«Значит, если Порецкого убили, — подумала Римма, — у Костика хватило времени замести следы и добраться до дачи». Он ей как-то априори не нравился, этот Костик. Они подъехали к воротам, ведущим на дачные участки, которые никем не охранялись, Римма вышла, открыла их, а потом затворила. Дачный поселок оказался из разряда беспонтовых. Наделы по шесть соток, бревенчатые избы, дощатые веранды. Газа нет. За заборами наливаются яблони. Деловито трусит впереди машины бездомная собачонка. Водительница остановилась. — Вот дом, что Камышниковы снимают, — кивнула через улицу. — А я здесь живу, напротив. Если будут еще вопросы, милости просим. О, как неожиданно в рифму получилось: «вопросы — милости просим». — Большое спасибо, что подвезли. Римма была благодарна шоферше с ее старческой болтливостью и ригидностью. Она спросила ее телефон и выманила разрешение позвонить, если вдруг понадобится. Тепло попрощалась со старушкой и помогла ей раскрыть ворота, ведущие к ней на усадьбу. Потом перешла через устланную летней пылью улицу и подошла к калитке напротив. Бревенчатый старый дом с наличниками украшали довольно новая терраска и высокое крыльцо. Подле крыльца стояла детская коляска. В ней самозабвенно дрых младенец. Рядом были вкопаны деревянный стол и лавочка, на которой сидел, уткнувшись в телефон, довольно молодой парень с залысинами. Чтобы не разбудить ребеночка, Римма сама отомкнула калитку и подошла ближе. Парень поднял на нее лицо, затуманенное виртуальными битвами, и неприязненно буркнул: — Вы кто? Выглядел он не слишком любезным: маленькие колючие глазки, залысины, тонкие губы. Огромные кулаки, татуировка на левом предплечье: языки синего пламени. — Я к Юле, — кротко молвила девушка-детектив. — Мы договорились о встрече. Она дома? — Зачем она вам? Римка не стала скрывать: — Я из сыскного агентства, и мы расследуем обстоятельства смерти вашего тестя, Игоря Николаевича Порецкого. — Да? Разве он не сам себя? — Костик сделал неприятный жест, вроде как по шее полоснул, и глаза закатил. — Ваша свояченица, Полина, считает, что нет. — И вы, что же, — парень делано усмехнулся, — подозреваете нас? — А надо? — Римма, не отрываясь, уставилась в его переносье, и мужчина не выдержал, отвел глаза. — Да, кстати, о подозрениях: а вы где были той ночью, когда умер ваш тесть? С пятницы седьмого на субботу восьмое июня? — Вообще это не ваше дело, и я вас сюда не звал — вынюхивать и выслеживать. — Почему бы вам не ответить, если вы не занимались ничем предосудительным? — кротко проговорила Римма. — Не собираюсь я тут перед вами исповедоваться! Ишь, нашлась следовательница! Парень резко вскочил и с криком: «Юля, Юля!» — бросился в дом. От возгласа дитятко в коляске, ангельски спавшее, сердито заворочалось, сморщило носик и собралось уже заплакать. Римкины материнские инстинкты сработали неожиданно быстро, она запричитала тихонечко: «Тш-тш-тш» — и принялась качать коляску. Ребеночек сделал еще две-три крайне недовольные гримасы, но глаз не открыл и снова отлетел в глубокий сон. Костик больше не появлялся, однако по ступенькам крыльца спустилась гранд-дама — наверняка сама Юлия Игоревна. Она была похожа на свою младшую сестру, однако выглядела старше ее не на семь лет, как по метрикам, а на все семнадцать. И при том была на целую голову выше и килограммов на тридцать солидней. Могучие руки, огромные бедра, налитая грудь. Не говоря ни слова, она перехватила у Римки рычаги управления — то бишь ручку коляски — и сделала пару-тройку мощных качаний, чтобы загнать свое чадо в более глубокий сон. Римма попросила ее присесть и рассказать подробней об отце. Юля уселась на лавочку и в принципе поведала то же, что и младшая сестра вчера: смерть матери, глубокая депрессия, постепенное счастливое возвращение к активной жизни. Осведомилась девушка-сыщик и о том, не появилась ли в жизни отца другая женщина, — ответ оказался отрицательным. Спросила, знает ли Юлия о смертельном заболевании родителя — та пораженно воскликнула: — Никогда не слышала! Кто это вам сказал?! Откуда информация?! А потом началось интересное. Римка осведомилась, правда ли, что ее покойный отец не любил мужа Костю (и наоборот). Молодая толстуха начала юлить в стиле «нельзя не сознаться, но и нельзя не признаться»: — Я бы не назвала их отношения идеальными, но, в то же время они оба всегда сохраняли рамки приличия… — и всякое такое бла-бла-бла. — А ссора на прошлый Новый год? — О, она и про это вам поведала! Я вам скажу так: чего только не бывает в семьях. Люди ссорятся, потом мирятся. — Так, значит, ваш Константин и Игорь Николаевич впоследствии примирились? — Можно считать, что так. — А где были вы лично в ночь смерти вашего батюшки? — Где я могу быть! Здесь, на даче, с Матвеем. — А супруг ваш Костик? — Тоже. — Да? А говорят, он в тот день, а именно восьмого июня в субботу, появился здесь лишь под утро. И тут внутри дома что-то загрохотало, загремело, обрушилось — и на крыльцо выскочил Костик. В руках он держал ружье. Натурально — одноствольную винтовку. Дуло он направил прямо в лоб Римме, руки его от злобы тряслись. Девушка в панике приподнялась, прикрывая лицо и грудь сумочкой. — А ну пошла вон отсюда! — звенящим голосом обрушился на гостью Костик. — Явилась тут! Вынюхивает, высматривает! А ну убирайся! Немедленно! — Костя, тише, тише! Ты Матвея разбудишь! — Однако в словах Юлии Римка не заметила ни противления столь нелепой и дикой выходке супруга, ни осуждения — напротив, звучала в них затаенная гордость по отношению к столь лихому рубаке. — Это нападение, — спокойно, насколько могла, сказала частный детектив. — Я сейчас полицию вызову. — Вы незаконно вторглись на наш участок! — заорал вооруженный муж. — Вы нарушили неприкосновенность нашей собственности! Я могу стрелять без предупреждения! Тут от воплей отца пробудился, наконец, малыш и, в свою очередь, тоже заорал. Римма подхватила сумочку и боком, не спуская глаз с наставленного на нее ружья, кинулась к калитке. Растворила ее — и буквально бросилась наутек. Пробежала без оглядки целую улицу, а когда миновала въездные ворота, выхватила телефон — звонить в полицию. Пусть накажут мерзавца, пусть хотя бы проверят: есть ли у него разрешение на оружие?! Надлежащим ли образом он его хранит?! В сейфе? В каком сейфе?! Откуда в съемной избе сейф?! Но потом здраво подумала: пока участковый сюда доедет (плюс два часа как минимум), да пока начнется разборка: а кто вы такая? А что здесь, на моей земле, делаете? Ах, вы частный детектив — а где ваше удостоверение? А договор на оказание услуг? Словом, тьфу! Ничего, кроме геморроя, она себе не наживет, да и рабочий день будет потерян! И тогда она набрала Пашку. — Что такое, Синичкин?! — заорала она на начальника. — Не, ну, правда?! Я уволюсь завтра же! Куда ты меня все время посылаешь?! Почему как урод какой-нибудь, так к нему все время еду я?! Почему не ты, мужик и хозяин сыскного бизнеса, с ним разбираешься?! А я?! — Подожди, моя хорошая, — вдумчиво произнес Павел Сергеич, и ее порадовало, что она — хорошая. — Тебя неласково свидетели встретили? — Еще как неласково! Ружье наставлял! В голову целил, гад! — Костик этот? — А кому б еще! — Но ты жива-здорова? — Слава богу, да. — Ладно, я этому Костику врежу. Хочешь? — Врежешь — как? Морально или физически? — А ты как предпочитаешь? — Физически. И посильнее. Только не насмерть. А то носи тебе потом передачи. — Сделаем. А ты лучше уматывай оттуда подобру-поздорову. — Умотала уже!.. А от тебя, Синичкин, я уволюсь, вот ей-ей уволюсь! — Ладно, Римма Батьковна, не горячись. Отплатим мы мерзавцу. Найдем способ и отплатим. После разговора с боссом настроение у Риммы несколько улучшилось. Что ни говори, умеет Синичкин работать с персоналом — хотя такового в агентстве одна только Римка. Почти бегом девушка преодолела неближний путь — проселок от дачного поселка до станции. Ей даже показалось, что она управилась быстрее, чем они тащились, подскакивая на ухабах, в машине вместе с радушной бабушкой-соседкой. Девушка не замечала летних красот в виде опушки леса, поля, заросшего васильками, и нагромождения сливочных облаков над дальним лесом. Слава богу вот и станция. Однако ближайшая электричка до Москвы ожидалась только через сорок пять минут, и в магазине на площади — кто Римку осудит после пережитого? — она взяла «мерзавчик» коньяку, колу и чипсы. Ей явно требовалось успокоительное, да и мусорную еду она себе разрешила. Подумала: «Вот так ведешь-ведешь ЗОЖ, а потом уложит тебя в одночасье какой-нибудь псих вроде Костика, пожалеешь ведь в последнюю минуту, что даже чипсами с колой напоследок не побаловалась». На одинокой лавочке на платформе Римма влила шкалик коньяку в колу, с грохотом закинула пустую бутылочку в урну и стала не спеша прихлебывать коктейль, заедая его мусорной, но такой вкусной едой. Спустя пару минут вернулось самообладание, напряжение отпустило. И солнце засветило как-то ярче, и ветерок задул, принося летние ароматы леса. «Мерзавец все-таки этот Синичкин, — подумала Римма после коньяка довольно благодушно. — Когда же и чем кончатся наши с ним долгие и зловредные отношения?»