Часть 22 из 42 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
И одновременно, сегодня состоится совсем другая игра, вроде бы шутейная, не всерьез — зато у всех на виду, с миллионом свидетелей.
И исподволь разворачивается битва третья — грозная, таинственная, в которую я ввязался, наверное, зря и отголоском которой стала сегодняшняя ночная кончина Ольги.
Да, я сделал ход — лишнюю пешку сегодня ночью пришлось убрать. Но теперь-то и я, значит, под ударом? Но я-то — ферзь! Разве нет? Я-то сумею постоять за себя! И отобью все вызовы! Со мной ничего подобного не случится!
Римма
Пришлось искать парковку в Спиридоньевском переулке и платить сумасшедшие деньги — как иначе «маячок» вытаскивать! Зачем только Пашка придумал его поставить!.. С другой стороны, иначе бы они ничего не узнали о том, где сейчас Бурагин.
«Кайен» стоял на охраняемой парковке у дома, принадлежащего рекламному магнату. Многоэтажка — одна из самых понтовых в Москве. Расположение — феноменальное. Тихий центр, кругом дома советского периода, где давали квартиры партийным боссам, артистам и академикам. А дом Бурагина уже в нынешние капиталистические времена выстроен, он еще круче тех, прежних, советских-«цэковских». Панорамные окна, щегольская отделка. Не чета ее панельке на «Павелецкой».
Она могла бы пройти мимо «Кайена» — сквозной проход для пешеходов тут имелся. Но вот подойти к машине вплотную и вытаскивать «маячок» было стрёмно. Охранник в форме прогуливается, видеокамеры кругом натыканы. Нет, надо подождать — может, Бурагин в менее заметное место переедет.
Оказался же он вчера на «Коломенской». Возможно, снова в глушь зарулит. Например, чтобы убить кого-нибудь. Ха-ха, чёрный юмор.
Пока ничего не поделаешь, Римме пришлось вернуться в свою машину. Слава богу, оттуда «Кайен» она видит. Да и «маячок» работает — если что, засечет, когда и куда «Порше» поедет.
Досадно только платить за парковку 380 рублей в час. Это ж каждую минуту, получается, больше пятерки вылетает. Будем надеяться, что заказчица окажется не совсем уж въедливо-крохобористой и счет оплатит.
И вот, наконец, Бурагин вышел из своего подъезда. Странно, кстати, почему он во дворе тачку бросил? Ведь в доме наверняка есть подземный паркинг. Почему магнат оставляет тачку не там? Возможно, принадлежащие ему в подземелье места заняты другими его машинами, более дорогими? Что они там вчера с Пашкой нашли: «Ламборгини» и что-то еще столь же крутое. Впрочем, Римме же лучше. На подземной парковке и сигнал джи-пи-эс не ловится, и контрагента она бы не увидела.
А тут он — во всей красе. Синий, отлично сидящий на атлетичной фигуре костюм. Лысая, словно шар, голова матово отсвечивает под летним мягким солнцем, наконец-то выбравшимся из-за туч.
Бурагин залез в свой «Порше», дал газу. Римма со вздохом облегчения покинула парковку, пристроилась следом. Куда, интересно, рулит контрагент? На службу? На переговоры? К очередной любовнице?
Впрочем, что гадать? «Маячок» работает, да и норовистость «гольфика» позволяет не беспокоиться: она на нем любой «Кайен» догонит.
Пробрались по узкой Большой Бронной, потом по Большому Козихинскому, уперлись в Садовое. «Кайен» маячил на две машины впереди. Поворот на Садовое — под знак «уступи дорогу»: «Порше» бодро влился в поток, а за ним дамочка на «Киа» робела и держала всех — пока, оглушенная гудками сзади, не бросилась наперерез машинам, очертя голову и вызывая новую серию истерических бибиканий. А там и Римка повернула. За это время Бурагин далеко ушел из зоны видимости. «Маячок» показывал, что он уже подъезжает к Олимпийскому. Вот он свернул к нему с Садового, и помощнице детектива пришлось изо всех сил догонять, задавать шенкелей своему «гольфику».
Слава богу, многочисленные светофоры в начале Олимпийского «Кайен» придержали. Римка нагнала его возле Уголка Дурова и больше не теряла из вида. Промчались мимо мест, где Римма побывала не далее, как в начале недели: вот — офис психиатрички, которая обслуживала убиенного Порецкого, напротив — кафе, откуда девушка подглядела, как мозгоправшу встречает неведомый чел на «Брабусе».
Но «Порше» мчался дальше, не притормаживая. Миновали Третье кольцо, понеслись по Шереметьевской. Потом объехали ВДНХ и мимо «Рабочего и колхозницы» направились в те края, где проживает Пашин старший товарищ (и многократный помощник в разнообразных делах), бывший советский нелегал Валерий Петрович Ходасевич.
Но, разумеется, Бурагин следовал не к нему в гости. Пронесся по улице Эйзенштейна, свернул на Вильгельма Пика. А потом вдруг — бац, остановился и стал заезжать в ворота со шлагбаумом. Коротко переговорил с охранником — проезд открыли, и «Кайен» благополучно зарулил на стоянку в окружении серых корпусов промышленного вида.
Что оставалось делать Римме? Тоже подрулить к барьеру.
Седой дядька-охранник весело вопросил:
— Вы на съемочку?
— Да, — решительно не понимая, что к чему, согласилась девушка.
— Сейчас посмотрим вас в списочке.
— Ой, не трудитесь, меня туда вечно забывают внести. Вот, лучше возьмите, — и девушка укромным жестом сунула радостному церберу тысячную купюру. (Будем надеяться, Полина Порецкая тоже оплатит.) Дежурный вроде и не заметил достоинства банкноты, столь быстро перекочевала она в его карман, но шлагбаум отворил охотно.
— Становитесь на свободное местечко, — посоветовал.
Римма припарковалась в ряд с многочисленными авто у серого, безоконного, но солидного, высоченного корпуса. Лимузины здесь стояли разного пошиба, от «Лад», «Фордов» и «Тойот» до красного «Феррари». Бурагинский «Кайен» и ее «гольфик» общей картины не испортили. Хорошо бы еще кто объяснил: куда она прибыла? И зачем здесь находится рекламный магнат? И где его прикажете искать?
Римма поправила в зеркальце прическу, освежила губы и вылезла из-за руля. Запарковалась она в четырех машинах от «Порше», однако подобраться к авто и незаметно вытащить «маячок» и тут возможным не представлялось. Совсем рядом, у входа в корпус, тусовались трое-четверо человек, покуривали — имея при этом ужасно деловой вид. У каждого в руках были какие-то списки, и на поясах болтались рации.
Одна из курящих девиц вдруг обрушилась на Римму:
— Вы — массовка?
— Допустим, — осторожно отозвалась девушка.
— А чего опаздываете?! Бегом в зал, там все собрались уже! Прямой эфир, вы что, не понимаете?!
И она с досадой швырнула тонкую длинную сигаретку в урну, не попала и помчалась вперед, сделав Римме знак, который мог быть истолкован единственным образом: следуй за мной, да пошевеливайся!
Римме ничего не оставалось, как броситься вослед худенькой, словно балерина, и злой девчонке. Они пронеслись какими-то коридорами, мимо дверей, на которых значилось: «Гримерная» (одна, вторая, третья), затем — «Комната для гостей», «Для персонала, посторонним вход воспрещен» (за распахнутой настежь дверью Римма заметила ряды раций на столе) и, наконец, «Комната отдыха ведущего», а над ней, не без умысла, — корона и надпись: «Кирилл Владимирович Мальков».
«Я попала на телешоу», — сообразила Римма. Телевизор она, как и Синичкин, уже лет десять не смотрела, разве что случайно, где-нибудь в парикмахерской или маникюрном салоне. Однако даже она фамилию Малькова знала. И помнила, что когда-то он вел популярное шоу «Три шага до миллиона»[11]. Неужели оно и сейчас живо? И его смотрят? И она нежданно-негаданно оказалась на съемках?
Но что здесь делает Бурагин? Явно прибыл сюда по делам — не зрителем же! Он видный рекламный босс, наверняка какой-то контракт с продюсером обсуждать будет. Значит, на съемках делать Римме нечего. Срочно следует отсюда выбираться. И, улучив момент, дотянуться, наконец, до бурагинского «Порше» и изъять из-под заднего бампера «жучок».
Но отвязаться от телевизионщиков оказалось не так-то просто. Несущаяся впереди по коридорам «балерина» (так прозвала ее про себя помощница детектива) время от времени косилась назад: не оторвалась ли, не потерялась конвоируемая Римма? И можно было не сомневаться, что, случись подобное, девица поднимет хай и вой. Попробовать признаться, что Римма явно не та, за кого ее принимают, и слинять? Но тогда ее вместе с машиной с территории выдворят — и тогда прощай идея избавиться от «маячка».
Наконец, худосочная блонда привела Римму к внушительному помещению, вход в которое отгораживала пыльная и тяжелая бархатная портьера. На пороге их встретила еще одна девица — огромного роста, со свирепым лошадиным лицом. Она быстро бросила, сверху вниз, вострый, профессиональный взгляд на помощницу детектива, немедленно что-то решила для себя, а потом досадливо ей выговорила:
— Вы что это опаздываете?! Прямой ведь эфир! Что вы себе позволяете?!
И повлекла ее за портьеру.
Там обнаружилась телевизионная студия. В натуре она оказалась гораздо больше, чем выглядела на экране, — особенно в вышину. Где-то наверху, в чертовой выси, нависали надо всем колосники и адским белым огнем светили прожектора. Посреди помещения стояли стол с компьютером и два высоких барных стула напротив друг друга. Из стен нацелены были на них объективы камер, не менее шести, и еще одна болталась в высоте, на кране. Весь антураж студии, да и надпись, запечатленная на стене, не оставляли места для сомнений: действительно, Римма попала на съемки шоу «Три шага до миллиона».
Помощница Синичкина запнулась о струящийся по полу толстый кабель.
— Осторожней! Под ноги смотрите! — скомандовала лошадиная девица. Она за руку подтащила Римму к небольшой трибунке на три-четыре ряда, которая вся была заполнена людьми. Преобладали дамочки предпенсионного и/или пенсионного возраста и явные провинциалы.
— Первый ряд, раздвинулись! — скомандовала дама с лошадиным фейсом. — Вы, вы, девушка в центре! Вы сдвинулись вправо, и весь ряд за вами. А вы, молодой человек, отъезжайте налево, и все за ним двигаемся.
Под завистливыми взглядами коллег-зрителей Римму усадили на самое центровое место, прямо под камерой, что будет снимать общий план играющих. «Девушка» (лет пятидесяти), принужденная освободить для Риммы козырное место, злобно наступила ей на ногу. «Вот ведь, — усмешливо подумала детектив, — казалось бы: что может быть ниже массовки! А все равно: даже тут царят интриги и зависть. И не объяснишь ведь завистницам, что я сюда не стремилась и охотно свалила бы, будь моя воля».
Бригадир массовки (верно, ею была дама с лошадиным лицом) сунула Римме планшет с распечатанной бумагой и прошипела:
— Быстро внеси сюда данные паспорта своего да подпиши!
Что оставалось делать? Не отпираться же! Одно недоразумение цепляло за собой другое. Но почему бы нет?! Девушка залезла в сумку за ксивой, переписала данные, подмахнула договор.
Тем временем дама с лошадиным лицом отступила от трибуны на три шага и, обращаясь ко всем наемным зрителям, начала инструктаж:
— Внимание, друзья! У нас прямой эфир! Во время игры никаких звуков не издаем! Никаких покашливаний, хеканий или хмыканий! Кого замечу — немедленно удалим из зала с волчьим билетом, а вопрос будет переигран! Не хватает нам тут подсказок! Далее! После того как Кирилл оглашает правильный ответ, аплодируем. Громко, бурно, будто вашему любимому человеку вручают «Оскар»! Отаплодировали, и ша, молчок! Чтоб во время игры муха не пролетела! Если ведущий скажет: «Берите в руки пульты, приступаем к голосованию», — так и поступайте и нажимайте любую кнопку, какую считаете нужным. У нас — демократия! Но до того момента — пульты не доставать, руками их не мацать, за провода не тянуть, кнопки не жать и не крутить! Никому ничего в ходе игры не жевать! Если у кого сейчас во рту жвачка — немедленно вынули и выкинули. Можете наклеить на спину впереди сидящего товарища. (Массовка верноподданнически засмеялась.) Не зевать, не чесаться, в носу не ковырять! Помните: на вас смотрит все население бывшего Советского Союза, включая пол-Германии, треть Израиля и четверть Соединенных Штатов!
Римма знала, конечно, еще по поиску неизвестного автографа Битлов[12], что деятели искусства — люди с чрезвычайно гипертрофированным «я», но не ведала (или забыла), что болезненное самолюбие присуще даже самому ничтожному персоналу, отирающемуся возле сцены, кино- или телеэкрана.
Вот она попала! И не убежишь ведь, пока съемка не закончится, угораздило же помощнице с лошадиным лицом оценить ее фотогеничную внешность и засадить на самое заметное место. Не скроешься, сразу дыра зиять будет. Да и договор, будь он неладен, она сдуру подписала.
Бригадирша массовки выхватила у сыщицы планшет с бумажками, проверила наличие подписи и усвистала.
Тетенька, сидевшая рядом, по-прежнему злобно на Римму взглядывала, зато молодой парень по другую руку выглядел добродушней. Он, напротив, не прочь был завязать знакомство — помощница детектива давно заметила, что успех, даже минимальный, наподобие центрового места в массовке, немедленно повышает градус интереса со стороны противоположного пола.
— А это правда прямой эфир? — спросила она тихонечко у парня.
— Не совсем, — шепнул он. — Нас будут показывать впрямую на Восточную Сибирь, Приморье, Камчатку — там уже вечер. А на европейскую часть, Урал и Поволжье потом пойдем в записи. Что-нибудь смогут перемонтировать, если что-то совсем вопиющее случится.
— Тишина в студии! Приготовиться к съемке! Минута до эфира! — раздался откуда-то из-под потолка трубный глас. — Все по местам! Камера пошла, звук пошел!.. А сейчас! Ведущий передачи! «Три шага до миллиона»!! — с каждым словом диктор все нагнетал и поднимал пафос. — Кирилл!! Мальков!!!
Бригадирша, маячившая сбоку от трибун, жестом подала массовке команду: бешеные аплодисменты! Статисты откликнулись дружным хлопаньем. На сцену выскочил в модном костюмчике, с желтым шейным платком, в понтовых очках с желтой оправой, изрядно постаревший, с провисшей кожей, но все еще искусственно бодрящийся многолетний телеведущий Мальков.
Подбежав к телесуфлеру, «якорь»[13] быстро проговорил, напряженно вглядываясь в камеру и в появляющийся ниже текст:
— С вами самое популярное игровое шоу современности, «Три шага до миллиона», и я, ее ведущий, Кирилл Мальков. Мы работаем в прямом эфире, и сегодня в борьбу за главный приз нашего шоу, три миллиона рублей, вступает рекламный магнат и знаменитый певец Андре-эээй Бурагин!
Вот оно как! Римма вздрогнула. Что ж, это меняло дело! Значит, Бурагин прибыл на студию не на переговоры, а играть! Хм, за этим стоило понаблюдать!
На просцениум быстрым, но солидным шагом вышел объект ее слежки, все в том же синем костюме и коричневых дорогих туфлях — как увидела его Римма сегодня утром в Сытинском переулке. Блеск софитов матово отражался в бритой голове. Похоже, лысину, как и лицо, здорово загримировали, а пиджак и брюки героя заново отпарили. Снова пронесся шквал аплодисментов, но меньшего масштаба. Игрок нисколько не чурался ни зрителей, ни камеры, и Римма вспомнила, что еще лет десять-пятнадцать назад он частенько мелькал в телевизоре — порой в деловых и политических программах, а иногда даже пел. Потом куда-то делся (а может, это просто она перестала следить за тем, что творится в зомбоящике).
Ведущий и участник пожали друг другу руки и расселились визави на высокие стулья.
— Итак, мы начинаем! — провозгласил Мальков, прозвучала традиционная музыкальная отбивка, переменился свет, и камеры нацелились на Бурагина. — И наш первый вопрос. В известном советском мультфильме кто поет песню «Пусть бегут неуклюже пешеходы по лужам»? Ответ «а» — Чебурашка, «бэ» — крокодил Гена, «вэ» — старуха Шапокляк, гэ) водители автомобилей?
Без тени улыбки и не давая себе труда задуматься или пошутить, набычась, рекламный магнат ответствовал:
— Ответ «бэ», крокодил Гена.
— «Бэ», крокодил Гена! И это правильный ответ! — воскликнул Мальков, и вся массовка разразилась дружными хлопками. Но снова зазвучала тревожная музыка, и «якорь» без пауз вышел на второй вопрос:
— На сколько человек предлагает обычно сообразить старая поговорка? Ответ: «а» — на двоих, «бэ» — на троих, «вэ» — на пятерых, «гэ» — на весь здоровый коллектив?
book-ads2