– А ну, разойдись, придурки малолетние! – заорала я, выхватывая пистолет и делая выстрел в потолок. Надо сказать, это подействовало, и сцепившиеся и преграждавшие мне дорогу компании испуганно стали жаться к стене. Расталкивая их направо и налево локтями, я рвалась к сцене, жалея, что папаша Бобров не устроился в первом ряду, отговорившись тем, что в середине лучше видно. И тут я увидела его самого: с выпученными от страха за дочь глазами он неуклюже пытался вскарабкаться на сцену, поскольку на ступеньках происходила еще одна драка. Тем временем послышался дикий визг: огонь перекинулся на юбку Камиллы. Бобров совершил титаническое усилие и взобрался наконец на сцену, кидаясь к дочери и пытаясь обхватить ее. Очередная бутылка ударилась о его круглый затылок, и Всеволод Евгеньевич присел от боли, схватившись рукой за рану. На пол закапала кровь, Камилла продолжала голосить, рев дерущейся толпы слился в какой-то сплошной вой. В два прыжка я догнала Боброва и, оттолкнув его в сторону и развернув к себе спиной, стащила с него пиджак, которым тут же принялась сбивать пламя с платья Камиллы. Девушка, видимо, узрев во мне спасение, вцепилась в мою руку мертвой хваткой. Увидев, что вспышки на платье погасли, я одной рукой обхватила за плечи Боброва, стараясь прикрыть от возможных новых ударов, второй, еле выдернув ее из побелевших пальцев Камиллы, сгребла ее саму и потащила обоих за кулисы. Какие-то смельчаки, не остановленные вовремя милицейскими дубинками, уже тоже взбирались на сцену и пытались броситься вдогонку за нами. Достав газовый пистолет, я дважды пальнула назад и еще быстрее потянула Боброва с Камиллой к запасному выходу. Навстречу нам бежал мужчина в черном костюме и что-то кричал, пытаясь задержать. На секунду отпустив Боброва, я двинула ему кулаком в печень, и мужик упал на пол, тут же потеряв на время способность говорить. Наплевав на холод и оставленную в гардеробе верхнюю одежду, я вышибла ударом ноги запертую дверь и вытолкнула своих подопечных на улицу. – Бегом, к машине, – отпуская их, крикнула я. Бобров с дочерью довольно резво побежали к «Тойоте», а я на ходу уже открывала замок пультом. – А Лариса? – А Вадик? – одновременно спросили Бобров и Камилла. Я не успела ответить: из-за задней дверцы машины послышался приглушенный голос: – Мы тут. Заглянув туда, я увидела за машиной полуприсевших Ларису и Вадима, который рукой прикрывал женщину. – Вадик, папа, мама! – как заведенная повторяла Камилла с пустым, словно невидящим взглядом. – А ну все в машину, быстро! – приказала я, запрыгивая за руль. Все быстро расселись – слава богу, у Боброва и Вадика хватило выдержки не поддаться панике и сохранить благоразумие. Я врубила мотор, «Тойота» мгновенно сорвалась с места и помчалась по проспекту вперед. Я хотела сразу же направиться домой к Бобровым, в Кузнецкое ущелье, но все же повернулась к Камилле и спросила: – Болит где-нибудь? Та неуверенно отрицательно покачала головой. Она сидела сзади, зажатая между Бобровым и Ларисой, которые поочередно гладили ее по голове дрожащими ладонями. Вадиму пришлось сесть рядом со мной. – Юбку подними, – не терпящим возражений голосом сказала я. Камилла потупилась, и Бобров сам осторожно приподнял край ее обгоревшего платья, представлявший собой неровно свисавшие почерневшие клочья. – Боже мой! – ахнула Лариса, прикрывая рот от ужаса. На ногах Камиллы, возле щиколоток, образовалось покраснение и вздулось два пузыря. – Катюша! – Лариса не выдержала и разразилась плачем. – Дочка, больно, да? – Нет, – с удивлением рассматривая свои ноги, проговорила девушка. – Ты знаешь, мама, мне совсем не больно! – Она в шоке, – прокомментировал Вадим. – Так! – взял ситуацию в свои руки Бобров. – Едем в ожоговый центр! Немедленно! Доехав до нужной улицы, я свернула на мост, который вел в сторону тарасовского ожогового центра. Введя «Тойоту» во двор, остановилась. В некоторых окнах горел свет: центр работал круглосуточно. Бобров помог дочери выбраться из машины, они с Вадимом бережно взяли ее под руки и повели к дверям. Лариса хотела было пойти вместе с ними, но Бобров попросил ее остаться. Мы вместе сидели в машине. Бобров и Вадик отсутствовали минут тридцать-сорок. Наконец они появились на крыльце лечебного корпуса и прошли в машину. – Все в порядке, ее поместили в отдельную палату, обработали раны и сделали обезболивающий укол со снотворным, – успокаивающе ответил Бобров на немой вопрос жены. – Так что все в порядке, завтра мы ее навестим, а пока можете ехать домой. – Как домой? – забеспокоилась Лариса. – А ты? – А нам с Евгением Максимовной нужно кое-куда съездить, – уклончиво сказал Всеволод Евгеньевич. – Не волнуйся, это ненадолго. Вадик, – повернулся он к молодому человеку, – отвезешь Ларису Владимировну? – Без проблем, – тут же отозвался Вадим, и Бобров по телефону вызвал такси. – Только останься с ней до моего приезда! – строго предупредил он, и Вадик молча кивнул. Усадив жену с ее сопровождающим в машину, Бобров облегченно выдохнул и обратился ко мне: – Так, слава богу, главное утряслось. Остались пустяки… И он как-то нехорошо усмехнулся. – Какие пустяки? Что вы надумали? – спросила я. – Едем к Заварзину! – требовательно сказал Всеволод Евгеньевич. – Зачем? – Разговор есть! – Вы думаете, это он все организовал? – Уверен! И Бобров сел в машину. Я не стала спорить, так как и сама считала нужным разобраться во всем. Сейчас был хороший шанс расставить все по местам. Заварзин и впрямь мог оказаться тем негодяем, что в течение последнего времени сживал Боброва со свету. И дело, оказывается, вовсе не в финансовых делах Боброва, а в его дочери и творческих амбициях. Хотя… Какие там, положа руку на сердце, творческие? Просто амбиции… По дороге я кое-что решила выяснить у Боброва. – Вижу, вы настроены решительно, – сказала я. – Давайте-ка кое в чем разберемся. Как думаете, Заварзин всерьез заинтересован в сольной карьере дочери? – Да, – не думая, ответил Бобров. – Настолько серьезно, что мог пойти на убийство вашего сына? – прямо уточнила я. Бобров застыл, потом сказал уже не очень уверенно: – Заварзин всегда был козлом и моральным уродом, способным на любую подлость. На любую! Но вот убийство… Раньше за ним подобных дел не водилось, еще в пору его бытности бригадиром. Ну, морду набить, деньги отобрать – да. Наркота – само собой. Но убийств не было, это стало бы известно в городе. Я знаю, что он мелкий пакостник, любящий подстраивать всякие каверзы. Как вот, например, сегодня. Кстати, уничтожить человека может легко. Но не физически, а подставив его. А насчет убийства – не уверен. Хотя… Знаете, время идет, все меняется. Может быть, деформировался до того, что и убийством не гнушается. Не сам, конечно. Что ему? Бабки отстегнул – заказ выполнен! «Значит, если это Заварзин, то для убийства Михаила Боброва он нанял того самого киллера, что совершил три убийства – в Самаре, Твери и Питере, – подумала я. – И, в общем-то, все согласуется. Пусть Михаил некрупная величина, но если Заварзин нацелился на его отца, то все логично». – А деньги у Заварзина есть, – в задумчивости продолжала я. – Деньги есть, – подтвердил Бобров. – Совести нет. – Я не об этом! – отмахнулась я. – Да я понимаю. У него не хватает власти, потому что из влиятельных людей с ним мало кто хочет иметь дело в силу причин, о которых я уже говорил. А власти ему хочется. И ради самоутверждения, чтобы повысить свой авторитет, чтобы его боялись, он мать родную продаст. Не ради денег – ради общего страха. – Приятная личность, – усмехнулась я. – Да уж, – вздохнул Бобров. Тем временем мы проехали мимо глазной клиники и повернули к Волге. – Далеко еще? – спросила я. – Нет, вон за тем поворотом дом, – сказал Бобров. Мы подъехали к добротному дому, огражденному воротами. В окнах второго этажа горел свет. Бобров выскочил из машины и, пройдя вперед, замолотил по воротам. – Открывай давай! – заорал он. На шум вышел коренастый парень и, торопливо прошагав по дорожке, грубо спросил: – Чего надо? – Открывай давай! – голосил Бобров. – Или я все сейчас здесь разнесу! Я подоспела сзади. Охранник не спешил отпирать. – Вот сейчас милицию вызову, – ухмыльнулся он, доставая сотовый телефон. – Давай, давай, вызывай! – орал Всеволод Евгеньевич. – Или я сам милицию вызову! За телесные повреждения моей дочери я вас лично всех размажу! Охранник потянулся за пистолетом, висевшим в кобуре на боку. В этот момент дверь дома распахнулась, и на пороге появился сам хозяин. Он уверенной и даже ленивой походкой двигался к нам. Он был в домашнем пуловере с капюшоном и спортивных брюках. Увидев его, Бобров затрясся от злобы. Заварзин подошел и, театрально разведя руками, протянул: – Ба-а-а! Какие лица! А что ж ты не на концерте? Музычка не удалась?