Первое, что нашла Хелена, – счет сберегательной книжки Рут. Он был открыт 27 мая 1921 года, начальная сумма составляла пять марок; 5 сентября 1924 года переоформлен в рейхсмарках, которые были введены после высокой инфляции. Первоначальная сумма на счету, конечно, обесценилась, но кто-то внес одну рейхсмарку, и с тех пор в каждый день рождения на счету появлялось еще по одной рейхсмарке, вплоть до 19 мая 1932 года. А 5 апреля 1933 года счет, на котором лежало 11 рейхсмарок 57 пфеннигов, был закрыт. В тот же день в таможенные таблицы внесена информация о пересечении границы с Нидерландами Филиппом Мельцером, Хертой Мельцер-Оровиц и их дочерью Рут Мельцер. На этом всё. По крайней мере, в хранилищах данных, к которым она могла обратиться со своим обычным уровнем доступа. Хелена откинулась на спинку кресла, потерла лицо обеими руками, задумалась. Это не оставит ее в покое. Да, раньше она откладывала подобные вылазки до позднего вечера, но ведь ничего такого не случалось, не так ли? Она встала и заперла изнутри дверь кабинета. Вновь села за компьютер, повысила уровень доступа до максимально возможного и набрала: ОБЪЕДИНЕННАЯ ТАБЛИЦА ОБЩИЕ.СВЕДЕНИЯ.СС * * * Так вот о чем шла речь. Совсем не о его награде. Очевидно, о ней и вовсе забыли. Может быть, Гитлер просто так об этом сказал. Леттке почувствовал, как что-то внутри него, что уже и так было нестабильно, надломилось и рухнуло. Странный холод распространился по его телу, в груди кольнуло в районе сердца, но и в животе тоже – ощущение, будто его кровь постепенно начала замерзать. Ему казалось, что он слышит, как внутри потрескивают первые кристаллы льда. – Понимаю, – сказал он, а может, и не сказал, потому что никто, похоже, не заметил или не обратил внимания. Возможно, он лишь пошевелил губами, не издав ни звука. А внимание привлек другой звук: стук в дверь. Все посмотрели на нее, Адамек крикнул – громко, чтобы было слышно через обитую кожей дверь: – Да-да, пожалуйста. Ручка осторожно опустилась, дверь медленно отворилась, просунулась голова секретарши. – Герр Адамек, – произнесла она голосом, выражающим панику, – тут господа из Берлина… – Пусть войдут, – сказал Адамек. В следующее мгновение дверь резко распахнулась, и вошел мужчина, грубо оттесняя секретаршу в сторону, мужчина в черном мундире СС, зажав кепку под левой рукой. Прошел в середину помещения, прогремел каблуками черных кожаных сапог, резко вскинул в воздух правую руку и проревел: – Хайль Гитлер! Удивленные мужчины и женщина, сидевшие за столом, поприветствовали его в ответ, но по сравнению с его идеальным представлением их приветствие выглядело слабо и посредственно. – Оберштурмбаннфюрер Шнайдер, – представился мужчина, на лице которого особенно выделялся мощный подбородок, который нельзя было назвать просто угловатым. – По приказу фюрера я беру на себя руководство Управлением национальной безопасности. – Вытащил конверт и протянул его вперед: – Вот письменное распоряжение. Кто из вас Август Адамек? – Это я, – сказал Адамек, направляя свое инвалидное кресло в сторону новоприбывшего. Леттке заметил, как у того поднялась бровь, когда он увидел Адамека в инвалидном кресле. Малейший, но явный жест отвращения. Неужели ему не сказали заранее, что начальник НСА в инвалидном кресле? Эсэсовец тут же взял себя в руки, вручил Адамеку конверт и наблюдал, как тот его вскрывает и изучает документ. За ним протиснулись другие эсэсовцы, в том числе три женщины, чьи воротнички выдавали их принадлежность Компьютерной дивизии. Все три блондинки, их волосы были заплетены в косы, замысловатым образом сложенные на голове, и они осматривали присутствовавших холодными глазами. Могли бы быть сестрами, подумал Леттке. – Да, – сказал Адамек, ознакомившись с документом, – соответствует электронному письму, которое я получил. – Хорошо, – сказал оберштурмбаннфюрер. – Значит, всё в порядке. Могу я попросить передать ключи и пароли? – Проект, указанный здесь в качестве причины, – сказал Адамек, помахивая приказом фюрера, – «Молот Тора» – вам известно, о чем речь? Эсэсовец покачал головой. – Только то, что он совершенно секретен. – Он требовательно протянул руку, но не повторил свою просьбу. Адамек вздохнул, сложил письмо, объехал вокруг своего письменного стола, открыл ящик, достал толстый коричневый конверт и вручил его оберштурмбаннфюреру. Было слышно, как внутри гремят ключи, вдобавок Адамек передал и связку ключей, которую держал в руке. – Замечательно, – сказал эсэсовец. Открыл конверт, достал оттуда несколько листов бумаги и бегло просмотрел их. – Гассман, – сказал он командным тоном. Одна из женщин сделала шаг вперед, встала по стойке смирно. – Оберштурмбаннфюрер? Протянул ей два листа. – Займитесь этим. – Слушаюсь, герр оберштурмбаннфюрер, – прокартавила она. Затем огляделась, обратила свой холодный взгляд на Розмари Фелькерс и спросила: – Вы руководите отделом программирования? Леттке увидел, как Фелькерс неловко сглотнула. – Да… – Отведите меня и моих коллег к компьютерам с полным доступом к системе. – Да. Да, конечно. Пойдемте. – Фелькерс торопливо встала и поспешила сопроводить женщин из кабинета. Между тем оберштурмбаннфюрер огляделся вокруг, словно обдумывая, как он изменит по-своему обстановку в комнате. Наконец, похоже, он вспомнил, что есть дела поважнее; снова взял себя в руки, повернулся к Адамеку и сказал: – Ну, что же. Не будете ли вы так любезны представить мне присутствующих? Мне поручено решить, кто при необходимости останется на службе в ведомстве, а кого следует исключить; мне понадобятся основания для принятия соответствующих решений. – Разумеется, – поспешил выполнить приказ Адамек. Выехал из-за стола, который больше ему не принадлежал, вернулся к столу для совещаний и начал представлять членов внутреннего круга, начав с Хорста Добришовского, который, казалось, совсем и не слушал хвалебные слова своего прежнего начальника, а только смотрел перед собой. Кирст дымил как паровоз, держа сигарету дрожащими руками. Глаза Мёллера за толстыми очками выглядели такими большими, как никогда. Да и сам Леттке чувствовал, будто в любой момент может свалиться со стула. – Ну, на этом хватит, – наконец прервал эсэсовец хвалебные речи Адамека Добришовскому. – Я, конечно, почитаю еще и личные дела каждого из них. Следующий? – Кирст, Винфрид Кирст, – продолжил Адамек. – Специалист по сетевому оборудованию, к тому же самый одаренный электротехник, которого мы когда-либо… В этот момент дверь распахнулась, и вошла одна из светловолосых женщин-эсэсовок. – Оберштурмбаннфюрер, – по-военному отрапортовала она. – При осмотре системы мы столкнулись с несоответствиями, которые требуют незамедлительных действий. * * * Обзор доступных таблиц содержал также журнал переноса различных данных. Хелена поспешно пролистала записи. Их было не так уж много, но у нее не хватало смелости сформулировать отдельный специальный запрос. Вот. 29 мая 1940 года, менее чем через три недели после оккупации Нидерландов, собраны данные из реестра местных жителей, и, поскольку религиозная принадлежность уже была задокументирована в Нидерландах по налоговым соображениям, данные обо всех евреях немедленно перенесли в отдельную таблицу. Таблица называлась «Евреи Нидерландов». Хелена открыла ее, поспешно набирая: ВЫБОР ИЗ СС.ЕВРЕИ – НИДЕРЛАНДОВ ВСЕ (фамилия, имя) ДЛЯ ( фамилия =»Мельцер« ) И «Выполнить». Хелена, грызя ногти, наблюдала, как увеличивались проценты. Наконец высветился результат: Обнаружено 0 записей