Не заметив в предрассветных размышлениях наступления нового дня, Ипполит удивился первому солнечному лучу. Он всегда оказывался застигнут врасплох ярким светом. Каждый раз это было откровением и настоящим счастьем. Ведь солнце щедро освещало любимые сочные листья добродушного слизня, и теперь можно было с аппетитом позавтракать и повнимательнее изучить окрестности. Каждый новый день приносил новые возможности, и то, что ещё вчера было невнятным ростком, сегодня раскрывалось во всей своей красе. Ипполит ликовал: он обожал сюрпризы природы. Однако слизень знал, что нельзя брать больше, чем даётся. Откуда-то была в нём эта удивительная мудрость… Возможно, это была обыкновенная осторожность и чувство опасности, присущие в той или иной мере всякому живому существу. Но в Ипполите они неожиданно реализовались в виде совершенно удивительной интуиции. Например, поутру его соседи по грядкам часто направлялись в капустные ряды. Они делали это дружно, нисколько не задумываясь о последствиях. Вскоре большинство из них оказывались в ведре недовольной хозяйки огородных наделов. Ипполит же неторопливо огибал дом и оказывался у живой изгороди. Там он лакомился изысканно-острыми листьями хрена, салатом романо и латуком. Нисколько не злоупотребляя гостеприимством, он благодарно покидал вкусные грядки и отправлялся исследовать мир. Любознательный слизень точно не знал, зачем ему это нужно, но ему нравилось бесцельно ползти и наблюдать, созерцая окрестности. Кусты, заросли, листья, а также их обитатели – всё, решительно всё влекло его и захватывало. Но не только пейзажи, а и всякая поверхность вызывала в Ипполите живой отклик. Впрочем сколько бы он ни исследовал, а всё так же возвращался к своему любимому гладкому камню у пруда. Он был всегда рад ему. Камень ждал своего слизня, а слизень стремился к нему. Влажная прохлада манила и обволакивала его. Ипполит располагался на камне, слегка свешиваясь к воде, и любовался на своё отражение. Всё было наполнено волшебным умиротворением, пока рядом со слизнем не плюхнулось что-то тяжелое и чрезвычайно громкое. – Аааа! – возбужденно кричало оно. – Вот это удача!!!! Жаль, только камень, такой холодный и скользкий! Пришелец оказался зеленой толстой гусеницей с огромными глазами. Ипполит онемел от такой наглости. Впервые его трепетное уединение было так грубо и непочтительно нарушено! Что нужно этому невоспитанному существу на его, Ипполита, камне!? – Добрый день! Мой камень прекрасен, сударь, а ежели он Вам не по душе, всегда можно найти более комфортные места! – отстраненно произнес слизень, с высокомерием местного жителя рассматривая нежданного гостя. – Добрый день! А я сударыня! – кокетливо ответила гусеница. – Если б могла выбирать, поверьте, я б себе подготовила для падения место помягче! Но что делать, обстоятельства-с! – Какие же, позвольте, обстоятельства принудили Вас так неудачно приземлиться? – съязвил Ипполит. – Что Вы, сударь! Я приземлилась, и это уже удача, в моём-то случае! Меня унесла какая-то голодная птица, но я вдруг решила, что хочу жить, извернулась и как-то выпала из клюва! Я могла стать чьим-то обедом, а осталась гусеницей, это же чудо, правда? – простодушно ответила гусеница и зевнула. – Да уж, – буркнул в ответ Ипполит, но тут же устыдился своего недовольства. В самом деле, разве можно что-то предугадать в жизни? Тем более, возможно, любимый камень лежал здесь задолго до его прихода. Как знать, возможно, этот камень облюбовала лягушка или стрекоза или кто-то пострашнее. А это, ну что же, всего-то навсего обыкновенная гусеница! Тем временем, она продолжала легкомысленно болтать: – Кстати, пока я летела вниз, я много думала, вспоминала свою жизнь, прямо целиком! И решила, что ничего интересного со мной никогда не происходило! А тут – раз, и похищение! Страшно, конечно, не спорю! Но я летала! Я видела мир сверху! И упала так удачно: отпружинила от листа и прямо к Вам, сударь! Ведь повезло же как, видели такое когда-нибудь!? А меня зовут Олеся! Вас как звать-величать? Ипполит даже открыл рот от изумления. В его размеренной, неторопливой жизни такое было впервые. Ну и гусеница свалилась ему на голову! И ведь как-то невежливо прервать разговор и просто уползти. Всё же нужно что-то ответить: сударыня пережила такой шок и совсем не виновата в том, что так болтлива! – Меня зовут Ипполит, я садовый слизень, – чинно представился он и, не удержавшись, добавил: – Я как раз отдыхал на своём любимом камне, когда Вы упали сверху. – О, как приятно! Такое знатное имя: Ип-по-лит! Аж дух захватывает! И такой славный камень! Холодноват, правда, но вполне! А не хотите ли подкрепиться? – восторженно щебетала гусеница Олеся. Через мгновение Ипполит с удивлением обнаружил себя ползущим за болтливой гусеницей в совершенно неизвестном ему направлении. Она ползла впереди и жизнерадостно рассуждала о превратностях судьбы. Заметив, что знакомый слизень несколько отстает, Олеся хихикнула и ободряюще воскликнула «Поторопись-ка, Ипполит!» Слизень замер: прежде никто ему такого не говорил, он был самым быстрым для себя и всюду успевал, а тут какая-то гусеница! Не успели познакомиться, а она ему уже указывает, как ему ползти! Ипполит внутренне вознегодовал и даже прекратил своё движение вперёд. Олеся заметила реакцию слизня и вернулась назад: – Ипполит, что же ты остановился? Что случилось? Садовый слизень упорно молчал. А затем всё-таки решился и ответил расстроенным голосом: – Никто ещё никогда не торопил меня! Да ещё так небрежно! Я всегда всюду успевал! И вдруг это «Поторопись-ка»! – О, Ипполит, прости, пожалуйста! Я не хотела тебя обидеть! Просто ведь… листья все сочные съедят! А мне так не терпится показать тебе эту поляну, прямо во всём её великолепии! Ты был так добр ко мне, позволил отдохнуть на своём камне, выслушал, вот и мне хочется что-то сделать для тебя! Честно-честно! – гусеница говорила искренним, почти срывающимся голосом, нервно шевеля двадцатью передними ножками. Ипполит насупился. Он думал, как ему теперь быть. Олеся говорила так искренне! Но торопиться, вот так, вдруг! Однако гусеница всё настаивала, для выразительности крутясь то влево, то вправо. Слизень посмотрел на её артистические прыжки и, коротко вздохнув, всё же согласился ползти дальше на искомую полянку. Молча проследовав сквозь земляничные заросли и кусты чертополоха, они неожиданно оказались на огромной одуванчиковой поляне. Ипполит в изумлении раскрыл свой огромный рот и зашевелил глазами-стебельками в разные стороны. Такого великолепия он не видел давно! Всё вокруг дышало сочностью и свежестью, и ароматные листья манили всякого пришедшего. А их было всего двое, на эту огромную поляну! Ипполит виновато посмотрел на Олесю. – Ты привела меня сюда специально? Ты сделала это для меня? – Конечно! Почему нет? Ты был так мил со мной, и мне тоже захотелось сделать что-то для тебя! Ипполит задумался, никак не вспомнив, когда он был милым. Надо же, оказывается, он не такой быстрый, каким он себе казался прежде, да ещё впридачу милый! Удивительная штука, жизнь! Густо покраснев, он скомканно поблагодарил Олесю за поляну угощений и отправился пробовать их. Листья были необыкновенно вкусны! Они словно ждали его, Ипполита! Вместе с Олесей они провели на этой поляне много-много часов. Тем временем, солнце двигалось по небу и освещало всю поляну, как огромный прожектор, с разных сторон. Ипполит, наконец, пресытился и уже более не мог смотреть на листья, как бы хороши они ни были. Олеся ещё что-то дожёвывала, непринужденно болтая то с проползающей мимо божьей коровкой, то с бурящим землю дождевым червем. Со всеми она была одинаково мила и приятна и ухитрялась при этом жевать большие, хрусткие листья всюду, куда дотягивалась. Ипполит наблюдал за ней и снова удивлялся. Разве так можно? Разве так успеть всё и насладиться вкусом свежей еды? Разве можно быть одинаково любезным и с червем, и с жуками, и со всеми подряд? Олесин опыт наглядно показывал, что можно. «Должно быть, она и птицу ту заболтала так, что она сама её отпустила, не иначе!» – вскользь подумал он. «А ещё меня торопит! Самого быстрого и успешного слизня!» – невинная фраза «поторопись-ка!» отчего-то не давала Ипполиту покоя. Он теперь много думал о своей жизни и о том, как жить дальше. Поэтому вопреки обыкновению Ипполит заполз на огромный лопух и принялся смотреть на поле, лес и плавно садящееся солнце. Где-то внизу копошились его собратья, бегали муравьи и жуки, а здесь наверху был свет, бабочки и благодать. Слизень прикрыл глаза и задремал. И приснился ему сон. Во сне он снова был мальчиком. Добродушным и мечтательным толстячком лет девяти. Он вечно витал в облаках, всюду опаздывал и мог часами смотреть в окно, особенно на скучных уроках. За окном была жизнь: летящий лист, пушистое облако, тренькающие на лету синицы… Ипполит любовался ими и мысленно парил в небесах, радостно и легко. Там не нужно было торопиться или делать то, что не нравится, или слушать чьи-то упреки и окрики. В этой иллюзорной, свободной жизни было больше реальности, чем в просиживании штанов на нелюбимых уроках. Ипполит вздыхал и тайком рисовал на последней странице своей школьной тетради новые миры, волшебных животных и птиц. Звенел звонок, и урок прекращался. Мальчик улыбался внутри себя самой лучезарной улыбкой и неспеша выходил в коридор. Но не для того, чтобы слиться с толпой кричащих детей. Ипполит тихонько подкрадывался к своему любимому окну в углу вестибюля и замирал там, наблюдая за птицами на улице. Затем он брал блокнот и зарисовывал их свободный полёт, любовно выводя каждую линию. Однако сегодня Ипполит не успел и начать, как внезапно откуда-то из центра вестибюля на него отлетело нечто брыкающееся и орущее. От неожиданности мальчик выронил блокнот и карандаш. Его привычное убежище и весь распорядок были так грубо нарушены, что он лишился дара речи. Между тем, орущее и брыкающееся существо, которое нарушило его покой, оказалось рыжеволосой девочкой, такой миниатюрной, что первой мыслью, прилетевшей к Ипполиту после столкновения, было восклицание «Дюймовочка!» Немного помедлив от растерянности, мальчик наклонился к ней и подал малышке руку. Та лучезарно улыбнулась и благодарно приняла его руку. Хотя на личике её виднелись следы слёз, она сияла. Отряхнув школьное платье и важно расправив фартучек, она посмотрела на своего спасителя и защебетала: – Привет, добрый мальчик! Спасибо тебе! А меня мальчики толкнули… не заметили, наверно. Я в классе самая маленькая, так получилось, и меня не всегда замечают… Но зато ты меня спас! Это так мило! А я Олеся! А ты? Мальчик покраснел от смущения и ничего не ответил. Крошечная девочка улыбнулась и решила заполнить возникшую паузу сама: – А почему ты один? Все бегают, кричат, играют все вместе, но ты не с ними! Я вот тоже не люблю возиться в большой куче, а то ведь задавят и не заметят, правда же? – Меня Ипполит зовут, – выдавил из себя мальчик. – Я люблю рисовать и мечтать, а ещё все быстрые… но не я. Поэтому одному мне спокойней! – Ясно! А покажи-ка свои рисунки, мне очень интересно! – с пониманием кивнула Олеся. Ипполит насупился и принялся медленно перебирать свои рисунки. Олеся засуетилась вокруг, нетерпеливо заглядывая то сбоку, то из-под его руки. Ей так хотелось поскорей увидеть то, что этот добрый, медлительный мальчик рисовал целыми днями, сидя на окне! Ипполит явно тянул время, не желая никому демонстрировать свои творения. Олеся заметила смущение Ипполита и тихо проговорила: – Я тоже никому свои рисунки не показываю! А ещё я из пластилина дракончиков леплю! Но тебе покажу, ты милый! Сейчас! – крикнула она и убежала куда-то. Мальчик часто заморгал, не успев ничего ответить необычной девочке. Она была такой быстрой и непредсказуемой, что он едва успевал за ней. Однако в отличие от других девчонок, Олеся не заставляла его чувствовать себя толстым или неуклюжим или слишком медленным. Она была как маленькая, быстрая птичка вроде синички или малиновки. Всё ей было интересно, всё её радовало, и происходило с ней всё быстро и неожиданно. Наверно, поэтому живые глазки Олеси смотрели с таким доверием и интересом к Миру. Вдруг текучие мысли Ипполита прервал звонок. В отчаянии он принялся крутить головой во все стороны в поисках своей новой знакомой. Но пёстрая толпа вся состояла сплошь из рослых ребят, и миниатюрной девочки среди них не было видно. Ипполит не знал, как быть, ведь сегодня он уже собрал все возможные замечания… Он потоптался пару минут и, грустно вздохнув, направился было в класс. Когда до злосчастной двери оставалось всего пару шагов, со стороны коридора вдруг послышался резкий окрик. Ипполит замер. Так кричит сигнализация или сирена или… Олеся. Красная от быстрого бега, она неслась на предельной скорости и вопила на невероятно высоких частотах: «Ипполиииит! Не торопись! Я тут!» Он повернулся и побежал к ней навстречу. Из кабинетов повыскакивали растерянные учителя и зеваки из ребят. Все думали – пожар или ещё что-то интересное. Олесе и Ипполиту было всё равно, что и кто думал. Девочка протянула Ипполиту на ладошке своих крошечных динозавров и черепах из пластилина. «Держи, это тебе!» – проговорила она и побежала обратно, бесстрашно встречая выговор от учительницы всей своей маленькой фигуркой. Ипполит распрямил плечи и закрыл в своей ладони дары новой знакомой, словно защищая их от всех невзгод этого мира. Смело глядя вперёд, он вошел в свой класс. Повисла тишина, но он не прятал привычно глаз, а посмотрел в лицо каждому однокласснику и своей учительнице. Какое-то время он пристально смотрел ей в глаза, а затем неторопливо и уверенно произнес: – Простите, я опоздал! Могу я занять своё место? Хмурая гримаса учительницы сменилась беспомощным изумлением. Устраивать разнос перед классом и отчитывать было некого: перед ней стоял повзрослевший ученик, без страха и упрека. Что она могла? – Садись, Иванов, – тихо ответила учительница, продолжая рассматривать нового Ипполита. Ипполит спокойно и не торопясь проследовал на своё место. Теперь никто не делал ему замечаний и не указывал на медлительность и другие его слабые стороны. Странно! Мальчик сел и машинально включился в урок, но мысли его были далеко. В горячем кулачке по-прежнему были зажаты подаренные Олесей динозаврики и черепашка. Он бережно переложил их в портфель, разместив в футляре для циркуля, но пухлая рука Ипполита всё равно хранила в себе тепло и запах пластилиновых фигурок. Это была какая-то неведомая сила. Ипполит чувствовал, что он такой, какой надо, и более не переживал о своих разительных различиях с остальными. Напротив, теперь ему хотелось делиться радостью того, что он есть, с другими. И первой в этом списке, конечно, была маленькая, неугомонная девочка с огромным сердцем. Олеся. Слизень Ипполит проснулся и увидел лучи заходящего солнца. Оно мягко освещало листья и травы на лугу, раскрашивало цветы в тёплые, красноватые тона. Ипполит ощущал внутри какое-то неведомое прежде тепло. «Одуванчиков объелся что ли? Да, вроде, нет, они ж горьковатые, много не съешь, а вот манжетка… Хотя нет,» – спорил он сам с собой. Он подумал и вдруг вспомнил, как оказался на этой благодатной поляне. Так пронзительно вспомнил, кому он должен быть благодарен за тепло и заботу. Олеся. Смешная, болтливая гусеница, добрая и бескорыстная. «Чем бы её порадовать?» – подумалось вдруг Ипполиту, который в жизни не делился совершенно ни с кем. И тут он понял, что источник тепла внутри его желейного тела, это мысли о доброй Олесе. А он, дурень, обиделся на невинную фразу «Поторопись-ка!» Ведь это же забавно! Забавно и вовсе не обидно! Она хотела, чтобы всё великолепие её любимой поляны досталось ему, Ипполиту, а он надулся из-за невинной фразы! Смех, да и только! И слизень поторопился, по-настоящему поторопился сказать Олесе всё, что он думает, поблагодарить и сделать что-то для неё, наконец. Он вернулся на ту самую полянку, но там никого не было. В отчаянии Ипполит заметался между сочными листьями. Навстречу ползла яркая божья коровка с двумя точками. Необщительный слизень бросился к ней, как к спасительнице. Божья коровка напугалась столь решительного маневра и хотела было ретироваться, начав раскрывать крылышки. – Милая божья коровка, подождите, пожалуйста! Я ищу гусеницу! Олесю! Зеленую такую, болтливую! Не встречали ли Вы её где-то поблизости, недавно? – взмолился Ипполит. – Олеся? Конечно, видела! Она мне про тлю всегда рассказывает. А Вы кто и что от неё хотите? – с подозрением отозвалась божья коровка. – Я друг, слизень Ипполит. И мне очень нужно повидать её. Пожалуйста! – попросил он со всей искренностью, на какую был способен. – Ладно, я скажу Вам. Но не вздумайте обидеть Олесю! Потому что тогда мы найдём Вас и… В общем, я видела её за тем лопухом, а потом воон в тех зарослях мышиного горошка, – деловито ответила божья коровка и поспешила откланяться. Ипполит пополз в указанном направлении во весь опор. Ему столько нужно было сказать ей! Он полз и полз, не жалея себя и не сбавляя темп. Впервые в жизни он так торопился и чувствовал, что так и нужно. Вдруг в зарослях означенного мышиного горошка послышались какие-то крики и возня. – Отстаньте, говорю! Я совершенно здорова! Берите палки, щепки и дохлых жуков! Мне ещё жить и жить! – послышался Олесин голос. – А эта рана на боку, дорогуша? Долго ты не протянешь, ведь знаешь сама! Сдавайся без боя, сэкономишь силы! Сопротивление бесполезно! – отвечал ей лишенных каких-либо эмоций голос. «Муравьиный патруль! Полицейские!» – пронеслось в голове у Ипполита. Не мешкая, он храбро двинулся в сторону голосов. «Вот для чего я ей нужен, вот чем я могу помочь! Только бы успеть! Поторопись-ка, Ипполит, давай!» – говорил он себе и полз всё быстрее. Наконец, он дополз до места, откуда открывался вид на батальную сцену с муравьями. Олеся сидела на стебле цветка, согнувшись пополам и доблестно отбивалась от стаи муравьев всеми своими передними ножками. Ипполит не выдержал. – Стойте! С вами говорит Ипполит! Я самый быстрый и самый сильный слизень в округе! И я поручаюсь за эту гусеницу и беру её под своё покровительство! Оставьте её! – властно и уверенно произнёс он, хотя внутри его желейного тела всё дрожало. Муравьиный капитан повернулся в его сторону и быстро зашевелил усами-локаторами, словно проверяя, правду ли говорит Ипполит. Слизень же решил не терять время и продолжил своё скоростное наступление, величаво наползая на муравьёв. На ходу он прокричал гусенице: – Олеся, ты идёшь со мной! Садись мне на спину, и быстрее! Гусеница колебалась всего мгновение, затем ахнула и, отпустив лапки, плюхнулась прямо на спину другу-слизню. Тот, не замедляясь, продолжил своё уверенное движение вперёд. Как величавый, большой корабль, он плыл, рассекая землю, камни, травы. Муравьи замерли, ошеломленные столь величественным зрелищем. Их капитан впервые столкнулся с таким слизнем и с таким отпором при зачистке местности и совершенно не знал, как действовать дальше. Солдаты его также не шевелились, ориентируясь на капитана. Так и стояли они, раскрыв от удивления свои рты-челюсти, пока странный дуэт гусеница-слизень не скрылся из виду. Ипполит продолжал ползти на своей крейсерской скорости, опасаясь погони. Вот показался и дачный участок знакомой бабули. Она была подслеповата и думала, что Ипполит – это опавший лист, потому никогда не трогала его. Вот Ипполит дополз до её ограды и оказался в палисаднике под сенью малиновых зарослей. Уф! Оторвались, кажется! – Олеся, как ты там? – спросил он с тревогой в голосе. – Я в полном порядке! Дорогой Ипполит, ты снова спас меня! Я в неоплатном долгу перед тобой! – весело прощебетала Олеся. – Чепуха, это я тебе должен! О! Да у тебя и впрямь ранен бок! Это падение с высоты, да, то самое? Олеся тихо кивнула. – Ничего, приложу подорожник и буду как новенькая! – бодро ответила она. – Сейчас сделаю тебе повязку! Знаешь ли ты, что моя слизь – целебная? Сиди тут и никуда не уходи! – воскликнул он и отправился за подорожником. Заботиться о ком-то было совсем вновинку для слизня. И его приятно грела мысль, что кому-то он так нужен! Наконец, он нашел подходящий лист, отгрыз щедрый кусок и вернулся к гусенице. Лечение началось. Олеся ругалась и брыкалась, пыталась даже уползти. Но Ипполит был непреклонен, и повязка удалась на славу. – Ну, вот, готово! Скоро всё пройдёт! Хочешь листик клёна на ужин? – заботливо произнёс он. – Спасибо тебе, Ипполит! Сейчас я была бы ужином для муравьев! А ты спас и вылечил меня! Ты такой быстрый и сильный! Я прежде не знала, какими могут быть слизни, а теперь знаю! Ты самый лучший слизень! – торжественно прошептала Олеся и заснула. Ипполит онемел от неожиданных похвал. Тронутый добрыми словами, он сползал ненадолго за сладким кленовым листом для Олеси и устроился рядом с ней, прикрывая своим могучим телом от всевозможных невзгод. Оказывается, он достаточно быстрый и сильный для Олеси, а, значит, и для этой жизни тоже! Он такой, какой есть, и ему не нужно быть другим, и от этого простого осознания слизню захотелось быть ещё лучше и быстрее. Ведь Олеся обрадуется!