Утро следующего дня началось вовсе не так радужно, как предыдущее. Моя комната была смежной с апартаментами Марека и сообщалась через дверь. Еще во время поселения молодой человек пытался воспротивиться моей идее «жить так непростительно близко», но я назвала его убеждения ханжескими и, смеясь, настояла на своем. С вечера я убедилась, что все служащие разошлись по своим комнатам или покинули дом. Проверила двери с окнами, а также убедилась в надежности запоров. Комнату Марека осмотрела отдельно и более тщательно. Убедилась, что все нормально, и ушла в свою комнату. Слух у меня чуткий, а реакция быстрая, так что неожиданных визитов или прочих неприятностей не предвиделось. Но тем не менее неприятности не заставили себя ждать. И пришли, как ни странно, совершенно с неожиданной стороны. Ранним утром я убедилась, что Марек крепко спит в своей комнате. И отправилась на пробежку. Потом сделала некоторые упражнения прямо на свежем воздухе около зимней оранжереи. И вернулась назад в дом. Горничная, не знаю которая, мы так и не познакомились, сервировала завтрак в столовой. — Доброе утро, — улыбнулась я, — не знаю, как вас звать. — Меня зовут Павла, пани. — Молодая женщина присела в легком реверансе. — Я Евгения, можно просто Женя. И не надо никаких «пани» и прочего. — Моя рука описала в воздухе полукруг. — Марек уже проснулся, полагаю? — Да, Мария Карловна понесла в спальню пана свежую прессу. А я накрываю завтрак. Вчера мы не получили по этому поводу новых распоряжений. Поэтому меню точно такое же, как и в прошлый раз. — Это вполне подойдет, — кивнула я, — а у Марека, если будут пожелания, полагаю, он сам скажет. — Да, конечно. — Мне показалось, что Павла хочет еще что-то добавить. Но молодая женщина не успела ничего сказать. Наверху раздался какой-то сдавленный вопль. И глаза Павлы мгновенно округлились от испуга. А я рванула наверх и перестала обращать на нее внимание. Перепрыгивая через три ступеньки, взлетела на второй этаж и в пару прыжков оказалась у спальни Марека, ибо кричали именно оттуда. — Что случилось? — выкрикнула я, вихрем врываясь в комнату. — Тут дело в том, что… — Обычно невозмутимая Мария Карловна покраснела и замялась. Бросила на меня виноватый взгляд, отвела глаза. И рефлекторно посмотрела на поникшего Марека и на газету в его руке. За считаные доли секунды оценив обстановку, я поняла, что жизни моего подопечного ничего не угрожает. По крайней мере сейчас, и успокоилась. Но прояснить ситуацию все же требовалось. — Марек, что произошло?! Молодой человек поднял на меня взгляд и тут же снова его отвел. Секунду назад он был бледен, как мел. А сейчас паренек слишком быстро покраснел. — Мне очень неудобно. Но, впрочем, ты все равно все сама узнать можешь, — с этими словами молодой человек протянул мне несколько газет. На первой полосе красовалась огромная статья. Я быстро пробежала ее глазами. Если говорить в нескольких словах, автор смаковал скандал, разразившийся в семье Збигневых. Вернее, автор искренне считал скандальным именно поведение Марека. И писал, что талантливый музыкант, надежда нации, оказался настоящим проходимцем, неблагодарным родственником и талантливым преступником к тому же. Молодой человек не только выгнал родственников и угрожал им, а, чтобы избавиться от надоевшей опеки, жестоко убил собственную тетушку. Женщину добрую, заботливую и ласковую, чуть ли не святую, которая даже не завела собственных детей, а посвятила всю свою жизнь воспитанию неблагодарного племянника! А молодой человек не только отплатил за добро черной неблагодарностью, нет! Он на деньги, что отнял у родни, нанял самого дорогого адвоката. И с его помощью избежал наказания. И нынче гуляет на свободе, вместо того чтобы находиться в тюрьме! Пока я читала, Марек и Мария Карловна настороженно молчали. Я бегло просмотрела остальные газеты. Там то на первой полосе, то на второй гордо красовались похожие статьи. — Шикарный материальчик, — прокомментировала я, — и, похоже, заказной. Солнышко, ты сильно расстроился? — Я?! Нет. Или как, — Марек немного помолчал, — честно говоря, не знаю, что и сказать. — Конечно, мальчик расстроился! — Мария Карловна, видимо, была вне себя, — раз позволила себе отвечать на вопрос, заданный не ей. — Это возмутительная ложь! Все от первого до последнего слова! Курва! Как редакторы допускают подобное?! Печатать непроверенные сведения! Стыд!! Теперь все, кто прочитает эти газеты, будут думать, что мой мальчик прохвост и убийца!! Матка Боска! Что в мире творится! — с этими словами экономка покинула комнату. — Никогда не слышал, чтобы Мария Карловна ругалась! — изумленно пробормотал Марек. — Нужно подъехать в редакцию. Поскандалить там немножко и потребовать, чтобы написали опровержение. — Да ладно, Жень, это все полная ерунда. — Правда? — изумилась я. — То есть неприятно, конечно, но ничего не поделаешь. — Ты артист, публичное лицо! И от общественного мнения может многое зависеть. Например, гастроли, концерты, вся твоя карьера, наконец! Я уже не говорю о процессе, если дело до него дойдет, конечно же. Правильно сформированное общественное мнение может частично и на решение судей повлиять. — Хочешь сказать, Мария Карловна не зря всполошилась? Брось, завтра, максимум через неделю, появится несколько других «сенсационных» новостей. И про этот ядовитый выпад ровным счетом все забудут. — Мне бы твою уверенность, — пробормотала я. Но, впрочем, не слишком громко. Лишний раз расстраивать молодого человека очень не хотелось. После завтрака Марек выразил желание уединиться, чтобы попытаться написать что-нибудь толковое. А я, в свою очередь, обещала не мешать творческому процессу. И отправилась шататься по дому. Вроде бы бесцельно, просто от скуки. Но на самом деле хотела встретить кого-то из домашних слуг. Может быть, получится узнать их мнение по поводу сегодняшнего происшествия. Или даже поговорить о Людвиге и Ядвиге. Я обошла несколько комнат верхних этажей, все как в воду канули. И лишь через определенное время сообразила, что прислуга скорее всего собралась в одном месте, чтобы обсудить происшествие. И, вероятнее всего, они сейчас сплетничают на кухне. Или в небольшой комнате, примыкавшей к ней. Кажется, там женщины обычно обедают и отдыхают. Я спустилась вниз, нашла нужную комнату и, постучавшись, вошла. Экономка, обе горничные и полная блондинка, видимо, повар, сидели у небольшого круглого стола. Перед женщинами стояли чашки с чаем, тарелка с булочками и масленка. Но никто не ел, женщины оживленно болтали. — Этого просто быть не может! — долетели до меня слова, прежде чем я успела войти. — Еще как может, Броня! Я слышала про такое: заплати деньги, и тебе напишут буквально что угодно! А потом заплати еще и редактору, и эту писанину напечатают! — Простите, что вторгаюсь, — робко начала я, — но никого не смогла найти. А мне нужна помощь. — Чего желает пани? — поднялась со своего места экономка. Пожалуй, все вместе они не станут отвечать мне ни на один вопрос. — Сидите, отдыхайте! Мне, право, неловко, что беспокою вас во время перерыва. Но мне нужен утюг. — Утюг?! — изумленно переспросил кто-то. — Но зачем? — У меня одна блузка, она шелковая и очень нарядная, даже под свитер надеть можно — красиво смотрится. Но она вся измялась в сумке, нужно погладить. — Вот Броня, она уже выпила чай. И сейчас все сделает! А еще мы со всеми этими событиями не успели спросить: пани желает, чтобы горничная разобрала ее чемодан и освежила вещи?! На секундочку я представила, какие глаза станут у Брони, когда она, разбирая мою сумку, наткнется на револьвер или сюрикены, к примеру. Разумеется, этого нельзя допустить, благородные дамы еще решат, что Марек нашел себе невесту-бандитку. — Нет, спасибо, — я постаралась мило улыбнуться, — я живу с тетей, и у нас никогда не было помощников по дому. Мне это непривычно. И я лучше сама разберу сумку. — Хорошо, — легко согласилась Мария Карловна, — но блузку вам отгладит Броня. Не то Марек решит, что мы все здесь совсем обленились. — Ладно, спасибо, — кивнула я, — но где находится утюг, вы мне все же покажите. Уж не сочтите за труд. Согласно кивнув, молодая женщина встала из-за стола: — У нас есть гладильная комната, это чуть дальше по коридору. Пойдемте, я все вам покажу. Броня была немного моложе Павлы и с более светлыми волосами. Но обе женщины были похожи по типажу. И сейчас в чепчиках, которые прикрывали волосы, и в одинаковой форме походили на родных сестер. — Броня, вы ведь уже несколько лет в семье работаете? Можно я кое-то спрошу? — начала я, когда мы немного прошли вперед по коридору. — Да, уже четвертый год пошел моих мытарств. Хотя теперь мы думали, что все наладится. А оно вот как обернулось. — Женщина вздохнула и украдкой вытерла слезинку в уголке глаза. — Не понимаю, чем вы так расстроены? Из-за Марека переживаете?! Уж не думаете ли вы, что он виновен в убийстве и остальном? — Конечно же, нет! — Женщина еще раз вздохнула. — Вы только не подумайте ничего плохого! Пусть вы еще не слишком долго знакомы, Марек замечательный, чистый и талантливый мальчик! Он совсем не корыстный. И вообще не способен на все те ужасы, что ему приписывают! — Похоже, женщина решила, что меня, как невесту молодого человека, могут испугать скандалы, роящиеся вокруг его имени. А пасквили, напечатанные в газетах, убедить в виновности парня. — Я знаю Марека не долго, но этого достаточно, чтобы ему верить. — Ох, хорошо, пани! Это очень хорошо! — Она приложила руку к сердцу. — Я тут работаю не так уж и давно. Но он очень милый, просто замечательный мальчик. А Мария Карловна так знала Марека с детства. Эти гады измывались над ним, постоянно шпыняли, упрекали за каждый кусок хлеба и заставляли делать грязную работу. Убирать конюшни и возиться с машинами, чтобы конюху и механику не платить. Мальчик вырос худенький, будто прозрачный. А сами родственнички деньги гребли лопатой! Да не свои, все Марека наследство. Ох, пани, мы тут такого насмотрелись! Думали, что теперь хоть нормально заживем, так нет! Неприятности эти, будь они неладны! Вот вы девушка вроде хорошая, без лишних затей! Нам бы такую хозяйку в дом и надобно! На этом месте я рефлекторно прочистила горло. Врать этим добрым людям было совестно, но пока я не видела другого выхода. И, разумеется, промолчала. А потом и вовсе поспешила сменить тему: — Скажите, а какой была Ядвига? Я ее знала совсем немножко. И потом на людях человек обычно ведет себя не так, как дома.