– Командующий нашей армией в центральном каре ведёт бой с основными силами турок. Мы с вами сейчас двинемся уже по освобождённой земле, но ушки, стрелки, держите на макушке, сами знаете, как у нас тут быстро обстановка меняется. Да и из каких-нибудь лощин могут татары-недобитки выскочить. Запросто голову срубят или же за собой на аркане утащат. Так что, не зевать, за мной! – и он первым побежал в ту сторону, откуда сейчас слышалась ожесточённая стрельба. Каре генералов Племянникова и Олица в это время штурмовало центральный ретраншемент. Только что русские пушки подавили основные турецкие батареи, и сейчас дивизии готовились к решительному броску. – Приберите себя, как-никак на глазах у командующего и всей его свиты окажетесь! – скомандовал своему сопровождению Светлов, направляясь к группе высокопоставленных военных, наблюдавших за боем стоя в центре каре Олица. «Легко сказать, приберите, – подумал Лёшка. – Здесь вам не ванная комната и даже не лесной родник, а боле боя». Однако команда была отдана, и её нужно было теперь как-то выполнять. Действительно, и он, и все его товарищи были в пороховой копоти и пыли, одни лишь только зубы блестели на их чумазых лицах. В ход пошла белёная холстина, которую он всегда носил на всякий случай с собой, вот и сейчас, отодрав добрую её половину, Лёшка обтёр ей своё лицо с руками и передал дальше по команде. – Быстрее, быстрее! – торопил поручик, отряхиваясь сам от пыли. – Встанете в дести шагах за мной, ну всё, теперь пошли! – и быстрым шагом направился к командующему. – Ваше сиятельство, дивизия генерал-поручика Брюса отбила все атаки вражеской кавалерии и прорвала правый оборонительный фланг турок. Яков Александрович разделил дивизию и одной её частью выдвинулся к турецкому лагерю, а другой бьёт его главный ретраншемент вдоль своего фланга. Он просит у вашего сиятельства кавалерию, дабы преследовать отступающего противника, а также дальнейших указаний по своим действиям. В десяти шагах от Лёшки в окружении своей свиты стоял сам Румянцев, генерал-аншеф, легендарный русский полководец и военный теоретик, кавалер всех российских орденов, человек решительный, храбрый и абсолютно хладнокровный в бою. Он как никто заботился о нуждах своих солдат и хорошо знал их, что было нечастым явлением в армиях XVIII века. Именно Румянцева считал своим учителем другой великий полководец – Суворов Александр Васильевич, являвшийся к Петру Александровичу всегда в полном мундире и забывавший при нём свои шутки. – Поручик, передайте Якову Александровичу мою благодарность за стойкость и решительность его войск, – ответил на доклад вестового адъютанта командующий. – Передайте также ему, чтобы он всемерно усилил давление со своего фланга на центр османских позиций. Наше правое каре генерал-квартирмейстера Баура уже пробило левый фланг турецких войск и идёт к османскому лагерю, вся кавалерия, кроме крайнего резерва армии, послана к нему на помощь. Ступайте! – и он повернулся к стоявшему рядом с ним принцу Ольденбургскому. – Алексей! – от свиты командующего отделилась, направляясь к нему, знакомая долговязая фигура. – Как давно я вас не видеть! – перед Лёшкой стоял знакомый ему барон Оффенберг. – Я глядеть, ты уже успел повоевать? – и он радостно обнял сержанта. – Совсем чуть-чуть, Генрих Фридрихович, – с улыбкой ответил Лёшка, поправляя свою треуголку. – Я извиняться, что совсем не видеть тебя весь это время, – виновато улыбнулся немец. – Очень много дел перед этой большой баталий. Ты ещё не передумать стать егерь? Я могу говорить с командующий и, как это по-русски, дать протекций, попросить за тебя. Мы с графом корошо ладить, он очень любить короший картограф и особенно его короший работа из карт, чертёж и схем. – Спасибо, господин барон, – покачал головой Лёшка. – Но я хочу добиться всего сам. Ещё раз вам спасибо за ваше доброе участие и за ваш подарок, – и он погладил рукоятку дарственного кинжала. – Прошу прощения, но мне нужно догонять адъютанта, до свидания, господин подполковник, – и он, козырнув, бросился за своими товарищами. – До свиданий, Алексей, мы обязательно с тобой увидеться! – помахал ему вслед рукой военный картограф. Вестовым нужно было пробежать за наступающими центральными каре, пересечь большую часть поля и уже потом выйти на боевые порядки своей дивизии. А прямо перед ними, в самом эпицентре битвы, происходили самые трагичные события. Каре генерала Племянникова, двигаясь быстрее, немного обошло соседнее каре Олица и уже начало выбивать из окопов ретраншемента турецкую пехоту. Вдруг из лощины, пролегавшей поперёк окопов, на дивизию Племянникова ринулось с ревом около десяти тысяч янычар, как видно, сидевших там в засаде и выжидавших самого удобного момента для броска. Их нападение было столь неожиданным, что фас русского каре, который составляли Астраханский и первый Московский полки, был сразу же ими прорван. Русские пехотинцы не успели даже дать залп из фузей, как были опрокинуты. Янычары, размахивая ятаганами и саблями, ворвались в середину русского построения и опрокинули Муромский с Бутырским полки, которые побежали искать спасения в каре Олица. Турки, уже торжествуя победу, радостно кричали. Ими было захвачено два знамени и несколько зарядных ящиков. Опасность поражения нависла над всем русской армией! – Стойте! – размахивал шпагой Светлов. – Стоять! – но его никто не слушал. Мимо пробегали толпы солдат, а некоторые даже бросали наземь свои ружья, только чтобы побыстрее укрыться от грозящей им опасности. Лёшка сбил первого набегающего янычара из штуцера, рядом хлопали фузеи его охотников, а поручик, разрядив оба своих пистолета в упор, пятился, отбиваясь при этом от двух здоровых наседающих на него янычар шпагой. Штуцер был разряжен, и Лёшка подхватил брошенную кем-то мушкетёрскую фузею с примкнутым к ней штыком, прикрывая своего офицера с правого бока. А с другого пристроились егеря, примкнувшие к своим ружьям длинные плоские штыки-кортики. Тимоха с Архипом пристроились тоже около своего сержанта, так вшестером они и отступали, отбиваясь от нападавших. Вот к ним пристроился один, другой солдатик, и вскоре более трёх десятков русских отходили, поводя жалами штыков, к своим. Клинок ятагана рубанул вскользь по фузее, и Лёшка толкнул её резко вперёд, вгоняя наточенный трёхгранный штык в грудь врага. Раздался противный хруст и вой, он рывком выдернул стальное жало из тела только что убитого им человека, а его место уже занял другой, норовя достать русского саблей. Ших! – и он, сместившись резко влево, дотянулся боковым хлёстом до Архипа, буквально подрубая молоденькому солдатику горло. Фонтан крови из шейной артерии ударил вокруг, окатывая всех тех, кто был рядом, своими красными брызгами. На! – и Тимофей вогнал в живот янычару свой длинный фузейный штык. Здоровый янычар в ярко-жёлтым халате с красной росписью и узорами, в куке на голове – командирской шапке, украшенной страусовыми перьями и драгоценными камнями, махал в сторону небольшого отряда русских булавой, призывая своих воинов к атаке. В это время из центрального русского каре ударила русская артиллерия, одно из ядер попало в зарядную повозку, и раздался оглушительный взрыв. Командир первого гренадерского полка бригадир Озеров без команды, по своей личной инициативе развернул своих гренадёр с основного направления наступления и бросил в штыки на неприятеля. – Теперь настало наше дело! – обратился Румянцев к принцу Ольденбургскому и, вскочив на коня, поскакал из каре Олица навстречу своим отступающим войскам. «Стой, ребята! Стой! – кричал он, по воспоминаниям очевидцев. – На вас смотрят отцы и матери! На вас смотрит Родина! Стой!» Солдаты, завидев своего любимого командира, бросившегося в самую гущу сражения, пришли в себя и начали строиться плечом к плечу, рядами. Турецкое командование допустило явную оплошность, не поддержав вовремя такое удачное нападение янычар. Русский же командующий, восстановив порядок и погасив панику в каре Племянникова, приказал всей своей коннице, находящейся у него в личном резерве, ударить разом по турецкой пехоте. Конные полки Салтыкова и Долгорукова сходу врубились в порядки янычар. Солдаты каре Племянникова, обозлённые произошедшим только что с ними конфузом, тоже яростно ударили в штыки. Отборная турецкая пехота дрогнула и побежала вспять. Русские кирасиры, казаки и карабинеры рубили бегущих, тщетно пытавшихся найти спасение в окопах. А за ними в атаку бросились егеря, которыми в этом сражении командовал молодой офицер Михаил Илларионович Кутузов, отличившийся в этом сражении и произведённый в секунд-майоры. Два ранее потерянных русских знамени были обратно отбиты. Турки оставили укрепления, а увидев, что им в тыл заходит дивизия Репнина, под её фланговым огнём обратились всей своей массой в паническое бегство. По утверждению русского военного историка А.Н. Петрова, Иваззаде Халил-паша с саблей в руке пытался остановить бегущих, но все его горячие слова и угрозы пропадали даром. Увещевания великого визиря продолжить бой во имя пророка Муххамеда и великого султана Мустафы III также не имели никакого успеха. Охваченные паникой османские воины кричали в ответ Халил-паше: «Нет сил сбить русских, которые поражают нас огнём, как молнией». Находящийся в авангарде османского войска Мустафа-паша рубил отступающим солдатам уши и носы, но и это средство не смогло прекратить беспорядочное бегство турок. Лёшка бежал вместе с сотнями егерей и охотников за отступающими, а за их спинами слышался мерный топот полковых и дивизионных колонн. – Быстрее, ещё быстрее, нельзя дать османам зацепиться за какое-нибудь укрепление. Чуть отстав от него, следом бежали Тимофей и два их егеря. Перемахнув через последний окоп ретраншемента и взобравшись на вал Лёшка увидел панорамную картину бегства всего вражеского войска. Он, как только мог, старался быстрее перезарядить штуцер, оглядываясь вокруг. Вдруг среди бегущих мелькнула знакомая крупная фигура в жёлтом халате с развевающимися страусовыми перьями на шапке. Рядом с ним бежало сбитой группой несколько воинов, как видно, из свиты здоровяка, и у одного из них в руках было знамя. Пуля забита в стволе штуцера до упора, Лёшка оглянулся на своих тяжело дышащих и уже перезарядивших фузеи товарищей, протянул руку в сторону убегающих со знаменем и крикнул: – Братцы, отомстим этим за Архипа?! Стрелки присмотрелись в ту сторону, куда указывал Лёшка, и в их глазах мелькнуло понимание. – Вот зараза, уходит ведь! – сплюнул Тимофей и первым рванул вдогонку за убегающими. – Ух-х, ух-х, ух-х, – Лёшка глубоко вдыхал и выдыхал воздух, насыщая лёгкие кислородом на бегу. Уже недалеко виднелись камыши Кагульского лимана. Сейчас эта группа туда рванет, и ищи её потом среди этих густых зарослей! Он с разбега упал на колено и прицелился в «золотохалатного». Выстрел в ружье с кремнёвым замком значительно отличается от выстрела оружия XXI века. Расстояние было небольшое, где-то около ста шагов, но и эти полторы-две секунды, от нажатия на спусковой крючок, удара курка с кремнем по огниву, воспламенения порохового заряда на полке и основного заряда в стволе и, собственно, до подлёта пули к цели, подарили здоровяку жизнь. Он чуть-чуть отклонился в сторону. и штуцерная пуля, предназначенная ему, ударила знаменосца в спину. Того швырнуло вперёд, а здоровяк, споткнувшись о его тело, полетел кубарем на землю. Бах! Бах! Бах! – раздались хлопки фузей, и ещё пара человек свиты не добежали до камышей. Здоровяк поднялся, с трудом опираясь на левую ногу, и повелительно закричал в сторону своих убегающих в камыши янычар. Трое остались верны своему господину, и, пока двое подхватывали здоровяка, третий, самый высокий и воинственный, вращая ятаганом, ринулся на подбегающего первым Лёшку. Бах! Бах! – Егоров разрядил оба своих пистолета с десяти шагов. Одна из двух пуль ударила янычара в плечо, заставив его выпустить ятаган из рук и взвыть от боли. – Стоять! – зарычал Алексей, выхватывая шпагу. – Стоять! – повторил Карпыч, одевая плоский клинкообразный штык на свою егерскую фузею. Здоровяк что-то прокричал своим подручным, и те, как-то разом обмякнув, опустили его на землю и сами сели на корточки рядом с ним. Тимофей с выкаченными из орбит бешенными глазами надвигался на сидящую троицу. – Да я вас прямо здесь переколю, вот на этом вот самом месте! – орал он, сжимая свою мушкетёрскую фузею с трехгранным штыком. – За Архипа! За всех наших солдат, гады! – Отставить, Тимофей! – рявкнул Лёшка. – Остынь, Тимоха! – крикнул ему Карпыч, но солдата было уже не унять. Ещё секунда, другая и он бы действительно переколол всех трёх пленных. Кулак пронёсся над головой инстинктивно присевшего Алексея, сбивая с него шляпу. Вот ещё один удар разъярённого солдата, пытавшегося ударить своего сержанта с размаха. Лёшка перехватил его бьющую правую руку своей левой, одновременно пробивая ему коленом «по причиндалам», и, выбив фузею, бросил через плечо на землю. Тимоха согнулся и взвыл. – Ай-ай-ай! – закатил глаза здоровяк. – Зашем на свой зембилджи (унтер-офицер) кидаться? – и зацокал языком. – По-русски, значит, разумеешь? – зло прищурился Лёшка. – Так знай, ещё слово без моего разрешения вякнешь, я тебя тут же, на этом вот самом месте лично пристрелю! – и сплюнул на землю. – Всё, успокоился? – и он навис над лежащим мушкетёром. – Да-а – протянул со стоном Тимоха. – Тогда потихоньку вставай, давай, и на пятках потом попрыгай как следует, помогает, я сам это по себе знаю. – Помоги ему, Макарыч! – и капрал егерь согласно кивнул головой. «Во-от, один раз неслуху по яйцам дал и сразу же авторитет появился», – зо злой усмешкой подумал про себя Лёшка. – Карпыч, ты уже перезарядился, я гляжу, тогда страхуй, приглядывай вот эту парочку! – и он демонстративно взведя курок на штуцере, вплотную подошёл к здоровяку. – Ну а теперь говори, кто ты такой и для чего я должен оставить тебя сейчас в живых? – и глубоко взглянул ему в разом забегавшие от страха глазки. – Меня убить нет! – замотал тот головой и ударил себя в грудь, – Большой бакшиш – деньга тебе дадут. Я чорбаджи оджака (командир полка янычар) Исмаил. Он мой байракдар (знаменосец), – и полковник кивнул на лежащего у знамени убитого. – Он – чорваджи-баши (командир орты – роты), – и кивнул на сидящего неподалёку и постанывающего раненого. – Будете вести себя тихо – будете жить! – твёрдо заверил османского полковника Лёшка. – Давай сюда руку! – и Егоров подошёл к раненому. Тот с испугом вжался в землю, ожидая удара от русского. – Переведи ему, что я ему только руку забинтую, чтобы он тут совсем кровью не истёк, – кивнул Лёшка здоровяку. И тот, удивленный, быстро залопотал по своему раненому: – Ona Ali'nin elini ver, sana bağlayacak, böylece kanamayın (Давай ему руку, Али, он тебе её завяжет, чтобы ты кровью не изошёл. – тур.). Раненый только испуганно затряс головой – чего ещё можно было ожидать от этих страшных неверных, только одну лишь смерть или мучения. – Ali'ye elini buraya ver – ben bağlayacağım. Komutanınız size dokunmayacağımızı söyledi. Ve komutanınızı dinlemelisiniz! (Дай руку сюда, Али, – перевяжу. Тебе же твой командир сказал, что мы тебя не тронем. А своего командира нужно слушать! – тур.), – внятно и отчётливо (спасибо преподавателям кафедры иностранных языков родного Рязанского) довёл свою мысль Алексей до раненого и начал перевязку раны пленному. – Карпыч, а ты пока обыщи их всех. Не хватало ещё, чтобы они кого-нибудь спрятанным под халатом кинжалом потом пырнули! Через час четвёрка егерей и охотников, конвоируя пленных, при распущенном красном янычарском знамени с изображённым на нём зульфикаром – мечом с раздвоенными клинками, предстала перед командиром Апшеронского пехотного полка. – Ваше высокоблагородие, ваше приказание выполнено, адъютант его светлости графа Брюса с донесением сопровождён в штаб командующего и обратно! Принимали участие в отбитии атаки янычарского корпуса на наше центральное каре. Нами захвачено полковое знамя противника, сам командир полкового оджака янычар Исмаил, его офицер и свита. Наши потери – рядовой Степанов Архип, погиб смертию храбрых на поле боя, – и Лёшка вздохнул, закончив доклад. – Молодец, Егоров, далеко пойдёшь, – радостно улыбнулся своему портупей-юнкеру полковник Колюбакин. – Адъютант графа уже доложил ему о ваших геройских деяниях на поле брани, и как вы его там, на поле боя, не щадя своей жизни спасли. А ты ещё потом умудрился у этих самых янычар их полковое знамя отбить, да ещё и с самим командиром в придачу?! Лихо, лихо, сержант! Будете отмечены в приказе по полку! А теперь оправляйтесь по своим командам и приводите себя в порядок, а то вон весь мундир в крови. Мы пока ждём дальнейших распоряжений командующего. Усталость солдат Румянцева, бывших на ногах со вчерашнего вечера, не позволила русской пехоте продолжить преследование в день сражения далее четырёх вёрст, после чего преследование бегущего неприятеля продолжалось уже кавалерией. По окончании сражения Румянцев занял позиции позади бывшего османского лагеря. Однако вскоре преследование турок продолжилось, но на этот раз оно проходило вне поля сражения. Для выполнения этой задачи в долине Кагула Румянцевым была выделена дивизия Бауэра с семью гренадерскими и одним егерским батальонами, сводным карабинерным и двумя гусарскими полками, казаками и двадцатью шестью орудиями. 22 июля преследователи заняли старый османский лагерь, расположенный в двадцати верстах от места генерального сражения. На следующий день русские части достигли местечка Картала, где на переправе через широкий Дунай были застигнуты остатки войска великого визиря. На левом берегу в это время царил полный беспорядок, Бауэр оценил ситуацию и принял решение атаковать турок немедленно, прямо с марша. В центре шло русское пехотное каре, а на его флангах двигались кавалерийские части. У этой переправы разгром турецкой армии Халил-паши был завершён. Русскими был захвачен весь находившийся у реки обоз, артиллерийская батарея из тридцати орудий и более тысячи пленных солдат и офицеров неприятеля. Множество турок было убито или утонуло в Дунае. Армия крымского хана вмешаться ни в одно из сражений не успела. Она отступила к Измаилу, а затем и далее, к Аккерману. В сторону Измаила выступила дивизия генерала Репнина, усиленная подразделениями под командованием Потёмкина. 26 июля Измаил был ими взят, после чего русские части двинулись дальше, последовательно захватывая все оставшиеся в распоряжении турок опорные пункты на левом берегу Дуная. Русские трофеи при Кагуле составили: шестьдесят знамён, сто сорок шесть орудий с принадлежностями, весь огромный турецкий обоз и лагерь со всем его имуществом. Потери турок были велики. Только на поле перед ретраншементом было собрано их более трёх тысяч. На пути отступления на расстоянии семи вёрст лежали груды тел. По самым скромным подсчётам турки потеряли более двадцати тысяч убитыми, множество их утонуло при бегстве в озере Кагул и на Дунае. Наш урон убитыми и раненными не превышал тысячи человек. Успех Румянцева вызвал восхищение современников. Русская императрица Екатерина II в своём рескрипте отметила: «Одно ваше слово “Стой!” проложило путь новой славе, ибо по сие время едва ли слыхано было, чтобы в каком-либо народе, теми же людьми и на том же месте вновь формировался разорванный однажды каре ввиду неприятеля и чтобы ещё в тот же час, идучи вперёд, имел он участие в победе». Кагульская победа прославила русское оружие на всю Европу! Глава 13. После битвы – Эх, Кузька, Кузька, угораздило же тебя стрелу поймать, ещё и в такое неудобное место, а ну как придётся перед какой бабой тылом оборотиться вдруг, а у тебя прямо под задницей такое шрамище там будет. Весь антирес ведь тогда у неё к тебе может пропасть, – отвлекал незатейливыми шутками молодого егеря Карпыч. – Да ладно, дядька, он всегда теперича фронтом воевать с бабами будет, не поворачивая к ним своё срамное место, – поддерживал егеря Тимоха, натачивая до остроты лезвия тонкий нож и затем уже обжигая его на костре.