– Вещество, используемое в обоих случаях, – идентичное. – Реутов листает отчеты. – Можем предположить, что действовал один и тот же преступник. Вскрытие Надежды Рудницкой показало, что жить ей оставалось максимум полгода. То есть, если бы ее не убили сейчас, ее погубил бы цирроз, болезнь сердца или аневризма, даже эксперт затрудняется сказать, что скорее. Ну а ранение Миланы Сокол тяжелое, но менее травматичное, чем могло бы стать, и это по чистой случайности. Пуля отклонилась, задев край металлической двери, куда был ввинчен глазок, а так бы в глаз, и все – поминай как звали. Но и без того ранение тяжелое. – Палату охраняют? – Конечно, – Реутов кивнул. – Охрана внимания не привлекает, переодели их в медицинскую униформу. Пижамы эти синие, все тамошние санитары в них ходят. Видеонаблюдение тоже ведем. – Это правильно. – Бережной пролистал отчеты. – Убийца может довершить начатое, а у него два раза не выгорело. Камеры наблюдения скрыты? – Да, персонал о них не знает, устанавливали под видом ремонта проводки. – Отлично, – Бережной кивнул. – Не знают – значит, не разболтают. Убийца может вступить в контакт с кем-то из персонала и узнать об охране – это если уже не в курсе, – а камеры есть камеры. Что дали контакты Надежды? – Не слишком продуктивно. – Реутов чувствует некую неловкость. – Алкаши со всего района, уголовники, толкачи. Опрос соседей ничего интересного не дал, осмотр квартиры тоже. С сестрой она не общалась, с отцом – тем более, катилась по наклонной, и все. Сожитель Тарасов, который, собственно, и обнаружил труп, – ничтожный торчок, малюющий свою мазню в наркотическом угаре. Он не убивал Надежду, более того – был кровно заинтересован в ее благополучии, потому что его квартиру в центре парочка сдавала и они жили на эти деньги. А еще у Надежды иногда покупали картины. Да, есть такие извращенцы – кем надо быть, чтоб повесить в доме такое? – но покупали даже иностранцы. Теперь сожителю придется ждать, когда съедут квартиранты, а квартира Надежды для него уже недоступна, да и денег с картин больше не будет. Я распорядился, и все картины, находящиеся в квартире, были упакованы, учтены и помещены на наш склад. Мало ли, а вдруг они и правда какую-то художественную ценность представляют? Тогда их Люба заберет и сможет распорядиться по своему усмотрению. – Тоже верно. – Генерал вздохнул, вспоминая грязную квартиру покойной племянницы. – Да, похоже, что туда шлялись все подряд. – Очень похоже на то. – Реутов покачал головой: – Токсическая помойка, а не квартира, а уж «живопись» вообще неописуемая. Лучшее применение для этих, с позволения сказать, картин – просто сжечь, пока никто не покончил с собой, глядя на них. Нет, написано очень сильно. Я не большой знаток живописи, но талант у Надежды был, просто направила она его на разрушение. – Я сделал несколько фотографий ее картин. – Виктор, до сих пор сохранявший молчание, достал телефон. – Вот, можете сами взглянуть. Бережной полистал отснятое и внутренне содрогнулся. Чтобы рисовать такое, надо было обладать весьма злокачественной фантазией. И он пропустил абсолютно все. А ведь могло статься, что он удержал бы Надежду от саморазрушения. – Некоторых не спасти, Андрей Михалыч, и вы сами это знаете. – Виктор снова включил чайник. – Бывает так – рождается человек с каким-то дефектом, и ты ему хоть кол на голове теши, а он лезет в грязь, и все. – Это верно. – Бережной благодарно кивнул и принял из рук Виктора чашку с горячим чаем. – Предлагаю еще раз опросить соседей. И Люба и Георгий в один голос клянутся, что наверху кто-то был. Замок до этого не был взломан, значит, человек зашел в квартиру, когда Милана спустилась скандалить с Надеждой. Надо было выжидать – но где? Куда делся этот человек? Выхода на чердак нет, с третьего этажа он спрыгнуть не мог: окна были закрыты, да и высоко – дом старый, потолки высокие. Что ж он, по-вашему, испарился? Нет, ребята, кто-то его впустил в свою квартиру, и выбор невелик – по две квартиры на площадке. А Люба с Георгием звука открываемой двери могли и не услышать, поскольку Георгий что-то сверлил или работал молотком. Реутову эта мысль тоже приходила в голову, но он отбросил ее как фантастическую гипотезу: киллер не стал бы подставляться, ведь такой трюк – это лишний свидетель. Но сейчас версия генерала кажется ему единственно возможной. – А может, он в квартиру Миланы вернулся, спрятался, например, в кладовке и, пока они там суетились, проскользнул мимо и был таков? Вполне мог, там есть в прихожей просторная кладовка. – Как вариант. Но тогда почему собака не подала голос? Нет, не сходится. – Бережной чувствует, что устал. – Дэн, надо закончить с этой… Рудницкой. Вытрясите из нее все по максимуму, но не ты – это тебя она огульно обвинила, – назначь кого-то. – Да я сам. – Виктор даже руки потер в предвкушении. – Тем более, если мы не хотим выдвигать обвинения, нужно это решить кулуарно, так сказать. – Кулуарно так кулуарно. – Бережной поднялся и подошел к окну. – В общем, странное дело, и то, что в него каким-то образом оказалась втянута моя племянница… – Ну, так это бывает, что ж. – Виктор допил чай и поднялся: – Есть мыслишка, надо проверить. – Хорошо. – Генерал задумался, глядя в окно. – Не стыкуются эти убийства между собой вообще. Факты не увязывались, словно части разных пазлов. * * * Реутов вышел из кабинета генерала и направился к себе. Они с Виктором по-прежнему делили кабинет, хотя ему по должности был положен отдельный. Но они решили ничего не менять в своем привычном укладе, им хорошо работалось вместе, они были командой, к тому же в управлении многие относились к ним настороженно, и это был так себе бонус. – Дэн, есть разговор. Капитан Семенов выглянул из своего кабинета, и Реутов кивнул – давай, мол. – Поговорим у нас, есть и другие вопросы. В кабинете было свежо от открытой форточки, и Реутов с наслаждением вдохнул холодный воздух. Ему отчаянно хотелось все бросить и поехать на Остров, побродить по весеннему лесу и привести мысли в порядок. У него появилась версия, которую он собирался сегодня проверить, и для этого ему нужно было вернуться на место преступления. – Я хотел доложить по пропавшему парню. Реутов на миг завис, а потом вспомнил – плачущая женщина, дежурный сержант, со знанием дела рассуждающий о необходимости телесных наказаний… – Да, что там нарыли? – Парня мы нашли. – Семенов явно доволен собой. – Пока жив, мамаша и тому рада. – Как же ты умудрился так скоро его обнаружить? – А я разослал своих ребят с ориентировкой по больницам не только в городе, но и в районе, и парень нашелся в пригородной. Сильно избит, на спине и голове – обширные ожоги. Пока без сознания, но доктора говорят, что выживет. Дэн, тут вот что… Я знаю, у тебя есть контакты в нашем Центре экстремальной медицины – парня надо бы туда перевести, потому что есть ожоговое отделение и врачи… Там дело затянется, исход тоже неизвестен, а тут все-таки специалисты и оборудование. Мамаша парнишки одна его растила, денег в семье нет, а лечение… – Сегодня же сделаем. – Реутов вспомнил заплаканную женщину с исступленными глазами и внутренне содрогнулся – не дай бог такое. – Хорошо хоть живой. Быстро вы сработали. – А чего тянуть, – Семенов пожал плечами. – Опять же, стажеров много, каждому выдал фотографию пропавшего, ориентировку и адрес – и сразу парня нашли, в тот же день. В местном отделе, куда изначально подавалось заявление, тамошний следак рад-радешенек: сам-то он никого искать даже не собирался, ясное дело. Ну, и мать, конечно, счастлива, но там больница не годится для такого ранения. – Погоди, сейчас запустим процесс. – Реутов набрал знакомый номер: – Привет, малыш. – Привет. Сонин голос, несмотря на третий год брака, по-прежнему его волнует. – У меня есть к тебе просьба. – Реутов улыбнулся, представив безмятежное лицо жены. – У меня тут запара… – Как всегда. – Ну да, – он засмеялся. – Соня, одной семье нужна срочная помощь, там беда с мальчишкой стряслась, а у него только мать, помочь некому. Тебе сейчас позвонит Семенов и объяснит, что и как. Нужно позвонить Круглову, договориться, чтоб он потерпевшего принял к себе, ну и остальное тоже, что полагается. Соня, это надо организовать в течение часа, там ситуация очень срочная. Сделаешь? – Конечно. – Соня хмыкнула: – Позвоню папиному помощнику, и мы с ним мигом все организуем, пусть только Виталик скажет мне данные. Сонин отец, всемогущий нефтяной король Афанасьев, души не чаял в дочери и внучке, Соня работала в благотворительном фонде отца, и Реутов уверен: теперь судьба неизвестного парня Кирилла в хороших руках. – Виталий, ты сейчас позвони Соне, ей нужны все данные парня и адрес больницы. Выяснили, что с ним случилось? Как он получил повреждения и кто его привез в больницу? – Какая-то девушка привезла – и была такова, очень торопилась. – Семенов развел руками: – Камер там нет, особых примет никто не заметил, занимались раненым, одна из медсестер сказала, что машина у нее вроде как светло-зеленая и парня она вытащила из багажника. – Негусто. Стоп, как это – из багажника? – Ну, так свидетельница сказала, а с парнем поговорить не удалось, он без сознания. – Семенов поднялся. – Но мы работаем. Ладно, буду сейчас звонить твоей жене, спасибо, Дэн. – Как выглядела девушка, свидетельница может описать? – Невысокая, очень тонкая, в темных джинсах и толстовке. Из особых примет – абсолютно белые волосы. Она сказала – как снег, потому и запомнила, а лица не видела, так что нам это не поможет. – Как знать, как знать. – Реутов вскинул брови: – Белые волосы, говоришь? И машина светло-зеленая? – Парик или крашеная, полно сейчас таких, а машина, возможно, и другого цвета, свидетели вечно все путают. – Ну да. – Реутов кивнул, думая о своем. По всему выходило, что место преступления он не отработал до конца. * * * Люба открыла дверь неохотно. За последние годы она отвыкла от отца – словно его и не было никогда. И обида была сильна, конечно, – за его всегдашнее невнимание, за то, что он сделал с их жизнями, за то, что не позволил проститься с бабушкой, пока она еще была жива. Люба смотрела на постаревшего отца и думала, что, по сути, они с ним чужие люди, как и с покойной Надей. Со смертью мамы все распалось, и семьей они оставались только за общим столом, стараниями бабушки. Но недолго. – Я войду? Отец переминается с ноги на ногу, и это тоже странно – он всегда уверен в себе и собственной правильности. Люба молча посторонилась. В тесной прихожей им сложно разминуться, и она отступила в комнату, где Рапунцель пела о том, как прекрасно вырваться из постылой башни на свободу. Женька и Бруно молча внимали, соглашаясь – башня все-таки отстой. Отец вошел в комнату, оглядываясь по сторонам. Декстер развалился на столе и даже глаза не открыл, его дзен не предполагал реакции на гостей. Но Бруно глухо зарычал, и Женька обнял пса за шею: – Тише, мультик же! Но Бруно поднялся и в упор уставился на вошедшего тяжелым взглядом. Человек попятился, но пахнет он не как Враг, а просто чужой. Но это его Стая, и Бруно не собирается делать вид, что ничего не происходит.