Огонь вспыхнул высоко и жарко, а потом постепенно осел. – Пары2 сгорели, теперь в бочке будет прогорать до утра. – Реутов спрятал коробок в карман. – Идем, холодно тут, так и простыть недолго. Он взял канистру и направился к выходу. – Люба, одной тут оставаться – так себе тема. Оно и без нас прогорит, теперь не погаснет, идем. Люба идет вслед за Реутовым, сжимая в руке остро заточенную отвертку. – Это где ж вы, барышня, научились с заточками ходить? – Он, чертыхнувшись, перескочил через старое надгробие. – Люба, ты хоть понимаешь, как глупо было – приходить сюда в такой час одной? – Выбора не было. – Могла бы мне сказать. – Реутов подходит к машине. – Поехали к тебе, поговорим. – А разве… – Нет, никто не знает, что я здесь. И знать никому не надо. Поняла? Все, ты вперед – я за тобой. Люба кивнула. На это можно согласиться, но почему Реутов помог ей? Ведь знал же, что в бочке. – Я еще на совещании сообразил. – Реутов оглядывает ее кухню, словно впервые видит. – Да, тесновато… Чаю налей мне, что ли, промерз там до костей, тебя ожидая. Хорошо, что старушка за пацаном присматривает, а то потащила бы его за собой. – Нет, что-нибудь придумала бы. – Люба включила чайник и принялась делать горячие бутерброды. – Тебе помидор и кинзу добавлять? – Помидор – да, кинзу – нет. – Реутов расставил тарелки. – О чем ты вообще думала, когда шла туда? – Думала о том, что не дам убить Бруно из-за какого-то бандита. Загрыз – туда ему и дорога, пес и сам едва не погиб. А ты?… – Ну, скажем так: я тоже считаю, что Бруно должен жить. Долго и счастливо. – Реутов заинтересованно принюхался. – Пахнет хорошо… – Сейчас подам, наливай чай. Реутов только ухмыльнулся: нервы у генеральской племянницы просто стальные. Что значит – порода: другая бы в истерике билась, а эта бутерброды готовит, словно и не жгла совсем недавно в бочке недогоревшие кости. – Я свел факты, и по всему выходит, что ранили Бруно там, когда Мила снимала покушение на убийство. И, возможно, ее саму пытались убить именно из-за того видео. – Реутов смотрит на Любу, но та молча выкладывает готовые бутерброды на тарелку, сыр капает и тянется. – Черт, как же вкусно пахнет. – Ешь, чего зря принюхиваться. – Люба отпила из чашки и тоже взяла себе бутерброд. – Так странно… я же Надю сегодня утром похоронила, а тут… – Соболезную. – Реутов вздохнул: – Нет, правда, вполне искренне. Я знал, что Милана к тебе обратится. Из всех, кто участвует в этом деле, ты ближе всех к собаке и ни за что не позволила бы убить пса. Да, голова у барышни работает как новая, даром что с дыркой. – И что теперь? – Насчет этого дела? А ничего. – Реутов с удовольствием уничтожает вкуснейший в его жизни бутерброд. – Нас там не было, и в бочке ничего не обнаружено. Все, забыли. Люба вздохнула. Ей до смерти хочется, чтобы Реутов ушел. Она хочет… опомниться, что ли. Так много на нее сегодня свалилось, что ей просто нужно прийти в себя, все осознать и всему дать оценку. И отпустить боль, которая гнездится внутри. – Люба, тут еще странное дело. – Реутов доливает себе чаю. – Тебе налить? – Да, спасибо. – Люба отпила из чашки и отодвинула ее – чай должен остыть. – В этом деле вообще все странно. Кто пытался убить Милу? И зачем убили Надю, если она и сама бы скоро умерла? – Ну, о болезни Нади убийца или заказчик мог не знать, а остальное мы обязательно выясним. – Реутов думает о том, что они, имея на руках кучу фактов, пока топчутся на месте. – Люба, мы выяснили, кто написал на тебя заявление в социальную службу. – Отец или его дура-жена – вот и вся загадка Сфинкса. – Люба насмешливо щурится: – Да? – В сухом остатке – да, но не все так просто. – Реутов ухмыльнулся: – Пришло анонимное сообщение. Мы побеседовали с начальником службы, и он раскаялся. Да, к нему обратился человек, которому нельзя отказать, – заместитель начальника одного из наших райотделов, майор Троц. Этот деятель был тут же вызван к генералу и тоже раскаялся: у нас, понимаешь, все раскаиваются в грехах. Правда, прощения не получают, индульгенции – тем более, но покаяние – первый шаг к искуплению. Вот неожиданность, твоя мачеха, Татьяна Рудницкая, – его бывшая пассия. А поскольку она не так чтоб сильно бывшая, а он женат на ее кузине, и факт их многолетней связи мог в случае его отказа как-то случайно всплыть во время семейного, например, торжества, то, сама понимаешь, ювенальные дамы заявились к тебе не случайно. – При этом отца в случае скандала в расчет никто не принимал. Зачем была нужна такая сложная схема, понятно. – Люба собрала со стола посуду и поставила в мойку. – Но отец… зачем это ему? Деньги у него есть, бизнес работает. – Перестань. – Реутов фыркнул: – Люба, денег много не бывает. Твоей мачехе всегда будет мало. Кстати, насчет картин. Они все в целости на нашем складе, в опечатанном отсеке. – Ага. – Люба наблюдает, как Бруно идет к двери. – Давай собаку выведем. Или времени нет? – Есть. – Реутов усмехнулся: – Жена с дочкой у деда гостят в Привольном, и кота забрали. Я один как перст… Почему так говорят, ведь перст – это палец, а пальцев много? – Дело в том, что перст – это большой палец, а не любой. Это потом слово начали употреблять для обозначения всех пальцев, но изначально так назывался большой, а он стоит отдельно от остальных. – Мудро, буду теперь знать. Все-таки гуманитарное образование – хорошая вещь. Они оделись, и Люба заглянула в комнату – Женька спал, рядом сопел, похрапывая, Декстер. – Я его уже выводила, но ладно. – Люба взяла поводок. – Что, мальчик? Ты никогда так поздно не выходил… ну, не вопрос, давай выйдем. Бруно напрягся и тихо зарычал. Реутов отстранил Любу, подошел к двери и осторожно заглянул в глазок. Бруно зарычал громче, Реутов распахнул дверь, но там никого не было. * * * Мила никогда раньше не видела таких мужчин вживую, только в кино. И вот, извольте видеть. Зеленые глаза, абсолютное совершенство. Идеальные зубы, идеальные пропорции тела, идеальной формы череп, скулы, подбородок. Улыбка, от которой сердце падает куда-то и катится под ноги, обутые в полицейские ботинки. Сам в штатском, а ботинки полицейские. Хорошо, что она должна смотреть на него, потому что иначе просто таращилась бы – невозможно удержаться, даже если башка прострелена и глаз еще не так хорошо видит… но достаточно, чтобы понимать: вот сидит живое совершенство, изъян лишь один – обручальное кольцо на пальце. Но любоваться-то можно. – Мила, мне нужно знать, что ты видела. Она поморщилась: – У вас же мой телефон и комп. – Компьютер нами не обнаружен, в квартире его нет. – Реутов понимает, что блудная дочь преступного клана Клемпачей не доверяет ему просто потому, что он полицейский. – Мила, послушай. Кто-то дважды покушался на тебя, и он сделает это еще. Я понимаю, что ты пока плохо себя чувствуешь, но не настолько, чтобы не послать Любу сжечь кости напавшего на тебя бандита, который, видимо, и ранил Бруно. Мила чувствует, что планета трещит по швам и нужно что-то предпринять. – Спокойно. – Реутов берет ее за руку. – Люба не раскололась, я сам вас вычислил. Не беспокойся, после той адской смеси, что мы вылили в бочку, там ничего не осталось, пес в безопасности. – И что теперь? – Ничего. – Реутов потрепал Милу по руке. – Что ты там делала? – Искала Предмет. – Мила усмехнулась: – Я лучший Следопыт, ясно? – Что?! Она вздохнула. Мир вновь поделился – на тех, кто бродит по улицам, и тех, кто живет в Сети. – Это игра. – Мила понимает, что должна объясниться. – Я ищу Предметы. Есть любители, которые собирают старые письма, работают в архивах, запасниках музеев, изучают старинные рукописи и газеты. – Зачем? – Не перебивай. – Она ощущает, что сил у нее совсем мало, но этот разговор нужен. – Там иногда встречаются сведения о разных кладах, погребенных с покойниками предметах, спрятанных вещах. Но эти места указаны в старинных документах – места изменились, ориентиры в виде деревьев, например, или домов уже исчезли, дома снесены… в общем, сложно найти. А я нахожу. Я Следопыт, я знаю, как искать. – И что за предметы? – А, это не важно. – Мила фыркнула: – Тут ведь важна не цена, а то, кто первый найдет. Мне платят за то, что я ищу и нахожу. Вводные получают несколько Следопытов, а дальше как повезет. Но есть правило: Следопыт неприкосновенен, даже если он нашел Предмет… особенно если нашел. Он становится священной коровой, трогать его нельзя и Предмет отнимать тоже, иначе не считается. – Просто игра? И кто в нее играет? – Очень богатые люди. – Мила поморщилась – голова разболелась. – Они оплачивают Искателей – тех, кто ищет информацию о Предметах, и Следопытов. Ну, свои тонкости там есть. – И что ты находила? – Если Предмет в упаковке – мешок там, пакет, сундучок, – я не открываю. Это правило, я знать не знаю, что там. Но иногда Предмет на виду. Это может быть украшение, игрушка, книга…