От Яна все еще не было новостей. Вернее, адвокату пока не выдали на руки дело о гибели супругов Збигневых. Значит, мы пока не могли приступить к расследованию. И полицейским не требовались показания Марека, так что нас не вызывали. Мне очень хотелось знать, как движется работа у господ полицейских. Но оставлять Марека одного не хотелось. Тем более я подозревала, что следователи не узнали ровным счетом ничего нового. По моей просьбе Ян провел полный аудит счетов и трат Ядвиги и Людвига за последние несколько месяцев. И проверка только подтвердила то, что я уже выяснила раньше. Наличие внебрачных связей у Людвига или Ядвиги было маловероятным. И они никогда не тратили денег на посторонних особ. После атаки недоброжелателей на Марека Збигнева в прессе Мария Карловна перестала приносить свежие газеты к завтраку. Впрочем, после писем с претензиями и угрозами судебных исков, разосланных Яном в редакции, публикации резко прекратились. Хотя мы так и не дождались от них опровержений или, на худой конец, просто извинений. Я полагала, что так оставлять это дело нельзя. Марек же считал, хорошо, что публикации прекратились. Да и ладно. И демонстрировал то ли невероятное спокойствие, то ли странную покорность судьбе. Сегодня же после завтрака, когда мы пили кофе, я заметила несколько свернутых газет на журнальном столике в гостиной. Почти сразу обратила внимание на сумрачный вид Марии Карловны. А еще заметила, как вытянулось ее лицо, когда Марек встал с кресла и потянулся за газетой. — Что там? — спросила я после небольшой паузы. — Они пишут новые гадости про мальчика! — прошипела Мария Карловна, обращаясь ко мне. Она как вышколенная экономка из всех сил старалась сдержаться и промолчать. Но негодование взяло верх над осторожностью и воспитанием. После этого женщина смутилась и немедленно вышла из комнаты. — Те же газеты?! — возмутилась я, подбегая к столику и перебирая издания. — Но мне казалось, что угроза судебного иска достаточно сильно испугала редакторов. — Нет, это совсем другие издания, — поникшим голосом пояснил Марек. От утреннего оживления и хорошего настроения молодого человека не осталось и следа. Марек явно расстроился, но его щеки пылали. И мне снова показалось, что я вижу проявление стыда. Чего ему стоит стыдиться, интересно? Я протянула руку, медленно взяла газету и прочла напечатанную там статью. На этот раз автор почти не упоминал, что Марек Збигнев якобы обобрал собственных родственников до нитки и выгнал их из дому практически на улицу морозной зимой. В статье говорилось, что талантливый музыкант находится сейчас под следствием. Потому как может оказаться причастным к убийству собственной тети, женщины замечательной и полной различных достоинств, которая самоотверженно растила мальчика и практически посвятила всю свою жизнь воспитанию неблагодарного парня. — На этот раз они практически не отступают от фактов, — прокомментировал Марек, когда заметил, что я дочитала статью до конца. — Да, на сей раз они взяли скандальную правду, преподнесли ее в самом неприглядном виде, приправили ложью. И выдали на-гора, пасквиль самый опасный. К такому практически не придерешься. И к суду за клевету не привлечешь! А люди между тем этому всему поверят! — пылая гневом, почти прокричала я. — Но мы все равно станем с продажным автором разбираться. Я немедленно позвоню Яну от твоего имени. И скажу, чтобы он потребовал опровержения всех искаженных фактов. И официальных извинений от редакции. — Право, Евгения, это того не стоит, — вяло возразил молодой человек. — Но почему?! Во-первых, эти публикации расстраивают тебя. А во-вторых, это вредит твоему имиджу! — Ничего страшного, я переживу как первое, так и второе. — А как же близкие люди, они ведь тоже расстраиваются?! Марек ненадолго задумался: — Ты права, близких людей у меня не-много, и их жалко. А что до меня, все неважно, это совершенно не ранит, правда. — Такое смирение меня просто поражает! — Когда я произнесла эти слова, щеки молодого человека вспыхнули ярким румянцем. И клянусь всем, чем угодно, то была краска стыда! На несколько мгновений между нами повисла пауза. После чего я решительно за-явила: — Так, Марек, мне это надоело! Я не первый день замечаю, что ты таишь от меня секреты. И мы так, между прочим, не договаривались! Между телохранителем и подопечным должна быть полная открытость! Только тогда возможно плодотворное сотрудничество и понимание! Так что рассказывай, немедленно, чего ты там стыдишься? И почему, по твоему мнению, сам заслужил эту травлю в прессе?! Молодой человек молчал, только бледность на его лице резко сменила недавнюю краску стыда. — Марек! — с нажимом снова произнесла я. — Что именно ты от меня скрываешь?! Расскажи, пожалуйста. Ты можешь всецело мне доверять. Ты же знаешь, что я способна понять и поддержать тебя в любой ситуации. — Мне показалось разумным немного сменить тон и заговорить не так резко. Но молодой человек все равно молчал. На сей раз повисла еще более долгая пауза, во время которой я сначала ждала ответа, а после задумалась. И начала потихоньку сопоставлять факты и свои опасения. — Нет, не может быть! Марек, только не говори, что ты виноват в этом убийстве. Нет, где-то я тебя понимаю и даже склонна оправдывать. Но я не верю! Ты не мог. Даже если учитывать весь твой гнев, всю твою ненависть к одному из убийц отца, мне все равно сложно поверить, что ты способен на нечто подобное! — Но почему же к «одному из убийц»? Людвига я ненавижу не меньше Ядвиги, — наконец, пробормотал молодой человек, — а может быть, даже и больше! Ведь он родной, единокровный брат отца. Людвиг должен был любить отца, а он ему завидовал! Отец так старался, помогал, поддерживал и заботился. А им этого было мало, они хотели заполучить все! Ты представляешь, как низко нужно пасть, чтобы без раздумий, без сожалений и без колебаний переступить через родную кровь! И не ради мести или свершения справедливости! Ради наживы! Чтобы жить в комфорте да другими помыкать! Таких людей уничтожать нужно, аки зверей диких! — Понимаю твое негодование и злость. Сейчас, когда твой мозг избавился от амнезии, воспоминания о гибели родителей свежи. Так, как будто это было совсем недавно. — Да, ты полностью права, Женя! Ты всегда меня очень хорошо понимала, как никто другой. — Ты мне льстишь. Потому что сейчас я тебя совершенно не понимаю. Ты не способен на жестокие действия, это видно невооруженным глазом. И тем не менее, похоже, считаешь себя виновным в смерти Ядвиги. И почти открыто заявляешь сейчас, что Людвиг тоже заслуживает похожей участи. И снова практически не отрицаешь своих намерений относительно его. Поэтому я должна спросить открытым текстом. Что ты сделал, Марек? Некоторое время молодой человек пристыженно молчал. — Да, ты права, — наконец выдал он, — я действительно предпринял некоторые шаги. Я очень хотел, чтобы Людвига и Ядвигу покарали. Как только я вернулся в Польшу, да нет, еще даже будучи в Лондоне, я просто места себе не находил. Понимаешь?! Я не мог есть, не мог спать! Мне по-стоянно снилась то смерть родителей, то их свежие могилы. То бледные лица, глядящие на меня с укором. И я понял, что мне не будет покоя, доколе не свершится возмездие! И я хотел тебе все рассказать сразу же, как только мы увиделись! Честное слово, я правда собирался! Но так и не решился. — Почему? — При мысли, что ты осудишь меня, рассердишься, отвернешься, сдвинув брови, или как-либо еще выразишь свое неодобрение, мне становилось плохо! Честно, плохо на физическом уровне. Кровь то отливала от головы, то словно вся бросалась в лицо. Срывался голос, и дрожали колени, и сбивалось дыхание, словно идешь в гору на холодном ветру, который одновременно бьет прямо в лицо. — Но теперь, когда ты знаешь, что я не стану тебя осуждать, то все расскажешь? Подробно и, пожалуйста, без утайки. — Это я виноват в смерти Ядвиги, — медленно, с расстановкой произнес Марек, — более того, жду, что Людвиг тоже умрет рано или поздно. «Рано или поздно все умрут! — хотелось выкрикнуть мне. — Почему ты думаешь, что Людвиг — уже практически не жилец?!» Но я сдержалась и промолчала. В этот момент мысли мои скакали, как блохи. А все усилия ушли на то, чтобы удержать спокойное, невозмутимое выражение на лице. Неужели Марек действительно причастен к убийству?! А я так плохо умею разбираться в людях?! Нет, не может быть! Сам он точно не мог убивать! Это попросту невозможно. Но предположить, что молодой человек — вот так с ходу, не имея никаких связей в этой сфере, — нанимает киллера для убийства ненавистных родственников, тоже невозможно. Это в голове не укладывается! И вообще что-то здесь не так! — Ты разозлилась? — пролепетал молодой человек. — Понимаю, ты воин и защитник. Идея убийства из мести должна претить такой честной и справедливой натуре. Тем более что ты обычно расследуешь убийства. И борешься за то, чтобы преступник был пойман и осужден. А сейчас я тебя, получается, обманом заставил охранять жизнь преступника. — Лучший способ защиты своего подопечного, — ровным голосом начала я, — это устранение всех, кто ему угрожает. Если такая необходимость существует, разумеется. И тебе известно лучше многих, что убивать мне доводилось не единожды. Но ты, наверное, понимаешь, что убийство из мести не может считаться превентивной мерой. — Пожалуй, я не совсем верно выразился! То была не банальная месть. А настоящее возмездие! — Объяснишь мне разницу? — Конечно. Месть — это мелочное действие. Направленное на то, чтобы тешить собственное самолюбие. А возмездие — деяние глобальное и всегда справедливое. — Понимаю, — согласно кивнула я, — но раз уж здесь у нас такой откровенный разговор, ты можешь объяснить мне, что именно сделал?! — Для возмездия? — Да, именно. Расскажи мне все без утайки, Марек. — Когда я гостил у мистера Смита в Лондоне, то давал там несколько концертов и выступал в клубах. — Да, Генри мне говорил, — кивнула я. — Так вот однажды после выступления в клубе я отправился прогуляться. К тому времени мы с Генри закончили все дела, и можно было отправляться домой. Я ожидал только твоего возвращения. Но не подумай ничего такого, я был готов ждать сколько нужно, ведь у нас была договоренность. Я спокойно бродил улицами Лондона, любовался архитектурой. И сам не заметил даже, как оказался в том квартале. — Что за квартал такой? — насторожилась я. — Там обитают разные эзотерики, маги и гадалки. Держат всякие лавочки и магазинчики с разными мелочами, травами или амулетами. Конечно, большинство из этих людей обычные шарлатаны. — Конечно, — сочла нужным энергично поддакнуть. — Понимаю. — После небольшой паузы Марек продолжил: — Я шел, разглядывал витрины. И, разумеется, никуда не собирался заходить. Но потом неожиданно увидел лавку с рунами на витрине и заглянул просто так, из любопытства. Подумал, что смогу подобрать сувенир для тебя. Амулет, брелок с рунами или с изображением валькирии, например. Мужчина, что работал там, оказался настоящим рунным жрецом. Мы разговорились. Он сразу заметил, что на сердце у меня печать от тайны, завеса которой недавно пала. И предложил провести обряд. — Что за обряд? — поторопила я, потому как молодой человек опять надолго замолчал. — Сложно описать абсолютно все детали. Ведь я очень волновался тогда и запомнил лишь урывками, что делал жрец. Но он окурил помещение благовониями и сухими травами. Бросил рунные камни на алтарь и прочел длинную молитву. Суть моления я не уловил, потому как этот язык мне не слишком близок, и я разобрал лишь несколько знакомых слов. — А о чем молились-то? — Слушая рассказ Марека, я начинала постепенно успокаиваться. — Это не просто молитва! — энергично уточнил молодой человек. — Говорю же, древний рунный обряд! — Чего именно ты хотел с его помощью добиться? — Возмездия, чего же еще?!! — искренне изумился молодой человек. — Жрец объяснил тебе, как это работает? Как именно оно произойдет? — терпеливо выпытывала я.