– Гонцы выезжали, – коротко бросил ему Лёшка, показывая на бьющуюся неподалеку в агонии лошадь. – Да пристрелите вы уже её! Фёдор, да добей ты, что ли, чтоб скотина не мучилась! – Не могу, вашбродь, жалко кобылу, – мотнул тот головой. – Вон пущай хоть Стёпка это сделает. – Всем перезарядиться и занять позиции в цепи! Ждём турок! – отдал команду Егоров и сам начал долгую перезарядку своего штуцера. Цепочка егерей особой команды сейчас дружно и молча работала шомполами, загоняя пули в свои фузеи и штуцера. Слышалось только их позвякивание от удара о ствол да ещё глухое постукивание молоточков, загоняющих свинцовую смерть в винтовые нарезы. Рота егерей в это время начала расширять проход для своей конницы, растаскивая в стороны весь хлам и разворачивая захваченные пушки в сторону села. А в Пьетрели же сейчас царила паника. Неожиданное нападение русских застало турок врасплох, и им нужно было время, чтобы собрать все свои подразделения и потом кинуть их в атаку. Но времени на это уже не было. С южной стороны села, а затем и с других околиц засверкали огоньки выстрелов, и донесся крик наступающих. Цепи егерского батальона, поднятые своими офицерами и унтерами, вышли к околице, ведя частый ружейный огонь. «Бабах, бабах, бабах» – грохнули три пушки, наконец-то развёрнутые с северного направления в сторону своих бывших хозяев. «Шиих!» – ушли заряды дальней картечи с протяжным стоном, лупя тяжёлыми двадцатиграммовыми пулями по домам, заборам, лошадям и телам турок. – Ураа! – влетел первый эскадрон гусар в село через только что открытый для них проход. – Ураа – с лихим свистом и криками пронеслась по главной улице первая сотня донских казаков. – Руби их в песи, круши в хузары! – орал ротмистр Ахтырского гусарского полка Гущинский, срубая на скаку первого турецкого пехотинца. – Сарынь на кичку! – кричал древний казачий клич урядник третьего донского полка Платоха, разворачивая свой лихой десяток в сторону стоящих в отдалении юрт. Вдруг от этих юрт, совершенно молча, выскочило около полусотни всадников и, не разворачиваясь, всё в том же плотном построении, как и вначале, как нож сквозь масло, прошлись через десяток Платона и через цепочку егерей, втягивающую в село с запада. Сверкнули клинки и так же молча, как и возникли эти всадники, пропали в ночи. Разгром у турок был полным, около трёх сотен их было порублено, при этом столько же сдалось русским в плен. Было захвачено два знамени, провизия и три орудия. Но самое главное, сводный русский отряд, пройдя через лесной массив, выходил на оперативный простор и теперь мог отрезать лесную группировку турок от их главных сил. Глава 9. Беслы – Ахтырский гусарский и третий донской конные полки уходят вперёд, – ставил задачу Пишчевич. – Егерский батальон Давыдовского следует вдоль леса за нами. В случае появления неприятельской конницы прикрываетесь лесом, там они уже за вами не полезут, да и не до этого им будет. У них тут скоро всё трещать начнёт. И вот-вот уже наши главные силы прорвутся по основному тракту. – Особая команда Егорова, вы своё задание уже выполнили. Пойдёте с егерским батальоном? – и полковник взглянул на Лёшку, мявшего в руках какой-то серый мех. У того были красные глаза, лицо словно бы сжато судорогой, и вообще он выглядел сейчас каким-то странным. «Ну как же, устали штуцерники, небось. Неделю ведь без продыху по снегу и по грязи проползали, притомился, видать, парень, – подумал командир гусарского полка, оправдывая заочно прапорщика». – Ваше высокоблагородие, у меня к вам будет просьба! – подняв глаза на полковника, отрывисто выговорил офицер-егерь. – Да, слушаю, прапорщик, – удивлённо вскинул тот брови. – Прошу вас отпустить мою команду по своему направлению, у нас есть вопросы вот к этим вот, – и он положил на чурбак волчью шапку, чем-то напоминающую малахай кочевников. Верх у неё был кожаный, с мехом по бокам и со свисающим сзади волчьим хвостом. – Их полусотня ушла на запад по просеке, мимоходом прорубившись через казаков и егерей. У меня погиб… – И Лёшка замер на миг, – у меня погиб близкий мне человек. Я хочу знать, что это были за «волки» и потом спросить с них за всё. – У меня тоже троих срубили, – кивнул сидящий рядом Давыдовский. – Лихие джигиты. У меня тоже половину десятка посекли, – подтвердил сказанное войсковой старшина Янов, командующий в этом деле казаками. – Понятно. Их-то сколько сбили всего? – уточнил Пишчевич. – Два тела только на земле нашли, – доложился Давыдовский. – Может, их, конечно, и больше там было, да только эти с собой утащили. И за этими ведь вернулись, да только мои егеря с Егорьевскими их прочь отогнали. – Хорошо, ваша команда, прапорщик, действует по своему плану, – согласился командир сводного отряда. – Пройдите по их следу, может, и правда сможете найти этих «волков». Вам в помощь два десятка своих казаков Василий Михайлович даст. Чай у станичников тоже теперь свои счёты к ним будут? – Так точно, господин полковник, выделю, – кивнул Янов. – Я им два полных десятка с той половиной, что от порубленного осталась, выделю. Да ещё и с их урядником тем во главе. – Ладно, – кивнул Пишчевич, – Всех наших раненых на сани, пленных тоже в колонну и гоните всех к Бухаресту, наших в госпиталь, этих к коменданту главной квартиры и сдать вместе с захваченными знамёнами. На охрану вон пары десятков казаков выделите, думаю, что им достаточно будет, всё равно ведь они уже не вояки. Все остальные трофеи и пушки, захваченные в селе, прибрать. Потом как только Журжи возьмём, интендантство всё как положено уже здесь учтёт. – Майор, в селе десяток караульных при капрале из своих оставьте. Думаю, их хватит, всё равно, считай, что тут уже наш тыл стал, – приказал командиру егерского батальона полковник. – Ну, всё, господа офицеры, прошу вас приступить к исполнению своих обязанностей. Общий выход из села через три часа, с самым рассветом. Алексей стоял перед холмиком земли, выросшим над могилой Егора. Чуть больше полгода он знал этого человека, а кажется, как будто полжизни с ним плечо к плечу они прошли. Егор, верный и надёжный помощник, скромный и молчаливый, он был лучшим стрелком в их команде, а возможно, что даже и во всей армии. Был он какой-то незаметный, но всегда оказывался там, где было всего труднее и опасней, лишь бы поддержать товарищей и помочь им в бою, да и в мирной жизни был добрым другом. Лицо боевого товарища с его светлыми, словно лён, волосами и носом пуговкой на конопатом лице стояли у Лёшки перед глазами. Вот и в последнем бою, когда «волчья полусотня» пошла на прорыв, он не бросил молодых егерей, не укрылся на околице, а прикрывал их до конца. Лёшка гладил его штуцер, казалось, и сейчас его пальцы чувствовали тепло его рук на прикладе. – Держи, Макарыч, твой он теперь будет, ты один из старичков, не считая Матвея, со своей фузеей не расстаёшься. Но теперь-то тебе его только брать, больше уже некому, не молодым же этот штуцер отдавать. Егорка бы это одобрил, сам ведь старый, понимаешь, – и Лёшка протянул нарезное оружие унтер-офицеру. – Земля тебе пухом, братец! Мы за тебя рассчитаемся. Звено, товсь! – И Федькина тройка подняла ружья к небу. – Курок взвести! – Щёлкнул курковый взвод. – Огонь! Хлестнувший по ушам военный салют, заставил отпрянуть в отдалении лошадей казаков. Там сейчас станичники прощались со своими погибшими. Лёшка, в каком-то отупении резанул своим кинжалом свисающий с затыльника шапки волчий хвост, длиною с ладонь. Затем пристально на него посмотрел и, присев на чурбак около сарая, пришил его на свой егерский зимний картуз, и так уже подбитый меховой опушкой. Получилось у него что-то в виде серой кисточки, свисающей слева за ухом. – Этого ко мне, – рявкнул Лёшка, указывая на османского офицера, стоящего в голове общей колонне пленных. Федька с Тимохой выдернули упирающегося турка и потащили его к сараю, около которого сейчас и стояла группа егерей и спешившихся казаков. – Beni öldürmeyin! Rusları ben vurmadım. Ben sadece yemek dağıtmaktan ve dağıtmaktan sorumluydum. Ben hiç kavga etmedim. Bir ailem ve beş çocuğum var. Hayatımı bırakın! (– Не убивайте меня! Я не стрелял в русских. Я только заведовал подвозом еды и раздачей её. Я вообще не воевал. У меня семья и пять деток. Оставьте мне жизнь! (тур.)) – истошно визжал толстенький турок. – Интендант, ага, это как раз тот, кто и был нужен, – понял Лёшка и кивнул Платону: – Ну давай, урядник, теперь уже твой выход. Казаки подхватили упирающегося турка и подтащили его к колоде. – На плаху его, собаку! – ревел красный от натуги урядник, выдёргивая шашку из ножен. Четыре казака удерживали его за руки, буквально повиснув на плечах своего буйного командира. – Не убивайте меня! – визжал турок, сжимаясь в ужасе. «Бах!» – с его головы сбили каракулевую шапку, а широченный пожилой казачина с багровым шрамом через всё лицо схватил интенданта за мокрые от пота волосы и подтянул голову на плаху. Его расширенные, в красных прожилках глаза, приблизившись в упор, пристально вглядывались в мокрые от слёз глазки пленного. – Всё! Секир башка тебе, осман! – прошипел зло казачина. Проходящий в отдалении гусарский корнет рванулся было в ту сторону, где сейчас шёл жёсткий допрос, но его перехватил за руку ротмистр Гущинский. – Стоять, Сашка, куда лезешь, дурень, станичники знают, что делают, да и прапорщик из штуцерников-егерей с головой тоже дружит. Мой тебе совет, не лезь ты им под горячую руку, у них и так там ребят порезали при атаке, – и старший офицер потащил в сторону молодого. – Тихо, тихо, станичники, не перестарайтесь уже, а то он сейчас в беспамятство упадёт, и толку с него не будет, и так вон напрудил под себя, – Лёшка подошёл к колоде и присел на подставленный ему чурбак. – Yeşil şeytanların komutanıyım. (– Я командир зелёных шайтанов. (тур.)) Я слышал, что ты не стрелял в русских и очень хочешь жить? Если ты будешь говорить мне правду, то я смогу сохранить тебе жизнь, и ты вернёшься к семье и к своим пятерым детям. Говори, ты хочешь мне помочь или оставить тебя вот им, – и он кивнул на казаков. – Я всё скажу, господин, только не убивайте меня! – захныкал турок. Казаки по знаку Лёшки ослабили хватку и выпустили его из руки. Толстячок сполз с колоды и упал перед Егоровым на колени. – Что господин хочет знать от бедного Байрама? – Сядь на солому, Байрам, и постарайся хорошо вспомнить всё про тех, кто у вас эту шапку носит, – Лёшка вытащил из-за пояса головной убор одного из убитых «волков» и показал её интенданту. – От чистоты и полноты твоего ответа будет зависеть сейчас твоя жизнь. Так что ты уж хорошо постарайся, уважаемый, – и Лешка, пристально глядя на допрашиваемого, сощурил свои глаза. Байрам сдвинулся чуть в сторону с грязи и присел на клок из рассыпанной соломы. Кровь начала медленно приливать в его побелевшее лицо. Он немного задумался, а потом начал непрерывно тараторить, и Алексей еле успевал за ним переводить. – Это злые, очень злые воины, господин, – бормотал в волнении толстячок. – Их здесь была всего одна сотня из их трёхсотенного такима – отряда. Сами они из беслы – элитной гвардейской конницы, раньше охранявшей самого султана. И прибыл на Дунай этот отряд уже после всех битв прошлого несчастливого года. Многое про них он и сам не знает. Прижал жалостливо к груди руки Байрам. Даже ему многое о них неизвестно, хоть он и отпускал всему войску провиант, но так и не пришлось с ними ни разу разговаривать. И всё потому, что они ходят всегда все такие заносчивые, и даже на него эти всадники всегда смотрели свысока. А для приготовления пищи, в качестве водоносов и прочих дел, им прислуживали особые слуги – из сакка. Язык их ему неизвестен, и он лишь отдалённо напоминает турецкий. Как ему самому рассказали, эти слуги сака воины те, сами родом из какого-то племени на границе империи с Персией, и вся их жизнь проходит на коне и в битвах. Пока же подрастающий мальчик их племени собственноручно не убьет волка или врага рукой, до тех пор взрослые его не признают настоящим воином. Наверное, поэтому они и носят вот такие вот странные волчьи шапки. Оттого они и такие свирепые сами, милостивый господин, что чуждо им всё прекрасное, что только есть в нашей жизни, а сладок им лишь шум битвы и крики умирающих людей. Интенданта понесло на лирику, и Лёшка решил направить рассказ в нужное ему русло. – Где находится остальное войско из трёхсотенного такима этих самых беслы, и почему тут было только пять десятков из них всех, когда и куда делась остальная полусотня, что тут ранее стояла? Интендант опять быстро забормотал, заискивающе улыбаясь Алексею. Где стоят остальные беслы, он не ведает, вполне возможно, что они могут находиться у Журжи или даже ещё выше по Дунаю. Половина сотни их ушла вместе с остальным полком, ранее стоявшем тут в заслоне. К ним только недавно прискакал гонец от сераскира из крепости и приказал половине из всех имеющихся здесь воинов выдвигаться западнее, где по главному тракту пробивается русское войско и будет нужна их помощь. Милостивый русский командир ведь не убьёт Байрама? Он всё-всё рассказал, что только сам знал.