Минут через двадцать Вадим позвонил: — Поднимайтесь, все чисто. Димка, пожав плечами, первым вышел из машины. А я подумала: если Вадим хочет, чтобы мы заглянули в квартиру, значит, обнаружил нечто интересное. На двери подъезда был домофон, я набрала номер квартиры, и дверь тут же открылась. Мы поднялись на третий этаж и вошли внутрь. — Проходите, — услышала я голос Вадима. Квартира оказалась небольшой, но выглядела просторной, наверное, из-за того, что мебели был самый минимум. В кухне-столовой — кухонный гарнитур, темно-серый, глянцевый, с антрацитовыми вставками. Клим и здесь остался верен себе: стены, мебель, ковер на полу — все темное, почти черное. Белый диван с серыми бархатными подушками был единственным светлым пятном, притягивающим взгляд. Комната, странное дело, вовсе не казалась мрачной. Напротив, интерьер выглядел стильно и современно. Но тут кое-что привлекло мое внимание, и о мебели я забыла. Стена слева — одна большая картина, хотя из-за черно-белой гаммы это скорее напоминало графику. Поле, вдали холмы и крепость с тремя сторожевыми башнями. Девушка в кожаном нагруднике поверх то ли платья, то ли рубахи. Волосы треплет ветер, она смотрит себе под ноги, как будто не желая видеть мир вокруг или пытаясь от него отгородиться. Она очень красива и очень несчастна. Это я отметила машинально, без привязки к себе, хотя, конечно, понимала: на стене — мой портрет. — Я помню тебя такой, — вдруг сказал Димка. Он стоял рядом. В его голосе звучала печаль, в общем-то, мало ему свойственная. — А я помню это чертово место, — проворчал Вадим. — Ваша конница ударила с тыла, сметая все на своем пути, и нам пришлось уносить ноги… В спальне есть кое-что поинтересней. Мы последовали за ним и оказались в небольшой комнате. За лакированными дверцами — гардеробная. Из мебели — лишь кровать, железная, узкая, больше напоминающая походную, явно созданная не для утех, и низкий круглый столик. Напротив кровати на стене — групповой портрет. На сей раз гамма выбрана черно-красная, и в первый момент я решила, что это потеки крови на черной стене. Но изображение тут же проступило отчетливо и явно. Я с цветком в руке — дама червей, Димка в берете, Вадим с лихо заломленной набок короной и Джокер. Лицо его было скрыто маской, на голове — колпак с бубенчиками, глаза из прорезей маски смотрели зло, а улыбка растянулась от уха до уха. Он выглядел откровенно жутко. Четверка стоит вплотную друг к другу, и впечатление такое, что сейчас бросится в атаку. Поверх изображения Джокера был намалеван крест. Остальные, надо полагать, ждали своей очереди. — Как вам? — хмыкнул Вадим, кивнув на стену. Я пожала плечами. — Он хотел, чтобы мы это видели. — Надеюсь, этот урод все же появится. — Он объявил нам войну, — сказал Димка. — Это и без того было ясно. Лично у меня только один вопрос: почему он не попытался разделаться с остальными? Возможностей у него было достаточно. — В доме Джокера он не может нас достать, — сказала я. — Поэтому Максимильян и хотел, чтобы мы жили у него. — Допустим, — кивнул Поэт, — но я выхожу из дома, а вы вообще дни напролет болтались по улицам. Интересно, тебя он тоже убьет? — спросил он, обращаясь ко мне. — Есть сомнения в его намерениях? — Есть. Допустим, фото в его кабинете — это вызов. Но портрет в соседней комнате… Лично я назвал бы его признанием в любви. — Если и так, нам это вряд ли поможет, — сказала я. Димка переспросил: — Нам? — Нам. Этот парень — псих, и у нас совершенно точно с ним проблемы. — Ты все еще хочешь поговорить с ним? — усмехнулся Вадим. — Я хочу получить ответы на свои вопросы. — А что это, по-твоему? — ткнул Воин пальцем в изображение Джокера. — Идемте отсюда, — поторопила я, мне вдруг стало трудно дышать, точно из спальни выкачали весь воздух. Через пять минут мы стояли возле машины. — Вернетесь в Мальцево? — спросил Димка. — Раз уж мы в городе, хочу навестить господина Молчанова, — ответил Воин. — Разобраться хотя бы с одной тайной. У меня самое подходящее настроение задавать вопросы. — Ты с ним? — повернулся ко мне Поэт. — Разумеется. Проводим тебя и… — Я тебе не мальчик, — отрезал он, — и смогу за себя постоять. Я в этом сомневалась, но торопливо кивнула: — Извини. Он сел в машину и уехал, а Вадим, глядя ему вслед, отметил: — Вообще-то он воин, хоть и выглядит иногда законченным придурком. Короче, не тычь парня мордой в дерьмо. — Я вроде бы извинилась, — начала злиться я. — Ох уж мне эти бабьи заморочки! — Это ты о чем? — О том, что бабам непременно надо кого-то опекать. Сунуть в рот титьку и погладить по головке. Мол, все на свете хорошо, мой заморочки. — Чего ты завелся, скажи на милость? — Между прочим, именно этот паршивец командовал конницей возле крепости трех башен. И рубился как черт. — Вадим, это только в твоих дурацких снах, — не выдержала я. — А здесь он абсолютно беспомощный. Да он носки в шкафу не способен найти! — В наших снах, милая, в наших, а с носками и у меня беда. Было бы здорово, возьми ты надо мной шефство. Я встал, а носки уже у кроватки лежат. Сможешь? — Ты намерен доконать меня сегодня? — Блин, — пробормотал он, — хоть бы кто-нибудь под руку попался! — Надеюсь, это будет не Молчанов. Иначе я к нему не пойду и тебя не пущу. Молчанов — сын того самого владельца гостиницы в Мальцеве, где сейчас хозяйничала Софья. Наследник, оставшийся без наследства. Сказать по правде, он занимал меня сейчас очень мало. Думаю, так же, как и Воина. Но если в такой ситуации ничего не делать… В общем, лучше делать. Главное — следить за тем, чтобы Волошин сгоряча парня не покалечил, что было бы несправедливо и уж точно ни к чему. В такое время застать Молчанова было проще на работе. Туда мы и поехали. Он трудился в медицинском центре «Моя семья». Центр занимал отдельно стоящее здание в три этажа и выглядел очень солидно. — Обожаю такие места, — с издевкой комментировал Воин, пока искал место на парковке. — На втором этаже лечат от болезней, которые сочинили на первом. Дяденек и тетенек с немалыми средствами деликатно избавляют от их переизбытка. — Да ты оптимист. — Думаешь, обирают до нитки? — В любом случае Молчанову вряд ли перепадает особенно много, раз он работает водителем. — Жди здесь, а я узнаю, где наш парень. Я осталась возле машины. Вадим отсутствовал недолго. Вскоре появился в дверях и махнул рукой, предлагая следовать за ним. Мы обогнули здание и оказались в небольшом дворе, в центре которого стояла машина с надписью «Моя семья», обе передние двери были распахнуты, из салона доносилась музыка, что-то восточно-курортное. Мужчина лет тридцати пяти сидел с закрытыми глазами, откинувшись в кресле, и, судя по всему, предавался грезам об отпуске. Вадим плюхнулся рядом с ним и захлопнул дверцу, я села сзади, мужчина потянулся вперед и, еще не придя в себя, спросил: — Едем? — после чего стал вертеть головой в полнейшем недоумении. — В чем дело? — наконец спросил он. — Лучше не зли меня, парень, — проворчал Вадим. — День с утра ни к черту. — Да в чем дело-то?! Похоже, более всего недоумение вызывало мое присутствие; собственно, мне вопрос и адресовался. — Я вас очень прошу быть предельно искренним, — задушевно сказала я. — Потому что злить его в самом деле не стоит. И день выдался… ну полная задница. — Вы больные, что ли? — Я — да, — с готовностью кивнул Вадим. — Справки на все случаи жизни. Давай не будем терять время. Расскажи нам об отце. — О моем? — Конечно, о твоем. О моем ты вряд ли что знаешь, как, впрочем, и я. Батя твой помер, верно? — Да… давно уже. — А гостиницу он оставил не тебе, а любимой подруге. — Это она вас, что ли, прислала? — нахмурился парень. — С какой стати? Я у нее что, гостиницу эту клещами вырываю? — Вот об этом и расскажи. — О чем? — О том, что ты делаешь и чего не делаешь. — Чего рассказывать? Бред какой-то… Батя с матерью развелся, когда мне было восемь лет. Алименты платил исправно, хоть и самый мизер, и пару раз заезжал на день рождения. Один раз слона привез, плюшевого. Мне уже лет десять было, и я слону страшно обрадовался. Второй раз было очень круто — велик. До сих пор на нем катаюсь. И на выпускной просто царский подарок — компьютер. Он давно сгорел, но бате я все равно благодарен. Время от времени я к нему ездил. В каникулы даже неделями жил, потом не до того стало. Между прочим, хорошо зная батю, не сомневался, что ничего в наследство не получу. Тем более что бабенка с ним жила. Ясно, что старика охмурит и все нажитое непосильным трудом оттяпает. В один прекрасный день батя и вовсе заявил, что это не баба у него, а он у нее живет. Я, конечно, удивился, потому что гостиницу эту он давно построил, а баба появилась гораздо позже. Но он мне сказал, что все ей продал, мол, в деньгах нуждался. И у них договоренность, что он до смерти своей здесь жить будет. Вот и все. — Как все? А деньги бате на что понадобились?