«Судьба – то, что ты из нее делаешь, – говорила Ханна. – Можешь распорядиться ею наилучшим образом или позволить ей играть тобой по своему усмотрению». Мария и доктор теперь были связаны друг с другом – намеренно, по выбору, по случайности. Так распорядилась судьба, но Мария вскоре убедится, что их отношения и дальше будут развиваться ей на благо. Чуть позже в тот вечер они распрощались, но это была не последняя их встреча. * * * Наблюдая за быстро выздоравливавшей дочкой Деккеров, Мария поняла, что хочет получить в качестве платы за лечение. Она догадалась, почему линии на ее ладони и на руке доктора изменились одинаково. В кабинете священника Мария нашла бумагу, перо и чернила и до самого утра сочиняла письмо, занявшее три страницы. К полудню Аннеке уже сидела в кровати. Она проголодалась и попросила бульона из рыбных костей. С аппетитом сжевав намазанный маслом гренок, девочка почувствовала себя достаточно сильной, чтобы принять ванну и надеть чистую одежду. Мать Аннеке получила указания, что следует делать, если последует рецидив болезни. Выздоровление могло превратиться в постоянный бой, но девочка должна была его выиграть. – Вам надо уходить? – спросила Ханна Деккер, когда Мария начала собирать вещи. – У меня тоже есть дочь, – ответила Мария. – И вы теперь знаете, как нужно ухаживать за Аннеке. – Она спросила, нельзя ли поговорить со священником, прежде чем она уйдет домой. – Я сказала, чтобы он дал вам все, что вы попросите. И я всегда буду в долгу перед вами, что бы вам ни понадобилось. – Возможно, мне будет нужно то, чего он не ожидает услышать. – Что бы это ни было, оно ваше, – заверила ее Ханна. Женщины обнялись: они вместе прошли сквозь тьму и вышли к дневному свету. Справедливо, что, если ты кого-то спасаешь, он в какой-то мере принадлежит тебе, но столь же верно, что и ты принадлежишь ему. Он останется с тобой в снах и мыслях, а ты будешь жить в его памяти. Мария спустилась по лестнице. Она давно не спала, не мылась, не ела и все же находилась в прекрасном настроении. Постучав в дверь кабинета и получив приглашение войти, она пригладила рукой волосы и открыла дверь. Мария вспомнила, как совсем еще девчонкой вдыхала дым, наблюдая, как сгорает все, что она знала и любила, и понимая, что Ханна спасла ее во второй раз. Именно тогда она дала себе клятву никогда не смотреть, как горит другая женщина. – Мне сказали дать вам все, что вы попросите, – сказал Деккер, жестом приглашая Марию сесть напротив него. Он был безмерно ей благодарен и радовался, что тяжелое испытание позади и Мария Оуэнс покидает их дом. – Назовите вашу цену. Мария положила на стол перед ним письмо. У нее был прекрасный почерк и изящный слог. – Я хотела бы, чтобы это было доставлено по назначению. Деккер взял письмо, но через мгновение в замешательстве поднял на нее глаза. – Но оно ведь адресовано губернатору Фиппсу. Почему вы даете его мне? – У нас с вами одни убеждения. Ни вы, ни я не хотим, чтобы вешали невиновных женщин. Деккер удивленно посмотрел на нее, а затем обратился к письму. Начал внимательно его читать и уже не мог остановиться. Мария сидела в кресле с бархатной обивкой, изготовленном в Амстердаме: его ножки и подлокотники были выполнены в виде полированных деревянных лап с когтями с вкраплениями золотистых листьев. Она наблюдала, как внимание священника все возрастало по мере чтения. Две сотни женщин были арестованы и уже девятнадцать повешены на Холме висельников, один мужчина насмерть забит камнями. Мария слышала, что Элизабет Колсон и ее бабушка тоже сидят в тюрьме, ожидая приговора. А теперь и Фэйт, по всей вероятности, находилась в округе Эссекс, месте, смертельно опасном для женщин и девушек. – Я бы не смог написать лучше, – сказал Деккер, дочитав письмо Марии. – Впечатлен вашей логикой и стилем. Письмо чрезвычайно убедительно. Но что мне делать с вашим посланием? – Попросите доктора Ван дер Берга подписать это письмо и как собственное подать на рассмотрение губернатору Массачусетса. – Деккер изумленно взглянул на нее, озадаченный просьбой, а Мария продолжила объяснения: – Он ваш ближайший друг и думает так же, как мы. Мне кажется, он хороший человек и поступит правильно. Деккер недовольно покачал головой, убежденный, что принуждать кого-то подписать письмо, сочиненное другим, – это обман, особенно если его автор – женщина. Но Мария не собиралась сдаваться: – Ему ведь не трудно поставить свою подпись под письмом, которое, скажем, переписано по его просьбе. Даже если вам кажется, что вы совершаете дурной поступок, это не столь важно. Мы выше этого. Ваша жена сказала, что вы должны исполнить мое желание, каким бы оно ни было. Если вы не поможете мне с доктором, я заберу вашу дочь. – Простите, не понял. Мария уже повернулась, чтобы выйти из комнаты, и священник последовал за ней. Будь он менее благовоспитанным человеком, схватил бы ее за руку. – Вы, наверно, пошутили, – сказал Деккер. – Все, что я захочу, – напомнила ему Мария. – Ваша жена не станет этого отрицать. Я спасла девочку от смерти, и ее жизнь теперь принадлежит мне. Пошлите ее в мой дом. – Она наша дочь, – сказал священник, шокированный подобным поворотом разговора. – Я могу добиться вашего ареста. – Посмотрев в серые глаза Марии Оуэнс, он убедился, что она не испугалась. – Мои слова не просто угроза. – Вы многое можете сделать. И все же, я надеюсь, вы поговорите с доктором Ван дер Бергом. И я хотела бы поехать вместе с ним в Бостон. Думаю, он не станет возражать. * * * Мария пошла домой и собрала все необходимое. Джек Финни присмотрит за хозяйством, скорее всего, ее долго не будет, а может случиться, что она и вовсе не вернется. Мария побросала одежду в небольшую сумку, дорожный сундук заполнила лекарственными травами, черенками и луковицами растений, завернутыми в коричневую бумагу. Самой ценной вещью был ее гримуар, который она положила в дамскую сумочку. Мария пошла в комнату Фэйт и собрала для нее немного одежды, а потом, очутившись под властью эмоций, присела на ее постель. Женщина взяла в руки куклу, которую Самуэль Диас изготовил на борту «Королевы Эстер», когда ему казалось, что он умрет, хотя Мария поклялась, что этого не случится. «Ты веришь мне?» – однажды спросила она. «А должен?» – ответил он. Мария взяла куклу с собой, и, когда засовывала в сумку, ткань порвалась. Игрушка была из прочной парусины, но наспех сшитая и грубо сделанная. Самуэль Диас просил Марию не терять ее, и она хранила куклу тринадцать лет. Тогда ей было шестнадцать, а теперь почти тридцать. Когда кукла развалилась в ее руках, Мария расплакалась. Она не должна была давать волю чувствам, но Самуэль Диас снова и снова заставлял ее лить слезы. Возможно, она унаследовала эту черту у отца-актера, который умел плакать по ходу действия пьесы. Слезы Марии были горячими, они прожигали парусину насквозь. Кукла распалась на две части; внутри оказался маленький синий мешочек с вышитыми на нем буквами «СД». Вытряхнув содержимое, Мария обнаружила, что держит в руке семь небольших бриллиантов. Именно это она увидела в черном зеркале еще девочкой – человека, которого ей было суждено полюбить: он говорил, не переставая, не боялся любить ведьму, искал дерево с белыми цветками, такое древнее, что оно росло на земле еще до того, как на ней появились пчелы, человека, чье кольцо она носила, в чьей постели спала и который всегда был ее единственным, чего она имела глупость не понять. * * * Дом на Мейден-лейн был закрыт ставнями, двери заперты на ключ, сад не возделан. Мария надела бледно-синее платье и красные башмаки, уложила темные волосы, скрепив их двумя принадлежавшими ее матери серебряными заколками, еще сильнее потемневшими с годами. Женщине не пристало быть секретарем, поэтому, прибыв в дом губернатора, они говорили всем, что она служанка доктора. Письмо, написанное Марией Оуэнс, произвело на Ван дер Берга сильное впечатление, и он поставил под ним свою подпись с завитушками. Он полагал, что Мария – выдающаяся личность как по своей образованности, так и по умению подойти к людям. Все в ней его привлекало. – Я спрашивал у губернатора, нельзя ли вам остановиться в его доме, когда мы приедем в Массачусетс, – сообщил он Марии. – В этом нет необходимости. Я уеду в Салем. – Когда Ван дер Берг удивленно посмотрел на нее, Мария добавила: – Я когда-то там жила. – Ваше счастье, что вы уехали оттуда. – Ван дер Берг внимательно посмотрел на нее. – И все же вы туда едете? – Надо завершить там кое-какие дела. – Общество этого человека начинало ей нравиться, и она добавила: – Спасешь жизнь – выиграешь жизнь. – Чью? – поинтересовался он. – Для вас? Жизнь каждой женщины, которая не будет повешена. Вы спасете их души, и все праведные поступки окупятся вам сторицей. – А для вас? Что вам там делать? – Моя дочь сейчас в Салеме. – Понимаю. – Йост Ван дер Берг обвел взглядом холмистый зеленый ландшафт. Они проведут одну ночь в гостинице, в Коннектикуте, но он понимал, что надеяться ему не на что. Мария носила золотое кольцо, а когда он спросил, замужем ли она, в ответ услышал только, что это действительно старинное обручальное кольцо, изготовленное в Испании. – Я удивлен таким уклончивым ответом, ведь вы мыслите очень логично. – Мария строго посмотрела на него, он рассмеялся и сказал: – Вы, очевидно, верите в любовь. Ван дер Берг был рассудительным человеком и полагал, что чувства и страсти можно обуздать и излечиться от них, как от болезней, а непосредственные эмоции не более чем досадная помеха. Он всегда думал, что сумасшествие происходит от избытка чувств. Именно это случилось в Салеме. В людях возобладали эмоции: ревность, ненависть и страх вылились в мстительность. – Любовь очень важна для многих людей, – сказала Мария. – Она или есть, или ее нет, – ответил доктор. Мария улыбнулась. Ей нравилось спорить с этим человеком, свято верившим в здравый рассудок. Рядом с ними жужжала муха, и доктор поймал ее рукой. – Это создание существует. Мы можем его слышать, трогать, видеть своими глазами. Способны ли мы то же проделать с любовью? Таким образом он пытался убедить ее провести с ним ночь, доказать, что это было бы логично для двух находящихся в гармонии умов. Доктор не боялся женщины, равной ему, ни в постели, ни в жизни. – Не согласитесь ли вы, что сама судьба свела нас вместе, или, проще говоря, это стало результатом наших общих интересов? Разумно, что такая связь влечет за собой желание. Предложив близость, он протянул ей руку, но Мария деликатно отвела ее. В тот же день она приготовила доктору Чай для избавления от любви из имбиря, меда и уксуса. Этот рецепт действовал безотказно. Когда они прибыли в Бостон, между ними все было кончено и преодолено. Они оставались партнерами по борьбе с манией охоты на ведьм, и ничего больше. Пожав доктору руку, Мария поблагодарила его за все, что он сделал для нее и для преследуемых женщин округа Эссекс. Он изменил мир, и ее мир тоже изменился. «Никогда не забывай, кто ты есть, – говорила ей Ханна Оуэнс, – чего бы тебе это ни стоило». У нее было сердце, и она ничего не могла с этим поделать. Вот почему она оставила письмо на столе дома на Мейден-лейн на случай, если Самуэль вернется. И конечно же, она не могла отдать свое сердце этому доброму серьезному мужчине, рассудительному доктору, который даже не верил в любовь. То, чему суждено быть, уже началось. Будущее было написано деревом, поцелуем, зароком, истершейся веревкой, человеком, который не верил, что любовь способна стать проклятием. III.