– В прямом смысле слова, только пес и знает. – Реутов покосился в сторону кухни, где Бруно неспешно вкушал свой обед. – Да, он как раз точно знает, кто наш убийца, и узнает его под любой личиной. Ладно, езжай, а я тут дальше буду разбираться. Эксперт собрал свой чемоданчик и отбыл, а Реутов вошел в квартиру. Люба уже достала швабру, наладившись мыть пол. – Да брось, вот уйду, тогда помоешь. – Он понимает, что сейчас крошечная квартира переполнена. – Говорил же – давай пока съедете, так нет… – Суп будешь? – А сама-то как думаешь? Буду, конечно. – Реутов прошел в ванную. – Генералу насчет всей вашей суматохи я пока ничего не доложил, за что однозначно получу по башке, но у него и без этого хватает головной боли, пусть человек поживет спокойно. Георгий, а ты-то как здесь? – А у меня покрыли лаком паркет, вонь до небес! А здесь я поработаю, и с Жекой вот корабль построим. Ну, и суп, опять же… – Георгий улыбнулся: – Думал Леонида застать, спросить кое-что… Они встретились у дома – Реутов вышел из машины, а Георгий подходил к подъезду, неся в руках объемистую коробку с нарисованной каравеллой. Они с Женькой условились собрать еще один корабль и, как только будет время, поехать в парк «Дубовая Роща» запустить его в пруд. Георгий выбрал красивый парусник, представляя, как он поплывет, когда они спустят его на воду. – Ясно. – Реутов уселся за стол. – Диана, а вы как здесь оказались?! – А мы с Аленкой в гости приехали. – Она улыбнулась: – Не нервничай, а съешь супа. Мужчинам нужно регулярно питаться, иначе они делаются нервными. Реутов сердито фыркнул – такое впечатление, что полгорода собралось в квартире у Любы, как раз когда убийца решил показать себя. С другой стороны, это хорошо – Люба не одна. – А что ты у Леньки спросить хотел? Захворал, что ли? – Нет, куда мне хворать. – Георгий отхлебнул супа и ощутил блаженство. – Люба, суп божественный. А спросить я про эту девчонку хотел – ну, Милану. А то мне уже пару раз вопросы задавали, а я и не знаю ничего. Реутов поднял голову, отложив ложку: – Кто тебе задавал вопросы? – Да черт знает… Барышня тут крутится, видел ее не раз, говорит – соседка Миланы. Небольшого роста, остроносенькая такая, болтливая. Я ее в больнице как-то встретил, и так мелькала иногда. А на днях в супермаркете меня тормознула – спрашивала, как там Милана, а я знать не знаю. А поскольку не раз ее видел, то рано или поздно, а она снова спросит, вот и сегодня… – А где ты ее видел? – Нет, сегодня не видел, но подумал, что она. Вот за минуту до того, как мы с тобой встретились, смотрю – шагает, и очень быстро, я за дерево даже встал, чтобы с ней не пересечься: настырная очень барышня. А потом смотрю – нет, не она, куртка только такая же, и рост у дамы подходящий, но соседка эта молодая, а этой хорошо за сорок. – А лицо ты запомнил? – Лицо… Нет, не запомнил, просто понял, что обознался. Лица и не видно было из-за шарфа и очков, а со спины похожа, походка тоже… – А как же ты понял, что ей за сорок? – Не знаю. – Георгий смутился: – Просто увидел и подумал. Руки у нее… я посмотрел, такие… возрастные, это заметно. И общее впечатление. Реутов молча дохлебал суп и поднялся: – Спасибо, Люба, суп очень вкусный. Нет, чаю не буду, некогда, а тортика дай с собой. Он простился и быстро вышел, потрепав по дороге Женьку по голове. Ему пришла в голову догадка, которую он хотел проверить. 20 Бережной изучал фотографии, которые Семенов нашел в старых делах. – Так, это убийство уголовника Артюхова по кличке Зомби. – Генерал хмыкнул: – Да, он и при жизни на ходячего мертвеца смахивал, кличка без осечки. Сердечный приступ… ну-ну. А вот еще один сердечный приступ и еще. Наконец нашли причину, эксгумировали Артюхова… – Смотрите, кто-то из экспертов сфотографировал толпу за заграждением. – Семенов подвинул Бережному фотографии. – Я не знаю, как не заметил прежний следователь, но вот тут… и вот здесь, смотрите: женщина лет двадцати пяти и маленькая девочка. Ну, лет пять ей, максимум семь. Девочка одна и та же, а барышня на первый взгляд – нет, но присмотритесь: рост, фигура, длинная шея… С других убийств таких фотографий нет, но и двух достаточно. – Однозначно. – Бережной всматривается в размытое фото. – Но по такой фотографии мы ее не опознаем, тем более лет-то прошло немало. – Немало. – Семенов вздохнул: – К сожалению, никаких вещественных улик не сохранилось – кроме формулы вещества. Я сделал всевозможные неофициальные запросы – такое вещество не известно никому из тех, кто мог бы его использовать. Его составил кто-то, хорошо знающий химию и имеющий под рукой оборудование. А составляющие в любой аптеке можно купить, вот что забавно. – Ну да. – Бережной качает головой. – Перешли свой отчет и эти снимки Реутову. Что она делала на месте убийств? – Ну, говорят, убийц тянет на место преступления… – Мы с тобой оба знаем, что это не так. – Но, возможно, убийца этого не знал. Не знала. – Семенов полистал отчет. – Шестнадцать трупов, люди между собой никак не связаны. – Успешный киллер. – Бережной кивнул: – Я помню это дело – работал тогда в Заводском райотделе, дело было не наше, но слухи ходили. Я не вникал, конечно. А вот теперь смотрю и думаю: раскрыл бы я его тогда? Не знаю… Бережной думает о том, что убийца где-то совсем рядом. Но в старом деле каждая смерть была кому-то выгодна, и сейчас даже если предположить, что Надежда и Люба стоят на пути их папаши, то кому выгодна смерть Миланы Сокол или Георгия? Зачем убийца преследует их? Что-то не сходится, снова не сходится. * * * – Если Семеныч узнает, нам конец. – Леонид обеспокоенно оглядывается. – Люба, эта идея… – Отличная, вот увидишь. – Она придерживает Бруно, который нервно принюхивается. – Тише, малыш, главное – абсолютная тишина. Бруно понимает, что его привели в это неприятно пахнущее место неспроста. Люба крепко держит его за поводок, и он молчит, хотя очень хочет заскулить – ему здесь не нравится, он отчего-то помнит запахи, витающие в этом странном доме, и они ассоциируются с тьмой и болью. – Леня, это против всех правил. – Медсестра реанимации хмурится: – Если Семеныч прознает, то… – А как он узнает? – Леонид берет медсестру за руку. – Ты пойми, собака очень скучает. Маш, только ради собаки, ведь извелся пес. – Ага, поперек себя шире, страдалец. – Медсестра фыркнула: – Хотя, конечно, они такие… Моя Синди тоже всегда скучает, даже когда я на сутках. Идите, но знай: это только ради собаки. И мигом, пока я Ритку услала вниз к кастелянше – она, если увидит, настучит непременно. – Ты золото, Машка. Люба повела Бруно по узкому коридорчику мимо боксов. Но пес уже сам все понял и натянул поводок – его человек здесь! Бруно знал, что его человек жив! Вот же, совсем рядом! – Малыш! Руки Миланы обхватили пса за шею, и он заскулил, отчаянно и счастливо. – Тише, мальчик, тише! – Милана перевела счастливый взгляд на Любу: – Люба, спасибо тебе… за все. Только они двое поняли до конца, о чем речь. Останки бандита, сгоревшие в масляной бочке, не тревожат их сны, потому что жизнь Бруно бесценна. И спасенная жизнь, и выхоленный пес, которого Люба приняла в дом едва живым, в окровавленных бинтах. Но говорить об этом нет смысла – вышло так, как вышло. – Ты как? – Обещают уже скоро в обычную палату перевести. Может, даже завтра. Мила исхудала до самых костей, на голове повязка, но глаз, хоть и заплывший кровью, все-таки цел. – А глаз как? – Начинает видеть потихоньку. Мне уколы делают прямо в него, прикинь. – Ужас ужасный. – Люба содрогнулась. – Декса не взяли, не обессудь, но он в полном порядке. Мила кивнула – конечно, в порядке. Судя по откормленным бокам Бруно, Декстер тоже достиг геометрической правильности. – Бруно растолстел на дармовых харчах, смотри-ка. – Он крупный мальчик, ему надо отлично питаться. Да еще после такого ранения, шутка ли! Выйдешь – побегает с тобой, похудеет. – Люба ревниво следит, как Бруно прижимается в Миле. – В общем, у нас полный порядок, как видишь. Они обе, словно сговорившись, не рассказывают друг другу о нападениях. Леонид заглянул в бокс – медсестра подает знаки, что пора уходить. – Когда ты в обычной палате будешь, мы каждый день приходить станем, и Декса возьмем. – Люба тронула поводок: – Идем, Бруно, нам пора. Ну же, малыш. Бруно заскулил, и Мила обняла его: