— А я, может, еще не все вопросы прояснил. Вот по дороге и поговорим. Когда они уже устроились в машине, Кир, мягко тронув с места, спросил как ни в чем не бывало, словно и не было этой вынужденной паузы в разговоре: — Про аккуратность и организованность — абсолютно согласен. Про отсутствие напарника — пока не понял. Но ты мне скажи, как вообще профайлеры эти самые портреты составляют? — Да в основном на базе статистических данных. Но меня, если честно, статистические предположения никогда серьезно не впечатляли. Про тех серийников, у которых в подкорке сексуальные мотивы сидят, там еще что-то с чем-то стыкуется. Ну то есть, когда мотивы убийств эмоциональные, точнее, чувственные. Когда злодей от убийства ловит кайф. Причем кайф этот сродни сексуальному. Сильно сродни, только с обычным сексом у персонажа что-то не так, что-то не получается. — Импотенты, что ли? — Да всяко бывает. Если импотенция, то убийство заменяет половой акт, если нет, становится его кульминацией, причем и собственно секс завязывается на насилие, не обязательно физическое, бывает и психологическое. Ой, это длинная тема, там не столько физиология, сколько внутренняя жажда контроля. Но у таких убийц действительно просматриваются кое-какие закономерности: высока вероятность, что рос злодей в неполной семье, при авторитарной матери, в детстве мочился в постель, а после любил что-нибудь поджигать и крылышки бабочкам отрывать. А если злодей — невыявленный шизофреник, который внешне нормальный, но у него в голове голоса живут, которые велят убивать, что тогда? — Тогда это совсем другая статистика. — Вот-вот. И это, похоже, наш случай. — Но почему он нигде на учете не числится? — Если речь о шизофрении — а это тоже не факт, там много чего может быть — то манифестация обычно наступает где-то в двадцать, двадцать пять лет. — То есть наш тип просто еще слишком молод, чтобы успеть попасть в поле зрения психиатров? — Есть такая вероятность. — То есть ты пытаешься понять, что у него в голове? — Что ж делать, если материальных улик кот наплакал. Но, скажу честно, не очень у меня получается. Как вжиться в голову, где все наперекосяк, включая логику, если в твоей собственной голове прочно живет здравый смысл, усугубленный к тому же профессиональным опытом. Очень трудно притвориться, что их нет. Некоторое время они молчали. Где-то там, думала Арина, на одной из этих улиц, за мирным на первый взгляд фасадом, Имитатор удерживает свою очередную жертву. Подходящих заявлений о пропаже, правда, пока нет, но то-то и оно, что пока. Отсутствие заявлений не значит, что ни одна девушка больше не пропала. И даже если так — значит, сейчас он выслеживает очередную жертву. Но в салоне «тойоты» было так спокойно, так не хотелось думать ни о каких ужасах… Арина отстраненно глядела в окно, за которым неслись фонари, витрины, окна домов, другие машины. Почему-то эта череда огней напоминала симфонический концерт. Фоновая темнота — это тишина в зале. Когда музыканты играют, никакой тишины, конечно, нет, но она тем не менее присутствует. И на ее фоне — сложный, многослойный звуковой узор. Или световой. Расставленные через равные промежутки фонари — это ритмические басы. Многочисленные разноцветные окна, плетущие свою мелодию — группа струнных. Проносящиеся мимо фары и габаритные огни — духовые, от фаготов до флейт. Забавно. Музыке ее учили давным-давно, а знания не просто остались, но еще и активно участвуют в ассоциативном ряду. Городские огни — симфонический концерт, надо же до такого додуматься. Витрины… А вот черт его знает, чему в этой схеме соответствуют витрины… Прямо перед носом машины через дорогу метнулся скелет — очень яркий в сгустившихся сумерках, сияюще-белый, даже чуть зеленоватый. Головы — в смысле черепа — у скелета не наблюдалось. — Ч-чтоб тебя! — Кир ударил по тормозам, двинул руль. Скелет, благополучно ускользнувший от несшейся прямо на него машины, метнулся в ограждавшие дорогу кусты. Не то акация, не то боярышник, в темноте Арина не могла разобрать. — Ну ты у меня дошутишься! — опер выскочил наружу в тот же самый момент, как машина, недовольно взвизгнув, притерлась к поребрику. — Кир, ты чего? — робко поинтересовалась Арина. Она-то подумала, что бегающий по дороге скелет причудился ей в полудреме. Если городские огни — симфонический оркестр, почему бы ему не играть рахманиновский «Остров мертвых»? И дирижер в виде сияющего скелета — очень в тему. Но если Киреев затормозил, да еще так резко, и ринулся наружу — значит, скелет настоящий. Она выглянула из машины: возле кустов возилось что-то темное, большое. Осторожно вылезла из машины, сделала в ту сторону шаг, другой… — Куда выскочила? — остановил ее Киреевский возглас. — А впрочем… Иди, полюбуйся. Красавец, а? У «скелета» имелось лицо — простоватое и, как показалось Арине, очень молодое. Парень растерянно моргал, щурился — Киреев развернул его к свету фар. В скорченном состоянии «скелет» превратился в невнятную мешанину светящихся полос и пятен. Киреев несильно шлепнул по взъерошенной макушке какой-то темной тряпкой: — Балаклаву нацепил! Всадник без головы, чтоб его! — Ладно тебе, Кир, ничего же не случилось. Мальчишка, дурак, мозгов нет, а развлечься хочется, вот и придумал шутку, решил, что это смешно. Может, в кустах еще кто-то сидит, для ютуба ролик снимает. — Если и был, то уже сбежал. Смешно им! Ты представь чувства водителя, когда перед капотом не просто шальной пешеход, а такое вот явление возникает. А если за рулем пожилой человек? Он же может в одночасье на небеса отправиться. Значит, так, — он тряхнул «скелета» за шкирку. — Пока кто-то от твоих шалостей инфаркт заработает или в столб врежется, я ждать не буду. Я сам из убойного, но у меня знакомых навалом, и участковых, и патрульных, и прочих. Еще раз увижу или пожалуется кто — злостное хулиганство тебе обеспечено. Обещаю. То есть не на пятнадцать и не на тридцать суток тебя закроют, а по-настоящему. Понятно тебе? «Скелет» кивнул. — Давай снимай это свое… барахло, — распорядился опер. — Так я ж… — попытался возразить незадачливый шутник. — Ничего-ничего, если голый останешься, дам тебе тряпочку замотаться. Поводя плечами, «скелет» принялся сдирать с себя эластичный черный комбинезон с намалеванными светящейся краской костями. Под ним оказались плотные трикотажные шорты вроде тех, в которых бегают-прыгают легкоатлеты, и такая же майка. — Вот и умница, — хмыкнул Киреев, когда устрашающее облачение превратилось в кучку тряпья у его ног. — Можешь валить на все четыре. Но смотри, я твой портрет срисовал, если… — он погрозил пальцем в удаляющуюся спину, сгреб разрисованное тряпье в багажник, кивнул Арине. — Поехали. Шутники, чтоб их! * * * Превратив «скелет» в обычного, хоть и скудно одетого парня, следовательша и ее спутник сели в машину и уехали. Не заметили! Старенький грязно-белый фургончик тихонько тронулся, свернул во двор, проехал поглубже и снова остановился. Из зеркала заднего вида сурово глядели глаза матери. Во взгляде читалось: что за безответственность, тебя на минуту без присмотра оставить нельзя! Ведь все, все могло рухнуть! Мало тебе, что твоя неуверенность, твои сомнения — любимая пища невезучести — твои страхи довели до полного, полного краха?! Теперь, когда нужно еще сильнее сконцентрироваться, ты опять вольничаешь? Из-под надвинутой на лоб бейсболки струился пот. Мать была права. Зачем, ну зачем нужно было устраивать эту слежку? Никакого в этом смысла не было. Просто вдруг захотелось увидеть, где обитает эта самая Арина Вершина. Хотя никакой роли она в происходящем не играет! И не будет играть! По понятным причинам. Ни-ка-кой! Будь она умницей-разумницей или безмозглой куклой, тупо исполняющей служебные инструкции — не имеет значения! Она никто. Эпизодический персонаж. Как тот кретин, что переодевался скелетом. Глупее и выдумать нельзя. По крайней мере, если смотреть со стороны. Все, что непонятно, выглядит глупым. Или скорее бессмысленным. Глупое не может выглядеть угрожающим, а бессмысленное — может. Но и это не имеет значения. Значение имеет только общая картина. Чтобы она была идеальной, необходимо действовать точно по намеченному плану. И не отступать от него, не соблазняться наблюдением за следовательшей. И так из-за выскочившей непонятно откуда журналистки пришлось менять план буквально в последний момент. Если бы в то утро на глаза не попалась эта газетенка, все, все было бы по-другому. Но — заголовок «Смерть играет в куклы» бросился в глаза, заставил посмотреть внимательнее. Возле невнятной фотографии, на которой только и можно было разглядеть, что слишком длинный нос, толстые, как гусеницы, брови да нелепый, завязанный почти над ухом, «конский хвост», стояло имя написавшей статью журналистки. Регина Андросян. Да. Это было правильно. В реальности, кстати, она совсем не похожа была на армянку. И нос оказался не такой внушительный, и брови обычные. Глаза и волосы темные, а в остальном — девушка как девушка. Плечи, правда, широковаты, но сама худенькая, так что общее впечатление было вполне удовлетворительное. И мать не возражала. Да, план пришлось менять срочно. Но оно того стоило. * * * — О! — раздался радостный возглас из глубин темноватой, типично питерской квартиры: вокруг кривоватого коридора, как листья на ветке, кучковались полторы комнаты, кухня, кладовка и прочие «удобства». Желтая от древности ванна, туалет с чугунным бачком, из которого свисала черная от старости цепочка с фаянсовой «грушей» на конце, — удивительно, но весь этот антиквариат работал вполне прилично. Равно как и холодильник «Север». Арина с удовольствием поставила бы вместо этого раритета какой-нибудь приличный агрегат с нормального размера морозилкой, но квартирная хозяйка почему-то панически боялась современной бытовой техники, даже электрические чайники приводили ее в ужас. А ведь казалось бы. Но морозил «Север» исправно, и Арина предпочитала не заводить конфликт на ровном месте. Не вечно же они с Виталиком на съемной квартире будут мыкаться, пока можно и потерпеть. Главное, они вместе, остальное, включая неудобного начальника, сущие пустяки! — Ариш! — любимый супруг явился в прихожей, потягиваясь и поводя плечами, должно быть, за компьютером сидел, ее дожидаясь. — Наконец-то! У тебя тут ненаглядный мужчина с голоду загибается. Вот помру, что делать станешь? — Разделаю и котлет накручу, — буркнула Арина. — На полгода хватит. Шуточка вышла так себе, грубоватая, но на интеллектуальные изыски сил не было. Сбросив кроссовки, Арина прошагала на кухню. Нет, она не станет ворчать «мог бы сам разогреть», ни за что! Вытянула из холодильника кастрюлю с рассольником, пластиковую коробку с остатками вчерашней лазаньи — Виталик недовольно сморщился, она не видела, он стоял за спиной, но как будто видела, вот как хорошо она его знала. Ну что ж теперь! Да, у нее не хватает времени, чтобы готовить каждый день что-то свежее, приходится разогревать. Да, ей и самой от этого неловко, стыдно, нехорошо — но что ж поделать-то! Покупных полуфабрикатов воспитанный заботливой мамой супруг, разумеется, не признавал. Да Арина и сама могла бы этих самых полуфабрикатов впрок наготовить: и тех же котлет, и голубцов, и пельменей, и ее фирменных рулетиков с паприкой — а толку? В крошечную морозилку «Севера» лишний кусок мяса или, к примеру, «запасную» скумбрию (из нее такая чудесная запеканка получается, и возиться почти не нужно) не втиснешь. Вот почему так получается? За одно воскресенье можно накрутить заготовок на месяц вперед, да еще и пирогов напечь. А если то же самое готовить каждый вечер — в сто раз больше времени нужно. Если в сумме. Загадка, право. Плита была газовая, старая, никаких тебе автоподжигов. Пьезозажигалка то включала конфорку с первого щелчка, то упрямилась — когда поднималась влажность. А поскольку Питер, при всех своих достоинствах, город довольно сырой, зажигалка отказывала чаще, чем срабатывала. Арина чиркнула спичкой, зажгла сразу три конфорки — для супа, для лазаньи (подумав мельком, что уж микроволновку-то все-таки надо купить, можно ее от хозяйки прятать, а если заметит, пусть застрелится с горя) и, главное, для чайника. Уставив плиту элементами будущего ужина, Арина поморщилась — откуда-то несло кислятиной и как будто рыбой. Откуда рыба-то? Откуда-откуда, из мусорного ведра! Она заглянула в пакет — так и есть: пивная бутылка и ошметки воблы. Нет-нет, Арина нисколько не возражала против того, чтобы муж расслабился после трудового дня. Что такое бутылка пива? Да хоть две! И ошметки от воблы он же не оставляет, как некоторые, «на месте преступления» (то есть потребления), все за собой убирает. Вот только и пивная бутылка, и бренные рыбьи останки… воняют. Виталик остановил ее у двери: — Да брось ты его, я завтра захвачу, выброшу по дороге на работу. Ну куда ты на ночь гляда?!