки можно. Это ведь не степь, снег смешался с грязью и стал тёмно-серым. Каждый куст, лежащий попек пути ствол, или даже промоина замедляла движение людей, а уж про лошадей и говорить не стоило – вот кому было сейчас тяжелей всего. Видно было по следам, что не так уж и далеко оторвались от егерей «волки». Да и одну остановку в пути они точно сделали. Через час движения наткнулись егеря на место их стоянки. Земля там была хорошо притоптана. Виднелись кучки конского навоза, какие-то окровавленные тряпки, а пройдя шагов десять в сторону, наткнулись следопыты Фёдор с Тимохой и на небольшую яму, закиданную сверху ветками. А в ней лежало три трупа, как видно, из тех, кого всё-таки смогли «забрать с собой» егеря и казаки в том недавнем бою. Двое из них были пробиты пулями, а у одного была рассечена шашкой голова. Были они все одетые, только без оружия, и на каждом была обязательно одета неизменная волчья шапка-малахай. – Пять – девять, за вами долг, гады! – пробормотал тихо Лёшка, отворачиваясь от убитых. – Что сказали, вашбродь? – переспросил Макарыч. – Десять минут передышки всем, Иван Макарыч, а потом снова в погоню, я говорю, – поправился Егоров. – И казачкам там передай, что ежели невмоготу им, а особливо их лошадям, так пусть тогда дольше стоянку делают и скотину свою обихаживают, глядишь, и догонят нас потом. Через десять минут егеря скользнули вперёд по следу, а на егерских головных уборах Фёдора, Тимохи, Макарыча и Карпыча висели слева небольшие кисточки волчьих хвостов. Лёшка посмотрел на них и ничего не сказал. – Вперёд, братцы, они от нас всего-то в паре часов хода. Вполне даже можем догнать! Заросшая просека сменилась большим выжженным участком леса. Кусты только начали прорастать через опалины, и две версты егеря бежали по плотной земле легко. Казаки тоже их догнали и даже ушли теперь чуть вперёд. «Плохо, – думал Лёшка. – Этим ведь тоже легко стало. – Следы подошв людей исчезли и оставались только выбоины от конских копыт. – Странно как-то идут „волки“, – ничего не понимал Алексей. Сначала они забирали влево к западу, теперь вот на север немного приняли, а после того вообще вправо взяли. Такое чувство, как будто бы они круг делают. Ну да ладно, пусть плутают, коли хотят, пожарище вот закончится, в лесу всё равно мы их нагоним, – и прибавил ещё ходу». – Эх, Борька, Борька, – жалел товарища Лёнька. – Как же не уберегся-то сам. Уже ведь проскочили почти энти-то, так нет же, вывернул самый крайний с боку и полоснул солдата своей саблей. Всё так быстро было, я даже и фузею свою зарядить не успел. А Бориска ружжом, видать, прикрывался от той сабли, ну тот ему и срубил от того руку с ходу. – Ладно, жив хоть остался, – успокаивал товарища Гусев. – Ничего, будет в инвалидной команде полосатую палку в каком-нибудь из уездных городков поднимать. Ну, или к родителям в родную деревню после госпиталя вернётся. – Ты не болтай тут, Гусь, чего вон сам-то не знаешь! – прошипел ему зло Цыган. – Это ты, я смотрю, из их благородий чай будешь, грамотный, как же, сам вон умный шибко, тебе-то и без руки можно хоть в какую канцелярию писарем пристроиться, да или хоть в тех же кабаках тереться и прошения на гербовой бумаге за три копейки просителям строчить. А простому мужику-инвалиду как же с этим жить? Кому он такой в селе-то дармоедом нужен? Чтобы его все куском хлеба попрекали потом, да? Своего хозяйства или семьи ему никогда уже не завести, а коли родители помрут, так чё дальше-то? Легче уж в бою в землю лечь, чем вот так вот мучиться! – и он снова зло зыркнул на барабанщика. – Разговорчики! – крикнул Лёшка. – Дыхание бережём, снова вон лес начинается! И действительно гарь закончилась, и пошло редколесье с густой кустарниковой порослью, а след явственно заворачивал к востоку и нырнул в широкий пологий овраг. Всё это было очень странно, ещё часа три-четыре хода, и «таким вот макаром» можно будет им опять на свой старый след выйти. – Ходу, ребята, ходу! – следы были совсем свежими. – Похоже, что через час мы их уже нагоним! Вдруг в отдалении хлопнули несколько выстрелов, и тут же всё стихло. – Фёдор, Трифон, ваши тройки авангардом растянитесь на три шага друг от друга и вперёд! Всё оглядеть и потом доложить. Остальным, идём за дозором сторожко, всё вокруг слушаем и оглядываем! – отдал команду Егоров, и шесть егерей отделившись от основной команды, проскользнули вперёд. Через минут тридцать чуткого хода к Алексею подскочил посыльный от Цыгана: – Вашбродь, на дороге турка толпится, только что-то без ружей все, шумят там да галдят что-то. На сердце у Лёшки стояла какая-то тревожная маета. Ничего не говоря, он вдруг сдёрнул с плеча штуцер и, сорвавшись с места, рванул по пологому оврагу в ту сторону, откуда только что прибежал посыльный. Вся команда егерей, откинув всякую осторожность, понеслась за ним следом. Три сотни пленных турок, толпившиеся на дороге, разом загомонили и задрали вверх руки, когда из кустов на них вылетели эти страшные зелёные шайтаны и казаки. Только вчера для них вполне благополучно закончилась эта опасная война. Никто, взяв их в плен, никого из них тогда не убил, и они шли себе совершенно спокойно одной большой колонной на север, под охраной своего небольшого казачьего отряда. Как вдруг на них вылетели из леса эти бешеные беслы, ранее охранявшие самого султана, и начали с неистовой яростью рубить малочисленный и неготовый к бою казачий конвой. Было видно, как им хочется порубить ещё и всех солдат, сдавшихся в плен к русским, но они только повесили на дереве визжавшего толстого офицера-интенданта и отдали отбитых коней всем остальным старшим османским командирам. Всех своих захваченных пленных из русских, в том числе и раненых, они убили и, пряча в испуге глаза, турецкие ополченцы отступили подальше от стоявших посреди дороги саней. Пять саней по трое раненых в каждой. Их было пятнадцать, не считая ещё и возниц. И все они теперь напоминали те изрубленные и исколотые чучела, которые рвали на учениях штыкового боя пехотинцы. Только были это когда-то живые пусть и увечные да раненые солдаты, сейчас же все сани были залиты их кровью. Всех тяжелее свою смерть принял Борис. Перед смертью «волки» нашли время пытать ненавистного «зелёного шайтана» и вырезали у него всё то, что только смогли. Насмотревшийся за свои короткие «две жизни» Лёшка много уже чего повидал, но это было уже слишком. Его глаза налились кровью, и он, судорожно дыша, глядел на столпившихся, словно испуганные овцы, пленных турок. – Siz mahkumsunuz ve ölüme tabi değilsiniz! Rus askerleri tutuklulara bu şekilde vurmaz…(– Вы пленные и смерти не подлежите! Русский солдат пленных не бьет, как вот эти… (тур.)) – и Лёшка кивнул на юг, туда, куда ушли «волки». – Ваша страна войну проиграет всю и напрочь! Она проиграет все последующие войны с Россией. В ближайших сражениях погибнут десятки тысяч турок, и это сюда ещё не подошел сам «топал паша – Суворов». Я дам вам всего пять провожатых из казаков. Идите в Бухарест, правоверные. Аллах милостив, вы останетесь живы и после войны вернётесь к своим родным. – Пятерых дашь им провожатых, – кивнул Лёшка Платону. – Сколько тогда у нас останется лошадей? – Да два десятка и ещё две к тому, ваше благородие, – покладисто доложился казачий урядник. – Подсаживай на каждую к своему станичнику по одному моему егерю и вперёд, быстрее к селу! Надеюсь, ты понимаешь, что там сейчас творится, урядник? – и он пристально взглянул на казака. – Так точно, ваше благородие, – покачал тот головой и, развернувшись в сторону своих людей, заорал – Всех коней сюда, быстро! Половина домов Пьетрели пылали, выбрасывая столбы пламени и дыма в небо. Среди них мелькали всадники в серых шапках и разбрасывали факела по многочисленным сельским постройкам. Вот ещё занялся крытый соломой дом, за ним второй, третий, вспыхнул сарай во дворе крайнего к околице. – Всем разобраться в цепь! – рявкнул Егоров. Примкнуть штыки! – Двадцать два егеря соскочили с лошадей выстраиваясь в одну линию с интервалами в пару шагов между друг другом. – Урядник! Сзади своих держи, вперёд не лезьте, пока мы их не проредим! – прокричал Лёшка старшему из казаков. И потом отдал команду егерям – Штуцерным дистанция стрельбы четыре сотни шагов, фузейщикам – две, при сближении собираемся в каре, вперёд помалу! И цепь стрелков двинулась к околице. За ними шагах в десяти следовало два десятка казаков с пиками и с обнажёнными саблями наизготовку. «Чавк, чавк, чавк», – чавкала раскисшая снежная каша под ногами. Егеря шли медленно, поводя лишь жалами штыков. Мельтешение всадников впереди прекратилось, и вдруг плотная конная формация вылетела из улицы села, разворачиваясь на глазах в косое крыло. – На колено! Штуцерные…пли! Сухо хлопнули десять штуцеров, выбивая семерых всадников из седла. Винтовку заряжать было долго и Лёшка, удерживая её одной рукой, выхватил пистоль: «Ну хотя бы ещё одного, а в упор я смогу забрать». «Волки» не приняли ближний бой, раздался свист и, не доходя двухсот шагов до цепи, крыло атаки сломалось, и, развернувшись вправо, оно стало уходить за окраину. – Фузейные, огонь! – грохнул единый залп ружей, но расстояние уже было запредельным, и вдали слетела только лишь одна фигурка. – Заряжай! – отдал команду прапорщик, и стрелки заработали шомполами, забивая в стволы пули. – Вперёд! – рявкнул Платон, и донские начали обходить цепь сбоку, чтобы устремиться в погоню за ускользающим от них врагом. – Стоять всем! – заорал Алексей, выбегая наперерез. – Стоять, я сказал, третий донской! Стоять, вашу мать! – Да ты что это, вашбродь?! – гарцевал на своём жеребце казачий урядник. – Уйдут же, уйдут эти, сейчас же самое время их бить! Ещё пару минут и мы вообще их не сможем догнать! Быстрее идти надо! – Ты мне бойца по осени угробил! – зло бросил ему в лицо Лёшка. – Теперь и своих здесь всех хочешь положить? Ну, давай, прикопаем потом всё, что на поле соберём, всё честь по чести сделаем! – и, развернувшись к своим, отдал команду: – Всем минуту на дозарядку оружия! Лёшка развернулся и добил несколько раз молоточком по шомполу. Пуля туго входила в нарезы ствола, наконец, она дошла до порохового заряда. Открыв крышку замка, егерь проверил по привычке затравочное отверстие и сыпанул на полку остатки пороха из патрона. Крышку закрыть, курок на боевой взвод. Сухо щёлкнул курок, подняв зажатый в крепёжных губках кремень для удара. Вот теперь его оружие заряжено. А всё это время Платон, багровея от ярости, смотрел со спины на спокойно занимающегося таким привычным делом этого молодого офицеришку и тискал в руке свою шашку. – Тьфу ты! К нему подъехал старый казачина с кривым шрамом через всё лицо, что-то там тихо проворчал, и Платон, вздохнув, махнул свободной рукой и заметно расслабился. – Цепью, за мной, бегом марш! – отдал команду прапорщик и первым выскочил в ту сторону, куда ушла вражеская полусотня. Командир «волков» немного просчитался, схоронив своих всадников за южной околицей села. По всем его предположениям, увлечённые бегством противника с поля боя казаки должны были броситься в лихую погоню и оторваться от этих зелёных шайтанов. И тогда их можно будет легко вырезать вот тут вот, в самом удобном для этого месте. Ну а потом уже настанет время и для расчёта с «зелёными». Приём с ложным отступлением был всегда излюбленной тактикой у кочевников и, как правило, он безотказно работал ещё со времён скифов, гуннов и всех прочих, уже исчезнувших в истории племён. Первой показалась цепь стрелков в серых, грязных халатах, а за ними всё так же на расстоянии десятка шагов шли рассыпанным порядком русские всадники. Полусотник беслы аж взвыл, закусывая до крови губу. Что теперь ему говорить старшим?! Почему он потерял восемь своих всадников и никого не убил из тех, кто это сделал? Но он был опытным джигитом, и хладнокровия в битвах ему было не занимать. Если сейчас он кинет свои четыре неполных десятка на этих русских, то он напоит сабли их кровью, но при этом падут и все его воины. Слишком крепкий орешек этот русский отряд для его потрёпанного отряда. Давно уже он не встречал такого достойного врага. И, приняв решение, командир издал гортанный клич и «волки», развернувшись, начали уходить с места засады по главному тракту на юг. – Огонь все! – крикнул Лёшка и сам припал к прицелу. Четыре сотни шагов, четыре с половиной. Всадники летели к просеке лесного тракта, припав к холкам коней. Далеко. Вокруг хлопали выстрелы фузей и штуцеров. Палец выбрал свободный ход и плавно выжал спусковой крючок. Бабах! – По-моему, промазал, – пробормотал Лёшка и, обернувшись, выкрикнул: – Длинную винтовку мне сюда, быстро! Здоровячек, Ваня Кудряш, словно огромный медведь, подсочил к командиру и поставил перед ним длинное винтовальное ружьё, доработанное старым немецким мастером. Лёшка плюхнулся прямо в грязь и, откинув самый дальний целик с небольшим кругляшом, опираясь на сошки, плотно прижал приклад к плечу. Далеко, семьсот шагов расстояния точно будет. «Волки», уже выйдя из-под огня, выпрямились и были уверены в своей безопасности. Хлоп! Острая пуля пробила на спине колчан одного из воинов и вошла ему прямо в сердце. Беслы снова пригнулись и, пришпорив коней, скрылись вдали. На поле в отдалении лежали два тела, и возле ближайшего билась на земле одна подстреленная лошадь. Вдруг этот всадник, как видно, оглушенный при падении с подстреленной лошади, зашевелился и, привстав, бросился к лесной опушке. – Ехей! – гикнули трое казаков и поскакали к нему наперерез. – Живым берите! – крикнул вслед Лёшка, наблюдая, как казаки отрезают подбитого «волка» от леса. Вот они сблизились, закрутились на месте и один из казаков вдруг рухнул под ноги своего коня. Сверкнули шашки, и рядом с казаком рухнул и срубленный ими «волк». – Вот и нет у нас языка, да что это за день-то такой! – махнул в сердцах Лёшка. Десяток егерей Давдовского во главе с их капралом лежали кровавой кучей тел, сваленные при самом въезде в село. Тут же валялись на земле их фузеи с расщепленными ложами прикладов и с искорёженными стволами и замками. В жерлах трёх ранее захваченных пушек были забиты тройные заряды пороха, оставалось лишь только поджечь фитили, чтобы их разорвать взрывом. Как видно, на это у «волков» времени уже не хватило, слишком быстро вышла из леса погоня.