— Я всего лишь предположила. Исходя из твоих слов. Даже сейчас, описывая свои чувства в те дни, ты сказал, что любил дядю, обожал родителей. И ни словом не упомянул о тете. — Твоя интуиция, как всегда, на высоте, Женя. С первой минуты ты поняла то, что мне удалось понять после долгих часов размышлений и анализа. Да, ты права, даже в то радужное время безоблачного счастья я недолюбливал Ядвигу. Она появилась в нашей семье, когда мне было пять лет примерно. Конечно, не взрослый еще человек, но и не совсем несмышленыш. Она сюсюкала со мной и дарила мелкие подарочки при каждой встрече. Заглядывала всем в глаза и улыбалась, словно стремилась понравиться изо всех сил. Во время семейных встреч или вечеринок старалась не выходить на передний план. Все больше держалась скромно и словно немного в стороне. Очень мало пила, охотно смеялась над чужими шутками, хвалила мамины наряды и украшения. Но когда Ядвига отворачивалась в сторону и думала, что ее никто не видит, в ее глазах мелькало нечто темное. Это была то ли злость, то ли зависть. А может быть, и то и другое. По крайней мере, мне удалось перехватить парочку подобных взглядов. Взрослые частенько на детей не обращают особого внимания. И я никому ничего не говорил об этом, даже, наверное, не осознавал до конца. Поймите меня правильно. Я был тогда ребенком, а Ядвига была постоянно приторно-сладкой и допускала редкие проколы, мимолетные мгновения слабости. Они были словно вспышки, микроскопические проблески ее сути. Или ее настоящих чувств. — И, разумеется, тогда ты не мог сделать какие-то выводы. Даже не придал ее поведению особого значения. — Ты снова права, не придал значения, даже не замечал особо. Просто я ее слегка недолюбливал, если хотите, на подсознательном уровне. Но ни я, ни мои родители тогда даже предположить не могли, какими гадами окажутся Людвиг с Ядвигой. И хотите верьте, хотите нет, но я думаю, что это она подбила Людвига на убийства. Завидовала богатству отца, процветанию его фабрики. А главное, подаркам, что отец регулярно дарил маме. На каждый праздник — драгоценность, на каждое событие — колье или гарнитур. И это были интересные, очень примечательные и, вероятно, дорогие вещи. Теперь, когда описывали имущество, я и половину всего не нашел. Впрочем, и я это прекрасно помню, Людвиг с Ядвигой практически открыто продавали многие вещи. Они объясняли это тем, что после смерти отца выяснилось, что его фирма разорена. И осталось много долгов. Им мало было просто грабить нас! Они еще изо всех сил очерняли отца, высмеивали его способности, выставляя неудачником! — Да, это похоже на изощренное издевательство, — согласился Ян. — Я все время забываю спросить. А что за фирма была у твоего отца? — Кожевенно-галантерейная фабрика. А потом он открыл еще и фурнитурный завод. Лучшие товары не только в нашем воеводстве, но и во всей Польше. У папы работали талантливые дизайнеры. Он производил сапоги, туфли и босоножки. А кроме того, кожаные сумки, портмоне и ремни. Помню, папа любил шутить, что его фабрика всегда будет на плаву. Потому как продукцию производит неоднородную. И если сумки — это товар, что может оказаться как на пике, так и на спаде моды, или в кризис люди могут начать просто экономить на аксессуарах, то обувь носить люди не перестанут никогда. И для процветания нужно лишь следить за конкурентами да модными направлениями. А также за качеством продукции. Ибо дырявые ботинки — позор для уважаемой фирмы. — Правильная позиция. А что же сказал дядя? Даже ты, будучи ребенком, понимал, что отец толковый бизнесмен. Как Людвиг объяснил причину разорения отца?! — Тогда я не мог сложить эти факты. Ведь что говорил отец, вспомнил лишь теперь, после того, как амнезия прошла. Поэтому я поверил его объяснению и не задавал лишних вопросов. А Людвиг тогда сказал, что папа якобы доверился не тем людям, неграмотным аналитикам. Или просто мошенникам. И вложился в провальный проект, после чего потерял много денег. Но правильных выводов все равно не сделал и провел кампанию по расширению своего производства. А на дворе был кризис, и вкладывать средства и тем более расширяться было рискованно. Вот папа и потерял большие средства в одночасье. А потом, чтобы покрыть дефицит, взял огромный кредит в коммерческом банке под большие проценты. И дядя рассказывал, что ему пришлось продать много ценных вещей, часть недвижимости и автомобилей, чтобы фабрики остались на плаву и не пошли с молотка за долги. А еще Людвиг любил повторять, что ему пришлось вкладывать все средства, что он смог найти, включая собственные. И я ему верил, тогда это звучало логично вроде. И вполне правдоподобно. — Да, история продуманная. И самое главное, взята из жизни. В те годы так действительно разорился не один предприниматель. — Да, но теперь я знал, что Людвиг — лжец еще тот. И был готов его уличить. — Поэтому, прежде чем действовать, мы провели полный аудит на предприятиях, — добавил Ян, — и выяснили, с помощью цифр доказали, что фабрики никогда не были на гране банкротства. У предприятий не было дефицита, и отец Марека никогда не делал рискованных вложений. То есть весь его рассказ был ложью от первого слова до последнего. — Это ясно. — Именно, я должен был раньше догадаться! Отец при жизни не продал ни городскую квартиру, ни одного автомобиля из коллекции. И каждый праздник дарил маме новые драгоценности! Человек, у которого финансовые трудности, так не поступает! Он просто не сможет вести прежний образ жизни! — Эта ошибка извинительна. Ты был маленький, а Людвиг — прожженный лжец. Плюс амнезия добавилась. Конечно, он сумел тебя убедить! Заметь, не тебя одного, а и всех окружающих! Ведь Людвигу должны были задавать вопросы люди, входящие в один круг знакомых с братом. И он тоже врал им! А они верили. — Может быть, ты и права, — задумчиво пробормотал Марек. — Конечно, права. Но, кажется, мы не-много отклонились от основной темы. Ты забыл все, что было до гибели родителей. Но с Людвигом и Ядвигой прожил много лет. Как они относились к тебе все это время? И как они относились друг к другу? — Прежде чем я продолжу рассказывать, вы должны понимать одну вещь. Мое состояние тогда было не совсем нормальным. Я был словно прибит пыльным мешком по голове, понимаете? Не просто забылась, покрылась темной пеленой вся моя прошлая жизнь. И несколько месяцев, думаю, больше полугода после смерти родителей, я едва осознавал себя самого и помню очень плохо события тех дней. Но сейчас, когда я старался вспомнить и проанализировать, то понял, что родственники в тот период настороженно за мной наблюдали. Следили, словно пытались понять, как я себя буду вести. — Или, может быть, старались вычислить, не симулируешь ли ты случайно амнезию? — Да, именно, ты, Женя, снова права! Я только сейчас это до конца понял. Но Людвиг мне постоянно задавал разные вопросы, словно невзначай. Говорил что-то типа: «А ты помнишь, какой вкусный торт был на твоем прошлом дне рождения?» Или: «Я забыл, на каком курорте вы с родителями провели прошлый отпуск?» И так далее. Я старался, думал, вспоминал, но растерянно пожимал плечами, когда понимал, что ответа у меня нет. Но он продолжал испытывать меня неустанно. И эти вопросы всегда были исподволь, но вроде бы к месту. — Полагаю, ты прошел все испытания, уготованные родственниками? — Видимо, да, раз остался в живых. Со временем они решили, похоже, что я не опасен. — Похоже на то. — Родственники лгали мне. И притворялись на протяжении многих лет. Но относились они ко мне нормально, похоже, «в рамках легенды», если так можно выразиться. Они меня не морили голодом, не ущемляли, в необходимом не отказывали, правда, у меня даже игрушки были. Не слишком много и не самые роскошные, но все же. Правда, о долге отца мне напоминали регулярно. Но тем не менее меня не били, не унижали, ничего такого. Я рос тихим, послушным мальчиком, покладистым. Особых хлопот родне не доставлял, занимался уроками и музыкой, много читал. И никогда не бунтовал открыто, по крайней мере, пока не повзрослел. Потом, когда я начал зарабатывать собственные деньги, Людвиг выставил мне огромный счет за содержание и якобы за долги отца. А Ядвига взяла меня под полный контроль в финансовом плане. Но я все равно умудрялся хитрить, хотелось располагать хотя бы частью собственных средств. — Помню, — я усмехнулась. — Планируя побег, ты арендовал коттедж на берегу озера и купил яхту, с помощью которой мы покинули страну. И с Ядвигой мне встречаться доводилось и сложить о ней собственное мнение тоже. Это склочная, жадная и корыстная тетка. А какой Людвиг? И как он относился все эти годы к жене, любопытно? Марек ненадолго задумался: — Только сейчас я осознал, что понятия не имею. То есть между ними никогда не было ссор или безобразных сцен. Но и нежных моментов, которые, к примеру, я часто замечал между родителями, не было практически никогда. Полагаю, они были скорее единомышленниками, чем страстно любящими супругами. — Хочешь сказать, между ними не было конфликтов, но и особой любви не наблюдалось? А что насчет адюльтера? — Даже не знаю, — слегка растерялся Марек. — Понятно, ты был маленький и ничего такого не замечал. Это нормально, измены вообще принято скрывать. А Людвиг с Ядвигой — виртуозы обмана. Но для нашего расследования такая информация очень важна. Это, я полагаю, скорее к тебе вопрос, — повернулась я к адвокату. — Я тоже ничего такого не знаю, — растерялся Ян. — Разумеется, но ты можешь аккуратненько навести справки. — Как? Расспросить общих знакомых?! — Друзья-приятели могут молчать, а могут и вовсе не знать ничего важного или полезного для нас. Нужно расспросить прислугу. Но этим, пожалуй, я сама займусь. Тут нужно подумать немного, а затем проявить такт и осторожность. А ты, Ян, поищи бумажные или финансовые следы. Понимаешь, о чем я говорю? — Боюсь, что не совсем, — пробормотал молодой мужчина. — Фотографии в соцсетях, посты, слухи, сплетни. Например, Ядвига хвасталась подруге, что ездила отдыхать одна, без Людвига, и отлично провела время. Такую историю стоит копнуть: где бывала, как развлекалась, с кем общалась. Или наоборот, Людвиг любил по четвергам посещать покерный клуб. Тогда нужно расспросить персонал и осторожно постоянных гостей заведения. Лучше всего проверить траты обоих супругов. — Я хороший аудитор, про финансовый след мне более или менее понятно. — А мне не очень, — вставил Марек, запихивая в рот огромный кусок пирожного и запивая его кофе. Я бросила на худую фигуру паренька короткий озабоченный взгляд и пояснила: — Например, Ядвига как-то покупала дорогие часы или портсигар. Это подтверждают чеки и выписки с банковского счета. А у Людвига такой вещицы при обыске не обнаружили. Значит, женщина кому-то делала презент. Кому-то близкому. — Ядвига?! — неожиданно весело рассмеялся Марек. — Да она спичечного коробка любовнику не подарила бы! Куда уж дорогие презенты?! — Ладно, может, не Ядвига. Финансы Людвига тоже стоит проверить. Например, Ядвига часто сопровождала Марека на гастролях. Людвиг оставался в городе один. И если он в эти дни тратился на дорогие рестораны, гостиницы или покупал драгоценности, то однозначно имел любовницу. Вот вам и мотив для убийства жены! Или ревновал, или, наоборот, хотел избавиться. И племянника заодно подставить. А тут и случай подвернулся, Марек не сдержался и стал сыпать прилюдно угрозами. Вот он и не стал теряться. Чем не версия недавних событий? — Я, конечно, все проверю, — начал Ян. — Но это маловероятно, — закончил за него Марек. — Ладно, пусть мое предположение об адюльтере неверно. Но финансы Людвига все равно стоит хорошенько тряхнуть, чтобы знать, чем он дышит. Он вообще представляется мне темной лошадкой. Вот чем, к примеру, занимался твой дядя? Я имею в виду, кем работал? — Он занимался управлением фабриками. Но теперь я его отстранил, разумеется. И планирую разобраться с делами самостоятельно. А потом, может быть, нанять толкового и честного управляющего. А чем занимался Людвиг до смерти родителей и вообще кто он по профессии, я не знаю. Сначала не помнил. А теперь, когда завеса пала, понял, что просто не интересовался. То есть я помню, Людвиг чем-то занимался. Может, у него было какое-то свое небольшое дело. Но особого дохода фирма не приносила. Это совершенно точно. Я помню обрывок одного разговора родителей, который услышал случайно в детстве. Из него следовало, что отец периодически ссужал Людвига деньгами. То есть это были не совсем ссуды, скорее безвозмездная помощь. Деньги никто никогда не возвращал, но отец и не требовал. — А ты не помнишь случайно, может быть, родители планировали прекратить выплаты? — решила уточнить я. — Просто это решение могло спровоцировать нападение. Марек немного помолчал: — Нет, я ничего такого не помню. В том разговоре отец словно оправдывался перед мамой. И говорил, что не может бросить брата на произвол судьбы и вынужден помогать. Потому как брату не слишком везет в делах. Мама хоть и не выражала особого восторга, но сказала, что не станет возражать и все понимает. Думаю, нападение на родителей могла спровоцировать обычная жадность и зависть. — Поясни, что ты имеешь в виду? — Отец подкидывал Людвигу деньги. Но, возможно, делал это не регулярно, а от случая к случаю. Более того, то были скромные суммы, если соотнести их с обычным доходом отца. И дядина семья не позволяла себе заграничных турне или драгоценностей и прочих предметов роскоши. Тогда как мы, напротив, нисколько не ограничивали себя в тратах. Думаю, они оба нам завидовали. Хотя Ядвига сильнее, чем Людвиг. — Похоже на то. Ведь до ее появления дядя прожил с братом годы без особых конфликтов. Так? — Да, они не ссорились. Собственно, не из-за чего было. Братья росли в обычной семье среднего дохода. Свою квартиру родители, бабушка с дедушкой, завещали братьям пополам. Но после там жил Людвиг один, а потом с женой. Мой отец не претендовал на ту недвижимость. И ко времени смерти родителей уже был преуспевающим бизнесменом и купил хорошую квартиру в городе. А через несколько лет и загородное поместье. — А где отец брал начальный капитал? Может, ему ссудили родители, и Людвиг злобу затаил? — Нет. Они не располагали большими деньгами. И отец начинал свое дело практически с нуля. То есть у них с братом были одинаковые активы на старте, просто отец больше преуспел. — Значит, до появления Ядвиги братьям действительно было не из-за чего враждовать? — Да, повода не было. Похоже, это Ядвига умело разожгла в сердце Людвига вражду. — Я вот одного не пойму. Пусть сначала это было рискованно, но почему потом через время родственники так и не попытались тебя устранить. Привязались и по-своему любили? Или попытки были, но ты чудесным образом уцелел? — Не могу сказать по поводу попыток, ничего такого не помню, — пожал Марек плечами. — А что касается юридической стороны вопроса, — добавил Ян, — да, они могли счесть устранение ребенка лишним и не нужным риском. — То есть?! — заинтересовалась я. — Поясни, что ты имеешь в виду. Дело в завещании?! — Да. Не знаю, по какой причине, от недоверия к брату или по привычке все просчитывать и страховаться, но пан Збигнев-старший составил завещание, и в нем было несколько важных пунктов. Если не вдаваться в детали и мелкие выплаты, такие как прощальные подарки слугам, жертву в фонд католической церкви и выплаты благотворительным организациям, все имущество отходило жене и сыну. А в случае смерти жены Марек становился единственным наследником. — А в случае смерти самого Марека? — Тогда основное имущество расходилось по монастырям, отходило церкви и благотворительным фондам. Практически полностью. И теоретически близкие родственники могли его опротестовать. Но в таких случаях всегда есть риск, что суд вынесет решение в пользу наследников, указанных в завещании. — Странно, но почему?! Не находите такое решение необычным? Лишить брата наследства?! Марек, может, твой отец что-то подозревал? А Людвигу вообще хоть какое-то имущество отходило? — Да, одна из машин и небольшая сумма наличными. — Конечно, это несоизмеримо с тем, что супруги получили в конечном итоге, — вставил Марек. — Очень странно, — задумчиво пробормотала я, — может быть, все просто объясняется: и Лев хотел, чтобы брат не рассчитывал на него, а добивался всего сам в жизни? — Да, может, ты снова права. Это было в характере моего отца. Но как бы там ни было, теперь понятно, что оставить меня в живых Людвигу с Ядвигой было выгодно, несмотря на расходы по содержанию и образованию, — горько хмыкнул Марек. — Не принимай близко к сердцу, дорогой. И, пожалуйста, не расстраивайся.