* * * Это было очень глупо, но почему-то Арина ожидала звонка Мирры Михайловны с самого утра — как будто у профессорши не было более важных занятий, чем с утра пораньше копаться в папках приемной комиссии в поисках «странного имени». Она даже поставила себе — чтоб не дергаться понапрасну — что-то вроде барьера: если Мирра Михайловна не позвонит до… четырех… ай, ладно, до трех часов дня, можно будет позвонить самой. Но телефон зазвонил гораздо, гораздо раньше. — Арина Марковна? Простите, что беспокою, но… — номер на экране смартфона она не узнала, но голос… Голос был как будто знакомый. Да, точно — это же профессор Васильев. Только сейчас его мягкий уверенный баритон дрожал и странно колебался, то взметываясь до тенора, то опускаясь в басовый шепот: — Она пропала! Отвезла Чарли на тренировку — и пропала! И Милена с ней! — Погодите, Антон Палыч, расскажите по порядку, что случилось. Я вчера с Миррой Михайловной беседовала, все было в порядке. Вроде бы. — А потом она пропала! Это маньяк ее похитил!.. Их… — Почему вы решили… Он не слушал: — Вы же из-за него приходили? Который трупы по паркам разбрасывает? И вот теперь — Мирра! Сделайте что-нибудь! — Сперва вы мне все расскажите, ладно? Довольно быстро стало ясно: рассказывать профессору особенно нечего. Он не знал, что именно случилось. Да и случилось ли вообще. Просто утром Мирра Михайловна не появилась в консерватории — нет, ничего особенного, никаких важных встреч или лекций у нее сегодня не было, но все-таки! — А когда я попытался ей позвонить… — кажется, он хлюпал носом. — Ну, понимаете, может, простыла, или Милена с Чарли… или трубу прорвало… Мирра вообще-то в домашние дела никогда не вникала, но знаете, как бывает. И вот я звоню, а у нее телефон недоступен! А Женя… — Женя? — Ну да, муж ее. Он удивился как будто: а я, говорит, думал, к вам опять какие-то коллеги зарубежные приехали. Разве нет? После многочисленных переспрашиваний и уточнений — Васильев то и дело сбивался куда-то в сторону, принимался рассказывать то о пристрастиях Мирры, то об их давней дружбе — история выстроилась не то чтобы обыденная, но и не настолько пугающая, чтобы впадать в такую панику. После вчерашнего разговора с Ариной Мирра Михайловна повезла сына на тренировку. Милена была с ними. Чарли видел, как они направились в сторону соседнего торгового центра. Когда тренировка закончилась, он вышел на крыльцо, но рядом никого не было. Подождал в холле, потом опять на крыльце. Когда ни мать, ни сестра не появились, попробовал позвонить, но телефоны не отвечали. Дошел до переулка, где Мирра Михайловна парковалась — совсем рядом — но машины там не было. Мальчик решил, что у матери возникли какие-то срочные дела, и добрался до дома самостоятельно. Домработница Оксана, накормила его обедом, он немного поиграл на компьютере, сделал домашнее задание по английскому, съел ужин и лег спать. Муж Мирры вернулся домой поздно, отсутствие супруги его немного удивило, но не обеспокоило. Точнее, не само отсутствие, а то, что она ничего не сообщила. — Сделайте уже что-нибудь! — снова взмолился Васильев. Похоже, Мирра Михайловна, подумала вдруг Арина, была тебе, господин профессор консерватории, не просто коллегой. То есть она-то тебе просто улыбалась, но ты явно к ней неровно дышал. Мысль была разумная, вот только несколько неуместная, и Арина сама себя одернула. Был ли профессор Васильев влюблен в прелестную свою коллегу или нет, но он точно не сумел бы притвориться худенькой русоволосой девушкой. То есть русый парик-то напялить — без проблем, но усохнуть вдвое — это вряд ли. Впрочем, девушка могла быть просто помощницей… Ты что, хмыкнула она, всерьез рассматриваешь кандидатуру профессора на роль музыкального убийцы? И сама себе ответила: всерьез не всерьез, а учитывать надо все варианты, даже самые дикие. Зачем профессору консерватории убивать — это вопрос тот еще. Но, как учил на семинарах обожаемый Михалыч, на мотивах сосредотачиваются дилетанты, профессионал изучает возможности. Были ли у Антон Палыча возможности, чтобы реализовать дикую эту серию убийств? Да кто его знает! Может, и нет, может, он в отъезде был в какой-нибудь из ключевых моментов. Надо бы проверить. На всякий случай. Хотя бы для того, чтобы выкинуть эту… гм, кандидатуру из головы. Потому что есть одно большое «но»: какое отношение к профессору Васильеву имеет мелодия, сочиненная одним из абитуриентов? Не вяжется. Или, как теперь модно говорить, не бьется. Вот то-то и оно. — Антон Палыч, я сейчас подъеду, хорошо? Мне все равно нужно в приемной комиссии документы посмотреть, вот и решим, что делать. Вы пока успокойтесь, будем надеяться, что с Миррой Михайловной все в порядке. Буду минут через сорок. Положив трубку, Арина нахмурилась. Что-то в недавних размышлениях о профессоре Васильеве мелькнуло важное, но, черт побери — что?! Ладно, потом вспомнится. Строго говоря, пока что не было достаточно веских оснований считать, что Мирра Михайловна — да еще и вместе с дочкой! — стала очередной жертвой «музыкального имитатора». Вот только эти три «ми», завершающие ту проклятую мелодию… Почему же ты, думала она по дороге, милый друг Антон Палыч, сказал тогда, что не видел на прослушивании мальчика с диковинным именем? Действительно ли тебя там не было? Или? Нет, стоп. Проверить передвижения профессора за последние полтора месяца — это нужно. А вот тратить время на размышления из пустого в порожнее — это лишнее. Спрашивать «а был ли мальчик», пожалуй, не имеет смысла. Мальчик — был. Но имеет ли он какое-то отношение к этим убийствам — вот вопрос. Или и мальчик, и его увертюра — ложный след? Почему-то ей вдруг вспомнился роман Агаты Кристи — один из лучших по ее мнению — «Убийства по алфавиту»: там Главный Злодей, чтобы максимально обезопасить себя, «создал» серийного убийцу. Очень, очень изощренно. Злодею нужно было убрать со своего пути одного-единственного человека, но это ведь какой риск — тут же начнут выяснять вечное «кому выгодно», и привет. А серия — она и есть серия: мало ли как у кого крыша поехала, никакая «выгода» тут никому и в голову не придет. Папаше Пуаро, впрочем, пришла, злодея благополучно разоблачили. Но сама идея… Где умный человек прячет лист, замечал персонаж другого, не менее известного автора. И сам себе отвечал — в лесу. А если леса нет? Он его сажает. А если нужно спрятать мертвое тело, самым надежным укрытием окажется череда мертвых тел. Да, великой красоты идея. Правда, одернула Арина сама себя, то, что годится в детективный сюжет, вряд ли может случиться в жизни. Тут все проще. И серия черных тел на парковых скамейках — с девяностодевятипроцентной вероятностью — это именно серия. Без всяких хитрых подтекстов. Иногда банан — это просто банан. И Мирра Михайловна вместе с дочкой наверняка объявятся не сегодня-завтра. Ну… почти наверняка. Кое-какие минимальные действия предпринять все же стоит. Попросить Киреева, пусть съездит к этому спорткомплексу, выяснит, что там с камерами наблюдения. Уточнить, где стояла Миррина машина, может, найдется камера, где машину видно. Ставить машину в розыск, наверное, пока рано. А вот с мужем профессоршиным поговорить — это да, это нужно. Но что бы там ни было с Миррой и Миленой — будем надеяться, что тревога была ложной — а вот мальчика с диковинным (что бы это ни значило) именем, автора увертюры «Черный свет», надо найти непременно. * * * Тьма клубилась вокруг, как чернильное облако, выпущенное осьминогом — Мирра видела, когда они с Женькой отдыхали на Кипре, устроили себе что-то вроде второго медового месяца. Кажется, Чарли она «привезла» именно оттуда. А Милка тогда была совсем мелкая, ее оставили с бабушкой. Господи, Милка! Где она? И, если на то пошло, где сама Мирра? Воспоминания возвращались лоскутьями, и не понять было, что вспоминается: вправду бывшее или бредовый морок. Залитая солнцем площадь, рваная тень старой, начавшей уже желтеть липы, белые бетонные ступени… Мирра вдруг отчетливо вспомнила, как села за руль, мысленно выругавшись: рядом очень неудобно припарковался грязно-белый фургон, она сосредоточилась, соображая, как его объезжать… Потом… кажется, у нее закружилась голова… Желудок вдруг сжался, выбросив из себя едкую отвратительную жижу. Жижа была кислой и почему-то немного сладкой. Но легче не стало. Почему такая муть в голове? Тихо, тихо, без паники, от паники никогда никакого толку. Наверное, она отравилась. Съела что-то не то, обычное дело. И ее увезли в больницу. Но почему так темно? В больнице даже глубокой ночью горит хоть какой-нибудь свет. Клубящийся вокруг мрак казался живым — он двигался и даже как будто дышал… И ничего больше — только мрак… Что, если… что, если она ослепла? От ужаса Мирра зажмурилась — очень глупо: разве так проверишь? Но… если закрыть глаза, темнота выглядела совсем иначе: гуще и словно бы чернее. И по этому черному пробегали желто-оранжевые пятна, стрелы, полосы, звезды… Вроде бы они называются фосфены… С открытыми глазами никаких фосфенов не было. Значит, не слепота — просто вокруг темно. Вокруг — это где? Надо потереть виски, сильно-сильно, и затылок тоже, тогда голова будет работать лучше. Но это совершенно невозможно: руки за спиной и вытащить их не получается — почему? Как это может быть? Что мешает? Связаны они, что ли? Значит, это не больница. Ее что — похитили?! И будут требовать выкуп?! Какая дичь! Они с Женькой, конечно, вполне обеспеченные люди, но вовсе не настолько. И времена не те. Это лет пятнадцать назад еще бывало и не только ради выкупа. Тогда девушек чуть не в центре города похищали, продавали в бордели — Мирре всегда казалось, что журналисты, рассказывающие о торговле живым товаром, сильно преувеличивают. Зачем рисковать, хватая девчонок на улице, когда большинство этих дурочек достаточно поманить карьерой модели — и они сами послушно пойдут в ловушку. Но, получается, такое все-таки бывает? Спокойно, Мирра, соберись. Какая еще торговля живым товаром? Тебе не двадцать лет! Тебе почти сорок! Да, ты выглядишь не старше тридцати, но вокруг тысячи тех, кто куда моложе и свежее! Плечо, на котором она лежала, ныло. Руки, заведенные назад, затекли. Господи, руки! Всю жизнь это было самым страшным страхом — повредить руки. Школьный физрук, когда она, даже не подумав закрыться, получила мячом в голову — сильно, до сотрясения — сперва ругался, потом уговаривал, а после смирился, перестал ставить в волейбольную команду. Ни гимнастики, ни прыжков в высоту, ни даже начал самообороны, втиснутых в программу все тем же Борис Борисычем, Мирра почему-то не боялась. Но подставить пальцы под пушечное ядро мяча было выше ее сил. Нет, Мирра никогда не мечтала о том, как станет всемирно известной пианисткой. Ну… почти не мечтала. Но главное было не в этом, главным была возможность касаться клавиш. Хотя бы воображаемых! Потому что дело было не в музыке. То есть в музыке, конечно, тоже, но не только. Движение пальцев сдвигало что-то внутри головы, делало непонятное — ясным, загадочное — очевидным. После нескольких сыгранных — хоть на краю стола! — пассажей решение самой заковыристой математической задачки возникало в голове словно само собой. И химические формулы, и исторические даты — которые зубрила, зубрила, а вспомнить никак не удается! — после нескольких аккордов легко всплывали в памяти. Сейчас этот способ собраться с мыслями был недоступен. И — господи, только не это! — что, если стянутые за спиной кисти пострадают от неудобной позы? От недостатка кровообращения? Мирра пошевелила пальцами. Получилось. Стянуты были только запястья. И даже не особенно туго. Но если они долго останутся в таком положении — страшно подумать. Мизинцем правой руки она дотянулась до левого запястья. Под подушечкой было что-то гладкое. Не веревка. Скотч. Выгнув кисть как можно сильнее, она попыталась подцепить его край ногтем — бесполезно. Что же делать? Господи, что же делать? После нескольких попыток она смогла принять сидячее положение. Плечо упиралось во что-то твердое, неровное. Прикрыв глаза, чтобы клубящаяся вокруг тьма не отвлекала, она сосредоточилась на ощущениях в кончиках пальцев. Стена была кирпичной и, должно быть, старой. Раствор кое-где выкрошился, оставив неглубокие канавки и выпуклые, с неровными краями гладкие прямоугольники. Прижавшись посильнее, она провела по кирпичным неровностям сомкнутыми запястьями. Подушечки обожгло болью. Что-то металлически звякнуло. Выгнув запястья как можно сильнее и закусив губу, она проехала по кирпичам еще раз. И еще. Содранная кожа горела. Ну давай, еще раз! После нескольких попыток Мирра поняла: гладкий скотч больше скользил по кирпичам, нежели царапался ими. Вряд ли таким способом получится сколько-нибудь серьезно его повредить. Отдышавшись, она снова легла набок. Подтянула к груди ноги — похоже, лодыжки были стянуты таким же скотчем — выгнула поясницу, потянулась связанными руками… Скоро сорок лет стукнет, говорите? А вот фигушки вам! Ни лишних кило, ни хрустящих суставов! За спиной опять что-то звякнуло, что-то ударило по копчику, как будто по спине скатился небольшой обломок кирпича… Мгновнная — несильная! — боль в плечах — и обмотанные скотчем руки оказались спереди!