Специалисты-черепаховеды считают, что установить возраст самых старых черепах очень трудно, потому что те живут в воде и обнаружить их всех невозможно. Некоторые утверждают, будто морские черепахи могут дожить до двухсот лет, но доказательств не существует. Большинство из них похожи на зеленую черепаху – их возраст примерно равен человеческому, если только не угодят в сети или суп. Детеныши у морских черепах появляются, когда тем около тридцати, так что тут черепахи слегка отстают. Одно известно наверняка: морские черепахи живут на земном шаре последние сто миллионов лет, так что, по идее, океан должен принадлежать им, а вместо этого их почти уничтожили. – Ты чего тут уселся? – послышался за спиной голос дедушки. Я не обернулся. – Переживаешь? – Нет… – хрипло пробормотал я. Только на это меня и хватило. В сериале, похоже, много чего произошло. Одного из мальчишек допрашивали полицейские, но когда его успели арестовать, я упустил. Мальчишка отнекивался, утверждая, что никого не убивал. Я поставил кино на паузу. – Дидрик, стой, – попросил дед, когда я направился было прочь из комнаты. Я замер, но не обернулся. На ковре лежал клубок темно-красной пряжи. Я уже ничему не удивляюсь, но что дедушка еще и вяжет – такого не ожидал. И вот он сказал прямо противоположное тому, что я слышал от психотерапевта: – Разговоры не всегда помогают. Некоторые несут такие странные вещи, что только хуже делается. Так что если не хочешь говорить, то и не надо. Но если вдруг захочется – я тебя выслушаю и попытаюсь сказать что-нибудь толковое. Но обещать ничего не стану. Особенно насчет толкового. – Откуда у тебя клубок? – спросил я. – Смотри-ка, и правда клубок! Значит, я не все выкинул. У меня тут кот жил. – Правда? – Ага, его звали Фритьоф. И он обожал клубки. А ты любишь кошек? – Кажется, да. Дед принялся рассказывать, какие кошки эгоистичные и своевольные – среди людей такие если попадутся, то они самые интересные. Немного погодя я все-таки повернулся к нему, и дед махнул рукой, приглашая идти следом. На кухне он попробовал включить плиту. Переключатели у нее барахлили, однако дед их все же победил, вооружившись отверткой. Из морозилки он вытащил пиццу. – А куда твой Фритьоф подевался? – спросил я. – Когда живые умирают – это отвратно, – сказал дедушка. Возможно, на мудрость такое не тянуло, однако это была правда. Поэтому я кивнул – слегка, но чтобы дед понял: я с ним согласен. Фритьоф умер. Папа умер. Еще кто-то, чьего имени я не знаю, тоже умер. Люди и кошки каждую секунду умирают. Пока сижу тут на кухне, в мире наверняка столько народа поумирало, что на братскую могилу хватит. И некоторые из них даже состариться не успели. – Отвратно до ужаса, – согласился я. – Да уж, иначе не скажешь. Спустя двадцать минут дед вытащил из духовки пиццу и сказал, что мы ее кремировали. Впрочем, когда голоден, на такие пустяки внимания не обращаешь. Глава 20 Я надеялся, что все пройдет лучше. Попытался произнести это громко и отчетливо. Но кто-нибудь наверняка назвал бы это бормотанием. Зато я сказал: «Простите» – волшебное слово, над которым так заморачиваются учителя. Однако сегодня оно будто утратило силу. Наверное, потому что сказал я его учителю, а не ученику. Ученики, когда просят друг у друга прощения, хотят положить конец какой-нибудь склоке и порадовать взрослых. Но обращаясь к самим взрослым, такое надо произносить искренне. Как бы мне хотелось быть искренним. Мы стояли в кабинете директрисы, которая в очередной раз сообщила, что понимает, насколько мне трудно. Учитель предложил мне перейти в другой класс, но директриса, «тщательно все обдумав», решила дать мне еще один шанс. Последовала длинная лекция: надо понять, что подобные выходки повторяться не должны. Одежда, вымазанная синей краской, та же краска в глазах и во рту – это никому не понравится. И вообще опасно для здоровья. Одежду учителю пришлось выбросить, а на лбу красноречиво белел пластырь. Странно, но когда он заговорил про выброшенную одежду, мне стало стыдно. Может, это были его любимые брюки и рубашка, которые ему особенно шли, а теперь их пришлось выкинуть. Но вот услышав про краску, попавшую в глаза, я ровным счетом ничего не почувствовал. Что-то у меня с совестью не то. Когда на перемене меня наконец отпустили, вся школа сбежалась обсудить эту историю. За время моего отсутствия выходка с краской словно раздулась до каких-то невероятных размеров. Теперь я был не просто мальчишка с револьвером, но и опасный придурок, гроза учителей и школьная знаменитость – уверен, за все существование школы едва ли кого-то обсуждали больше. К нам будто Джастин Бибер пожаловал. Конечно, я не умел петь, зато раскрашивал людей и стрелял в них. И похоже, кое-кто решил, что это лишь начало. Как сказал один мальчик на год младше: «Ты станешь настоящей легендой». Звучит многообещающе, однако больше подобного такого я делать не собираюсь. И если в голову опять не стукнет, скорее всего, ничего и не случится. Лучше бы так оно и было. Юаким протолкался вперед и спросил, в порядке ли я. По-моему, Юаким отличается от остальных в этом мире тем, что задает вопросы, ответы на которые ему действительно интересны. Я ответил, что в порядке, просто слегка не по себе. Юаким потянул меня в сторону, подальше от остальных. Остановились мы возле забора. Пара метров вверх – и ты на свободе. – Ну как, узнал еще чего-нибудь про гашиш? – спросил он. – Пока нет. Но дед сказал, что папа занимался какими-то сомнительными делами, потому что он сам был ему плохим отцом. А ты выяснил чего-нибудь? – Не-а. – Следователи из нас не очень, да? Не ответив, Юаким задумчиво помотал головой, будто решал сложную задачку. Сериалов я пересмотрел достаточно и знаю: чтобы разговорить кого-то, нужно им угрожать, звонить, преследовать и раздобыть оружие. Мы с Юакимом были не из тех, кто умеет запугивать преступников. Никаких связей среди бандитов, даже гашиш никогда не видели. И по идее, я должен был знать о папе все на свете, но не знал почти ничего. – По-моему, надо обыскать твой дом, – сказал Юаким. – А вдруг мама с Бертиной туда уже переселились? К тому же дед после школы должен забрать меня. – Начинать надо оттуда. Он прав. Бывает, люди устраивают тайники в стенах и в полу, на потолке и за зеркалами, в вентиляции и в бачке за унитазом. Они прячут вещи там, где никто и не подумает искать. Я пообещал выбрать подходящее время. Но это значило, что мне придется разговаривать с мамой и, похоже, просить деда отвезти меня к ней. С последним, насколько я понял, могли возникнуть трудности, потому что после школы никакого деда у ворот я не увидел. И его «ведра с гвоздями» – тоже. Я позвонил ему на мобильник, ответа не было. В конце концов я начал думать, что придется ночевать в школе. Ясное дело, мне следовало бы сделать за это время уроки или проработать в уме разные версии случившегося, но как раз в тот момент мне почему-то больше захотелось кидать в школьную стену камни. Разбитое стекло могли записать в новые преступления, но я в основном промахивался. А когда камни почти закончились, с дороги послышалось громкое бибиканье. Высунувшись из окна, дед повторял: – Прости, ох, прости, – и принялся долго и путано оправдываться: встретил приятеля, они несколько раз сыграли в покер, перекусили, а часы сломались и отставали. По дороге дедушка клялся, что непременно загладит вину, даже если надо будет пожертвовать рукой и ногой. Картина показалась мне страшноватой, и я сказал, что мне надо заехать домой, пока мамы с Бертиной там нет. Не может ли он меня отвезти, заодно Юакима захватить, а потом подождать на улице. Деду вся эта затея показалась сложной, он попросил меня напомнить об этом как-нибудь потом. – Нет, надо сегодня, – уперся я. – Но ко мне сегодня подружка придет. – Ты сказал – рукой и ногой, да? Глава 21 Юаким сто раз бывал у нас дома, но все же в некоторые комнаты прежде не заходил. Если вдуматься, то в какие-то комнаты я и сам почти не заглядывал. Вряд ли, конечно, папа прятал гашиш у Бертины, однако когда я зашел, то поразился, сколько вокруг было розового. И все в лошадках. Воздух в комнате был спертый, на кровати лежала кукла. Мама с Бертиной все не возвращались. На это я и рассчитывал. Если верить дедушке, мама надумала все продать. Дед считал, что продавать дом, в котором убили разом двоих, – невыгодно. Юаким же говорил, что наоборот – такой дом прославился, покупателей будет больше. В голове не укладывалось, что в моей комнате поселится кто-то другой. Дед опустил сиденье в машине, откинулся на спину и захрапел. Мы пообещали пробыть в доме ровно столько, сколько ему понадобится, чтобы выспаться. Мы с Юакимом договорились, что искать будем не как воры, а как опытные шпионы. Они прочесывают дома совсем незаметно, никто даже не почует, что тут кто-то был. Осмотрев какой-нибудь предмет, мы клали его на прежнее место. Еще Юаким предложил сфотографировать комнаты на мобильник, чтобы точно знать, где что лежало. Начали мы с маминой гордости – шкафа, в котором можно жить. Простучали все стены, осмотрели каждую вещь, но никаких тайников не нашли. В ящиках тумбочки мы обнаружили доказательства, что больше детей мама с папой не хотели. Я предложил надуть один из презервативов как шарик, но Юаким напомнил мне про шпионские правила. На чердаке царил ужасный беспорядок, и Юаким сказал, что если мы собираемся там что-то раскопать, понадобится маленький экскаватор. Я обнаружил пакет с моими старыми рисунками и рассматривал их так долго, что Юаким даже рассердился. Мы и в мою комнату заглянули. Ее-то я наизусть знал, но на всякий случай сунулся под кровать. Комната для гостей у нас в доме была похожа на номер в Йовике, где мы как-то жили, – правда, номер в Марокко выглядел иначе. В ванной Юаким снова принялся простукивать стены в надежде, что внутри окажется тайник. В душевой кабинке звук оказался другим, и Юаким замер. Однако ни единой фальшивой плитки мы не обнаружили, а разбивать всю стену смелости не хватило. Спустившись в гостиную, мы осмотрелись. Юакиму достаточно было показать пальцем на пол, и я кивнул. Ну вот, теперь он знает, где все это произошло. В диване никакого гашиша не оказалось. Мы осмотрели шкаф, и гостиная вроде как закончилась. В кухне у нас было много шкафчиков и ящичков, но ими постоянно пользовались. Точно так же дело обстояло с платяными шкафами в коридоре. И все же мы вытащили всю обувь и проверили, нет ли тайников под полом. После уселись на кухне и устроили что-то вроде совета. Еще раз обсудили все комнаты, пришли к выводу, что в доме бесчисленное множество мест, где можно что-нибудь спрятать, и без собаки, натренированной на поиск наркотиков, обойтись трудновато. Юаким слышал про специальные аппараты наподобие рентгена, которыми просвечивают помещение. Однажды в школе мы смотрели кино, и в нем показали здоровенную потайную комнату, скрытую за книжными полками. Открывалась она, если потянуть за книгу. И, конечно, мы не забыли и про Бэт-пещеру, таинственное логово Бэтмена. Папа был не Бэтмен. Он даже револьвер прятал не слишком хорошо, поэтому я уверен – вряд ли он прорыл тут подземный ход или встроил секретные кнопки, отодвигающие книжные полки. В целом ничего в нашем доме необычного не было. – В доме вещи не прячут. Их закапывают в лесу, – сказал Юаким. – Тогда нам в жизни ничего не найти. – Если только он не оставил карту. – Ему же не восемь лет было – карты рисовать. – Может, он на даче это спрятал?