Он утирает глаза полой стариковской рубахи: – Ох, извини, Эльф. Просто… я тут влип… «Наркотики? Сифилис? Нелады с полицией?» – Во Франции все пошло наперекосяк. На Елисейских Полях меня избили копы. Мою гитару украли. Мой сосед по квартире смылся, прибрав все деньги и прочее барахло. У меня осталось два франка семь сантимов, восемь шиллингов и трехпенсовик. Я… я зашел к Тоби Грину… – Брюс багровеет и обливается потом. – Попросил его секретаршу проверить авторские отчисления за «Пастуший посох». – Там не много. – Да, даже на пакетик голубиного корма не хватит. Я, конечно, не имею права тебя о чем-то просить, но… честное слово, мне больше некуда деваться. – Он глубоко вздыхает, пытается успокоиться. – Я… я тебя умоляю. Помоги мне, пожалуйста. Хоть чем-нибудь… Приз – Добрый вечер, дамы и господа, добрый вечер! Приветствуем вас на еженедельной передаче «Вершина популярности»! Надеюсь, вы все довольны и счастливы, а если нет, то следующие полчаса наверняка доставят вам море удовольствия. – Джимми Сэвил трясет золотистой шевелюрой, улыбается в телекамеру. – Итак, мы начинаем с бодрой энергичной песни в исполнении одной из лучших групп этого лета. И предупреждаю, господа, с экранами ваших телевизоров все в полном порядке – за электроорганом действительно девушка и к тому же невероятно обворожительная! Поприветствуем же, номер девятнадцать в чарте, дебютная композиция «Темная комната» – единственные, неподражаемые, неповторимые – «Утопия-авеню»! Загорается табло «АПЛОДИСМЕНТЫ»; зал взрывается одобрительными воплями; Джаспер со сцены косится за кулисы, где стоят Левон, Беа, Динова подружка Джуд и Виктор Френч из «Илекса». «Понеслись!» В колонках звучит вступление, тридцать или сорок молодых людей, одетых по последней моде и отобранных специально для танцпола, начинают раскачиваться под аккорды Эльф, которая имитирует игру на отключенной «фарфисе». Джуд и Беа три дня придумывали костюм Эльф: наряд американской индеанки – замша, бахрома, бисер, волосы перехвачены расшитой кожаной лентой. Дин в длиннополом тускло-розовом сюртуке, купленном в магазине «Зефирная крикетная бита», глядит в камеру, по-элвисовски кривит верхнюю губу. Грифф, в просторной рубахе джазмена и психоделическом жилете, машет палочками за ударной установкой; барабаны заглушены резиновыми прокладками, пластмассовые тарелки издают «тш-ш-ш-ш-ш!». Вокал. Джаспер склоняется к микрофону, шевелит губами под фонограмму. Вторая камера подъезжает к Эльф. Продюсер сказал Эльф, что до нее в передаче не было женщин-музыкантов, только певицы. Джаспер придвигает микрофон: В темной комнате, как во сне, Проявляют покровы века, Иерусалим в восточной стороне, А на западе – Мекка. У второго микрофона Дин с Эльф изображают припев. Дин наставляет палец на объектив камеры, на миллионы телеэкранов по всей Великобритании. После проигрыша третья камера наезжает на Гриффа за барабанами, а потом следует гитарное соло Джаспера. Он играет на неподключенном «стратокастере», как на обычной сцене, со всеми дисторшн-эффектами и растушевкой. Эльф и Дин затягивают последний припев, на середине его обрывают восторженные крики. «АПЛОДИСМЕНТЫ». Три минуты истекли. Группу торопливо выпроваживают за кулисы, а на соседней сцене Джимми Сэвил, окруженный девицами в мини-юбках, готовится объявить очередных исполнителей. – Ну и как вам это, дамы и господа? «Темная комната», группа «Утопия-авеню». Превосходно! Так, ну-ка… ну-ка… ну-ка… Ну-ка, угадайте наших следующих гостей и название их песни! Три подсказки. Во-первых, они маленькие. Во-вторых, у них есть лица. А в-третьих, они чешутся и живут в парке! Кто же это? Ну конечно же это The Small Faces со своим хитом «Itchycoo Park»! Из-за кулис Джаспер и Грифф смотрят, как Дайана Росс и The Supremes исполняют под фонограмму «Reflections»[59]. Джаспер видит белки глаз Дайаны Росс. К Джасперу с Гриффом присоединяется Эльф. В сравнении с Дайаной Росс, Мэри Уилсон и Синди Бердсонг все остальные выглядят как самодеятельность. «И мы тоже». Черная кожа и серебристые платья прекрасно смотрятся на экранах черно-белых телевизоров. Джаспер – как и вся Великобритания – завороженно вбирает в себя их изящные, уверенные движения и минимализм хореографии. Они словно бы воплощают в себе песню, подчеркивают ее звучание, заставляют верить в нее. На слух Джаспера, все остальные в передаче – Small Faces со своей «Itchycoo Park», Traffic с «Hole in My Shoe»[60], The Move с «Flowers in the Rain»[61], The Flowerpot Men с «Let’s Go to San Francisco»[62] – не вызывают ни малейшего доверия ни у слушателей, ни у самих музыкантов. Когда песня заканчивается, Дайана Росс отвечает на громкие аплодисменты сдержанным взмахом руки, улыбается и вместе с остальными покидает сцену. Джаспер вдыхает молекулы воздуха, потревоженные ее проходом мимо. – Как по-твоему, мы туда когда-нибудь попадем? – тихонько спрашивает Эльф. – Куда? – В Америку. Джаспер задумывается. – Если уж дебильных Herman’s Hermits туда занесло, – ворчит Грифф, – то мы точно попадем. Программу завершает Энгельберт Хампердинк песней «Последний вальс», а последующей вечеринкой в кулуарах студии Би-би-си «Лайм-Гроув» открывается еженедельная – с четверга до воскресенья – обойма лондонских тусовок. Музыканты и исполнители, менеджеры, поклонники, жены, критики и прихлебалы циркулируют, обмениваются замыслами, строят планы, флиртуют, ссорятся и подгаживают друг другу. Левон, Джаспер и Хауи Стокер стоят в уголке. С ними Виктор Френч и Эндрю Луг Олдем. Эльф с Брюсом – рука Брюса поглаживает бедро Эльф, – Беа, Джуд и Дин оживленно беседуют с участниками Traffic. Из-за того что Эльф бесцеремонно бросила Энгуса и вернулась к своему бывшему бойфренду, случился большой скандал в клубе «Зед», у Павла, куда Эльф привела Брюса знакомиться с группой. Насколько понял Джаспер, Дин рассердился на Эльф из-за Брюса, потому что, по мнению Дина, Брюс обошелся с ней подло и, скорее всего, не изменит своего поведения и в будущем. После этого Брюс ушел, пообещав Эльф приготовить ужин к ее возвращению. Эльф рассердилась на Дина, потому что, по ее мнению, Дина не должны волновать ее бойфренды, еще и потому, что Дин сам изменяет Джуд с девицей из Сканторпа, официанткой в лондонской кондитерской «Валери». Дин рассердился еще больше, что вызвало новый шквал презрительных замечаний со стороны Эльф. Тогда Грифф решил поупражняться на ударной установке, и Эльф с Дином вызверились и на него тоже. Грифф продолжал упражняться, только громче. После этого Джаспер совершенно растерялся. Он никогда не мог понять, почему Нормальные постоянно приходят в волнение из-за того, кто с кем спит. Ведь люди все равно будут спать друг с другом до тех пор, пока одному из них – или обоим – не надоест. И тогда все заканчивается. Как брачный сезон в мире животных. «Если бы все так рассуждали, то обошлось бы без разбитых сердец». Может, сейчас Дин и свыкся с таким положением вещей. Грифф сидит на диване, среди хихикающих девчонок, а Кит Мун таращит глаза и жестами изображает какие-то подмахивания. Джаспер мысленно перечисляет известные ему факты: «Я в группе; мы заключили контракт; я написал песню; она на девятнадцатом месте в чартах; мы только что исполнили ее под фонограмму на „Вершине популярности“. Нас видели миллионы». На эти факты можно положиться. Джаспер представляет себе, что «Темная комната» – облако пушинок одуванчика, которые разлетаются по волнам эфира и пускают корни в людских головах повсюду, на каждом островке Британского архипелага, от Шетленда до Силли. Они летят и сквозь время. Может быть, «Темная комната» попадет в головы тех, кто еще не родился, и тех, чье родители еще не родились. Кто знает? Джаспер натыкается на ядовито-желтую рубашку с малиновым галстуком под шлемом золотистых волос. Извиняется перед Брайаном Джонсом из The Rolling Stones. – Да ладно, все кости целы, – говорит Брайан Джонс, сует в рот сигарету и спрашивает: – Огонь есть? Джаспер щелкает зажигалкой: – Поздравляю с выходом «We Love You»[63]. – А, тебе понравилось? – Неутомимая напористость. Брайан Джонс глубоко затягивается, медленно выдыхает дым: – Я там играю на меллотроне. Сволочной инструмент этот меллотрон. Задержка звука. А я тебя знаю? – Меня зовут Джаспер. Я гитарист. Из «Утопия-авеню». – Неплохое место для отдыха. Но жить там я бы не стал. Джаспер не понимает, шутит Брайан или нет. – А ты здесь один? Где остальные? Брайан Джонс удивленно морщит лоб: – Честно сказать, я… не знаю. – Почему? – Иногда мне в голову приходит всякое. – Какое? – Ну вот, например, мне пришло в голову, что сегодня мы исполняем «We Love You» на «Вершине популярности». Я все бросил, заставил Тома отвезти меня сюда… а потом какой-то затюканный тип с Би-би-си долго убеждал меня, что нет, The Rolling Stones сегодня не выступают и не собирались выступать. – То есть тебе кто-то позвонил и сообщил об этом шутки ради? – Нет. Сообщение возникло у меня в голове. Джаспер вспоминает Тук-Тука. – Сообщение? Брайан Джонс приваливается к стене: – Воспоминание о сообщении. Но когда пытаешься сообразить, откуда оно взялось, то не можешь вспомнить. Как граффити, которое исчезает сразу же по прочтении. – Ты под кайфом? – спрашивает Джаспер. – Если бы… – А тебя не посещают бесплотные сущности? Брайан Джонс откидывает золотистую челку с воспаленных глаз и пристально смотрит на Джаспера: – Давай-ка поговорим. За десять лет пребывания в школе Епископа Илийского Джаспер не нажил себе врагов и приобрел одного-единственного друга. Хайнц Формаджо, сын швейцарских ученых, жил с ним в одной комнате. Спустя три недели после первого «тук-тук» на крикетном поле, когда число последующих случаев перевалило за десяток, Джаспер рассказал ему о том, что произошло. Они сидели под дубом после уроков. Привалившись спиной к стволу, Формаджо полчаса слушал рассказ Джаспера, а потом долго молчал. Пчелы изучали клевер. Птичьи трели путались. По низине ехал на север поезд. – Ты еще кому-нибудь рассказывал? – наконец спросил Формаджо. – Такое не хочется особо афишировать. – И правильно. Грузный садовник толкал перед собой газонокосилку.