Почему-то мне кажется, что это именно она, да. Я уже свыклась с мыслью, что я скоро стану матерью, что внутри меня растёт жизнь. Точнее целых две! Думала об этом при каждом своём действии. Нужно съесть яблоко - детям полезно. Нужно пойти пройтись - кислород малышам нужен. Нужно сделать зарядку - хорошее кровообращение и здоровая мать важны для детей. Я читала информацию в интернете, следила за приложением беременности, общалась на форуме с девочками. Я помнила те две пульсирующие точки на первом УЗИ. Но именно сейчас понимание, что у меня скоро на руках будут два маленьких, живых, настоящих ребёнка, разворачивается и усиливается. Не абстрактное, а конкретное. Вот эти ручки я буду держать в своих, вот эти головки буду прижимать к груди и целовать. Невероятно. Богдан тоже молчит. Наверное, тоже что-то осознаёт внутри, и я решаю не разговаривать с ним, не тормошить. Мы вместе создаём нашу семью, но иногда каждому отдельно нужно переварить это в себе. И мне кажется, сейчас как раз такой момент. Второй малыш, кстати, тоже просыпается и начинает понемногу двигаться, хоть и не так активно, как его брат или сестра. И я даже едва заметно машу ему, хотя понимаю, что это лишено смысла. – Итак, - отзывается, наконец, врач, а я снова от переживаний задерживаю дыхание. - Патологий я никаких не вижу, всё в пределах нормы. Плод, который спал, чуть меньше по весу и длине, но это нормально. Сейчас вам всё распечатаю, а гинекологу отошлю заключение по электронке. Можете одеваться. Можно выдохнуть. Что я и делаю. Богдан тоже кажется куда более расслабленным, чем до обследования. Он пытается помочь мне встать и вытереться от геля, но я не позволяю. И сама могу. И как же мне придётся отбиваться от него на большом сроке? Представить страшно. После УЗИ мы всё же едем в ту самую кофейню и я с наслаждением лопаю согретый мечтами кусок “Наполеона”. Идеальный. Не жирный, не плывёт, но и не сухой. Всё в точку. – Давай и домой возьмём? – Конечно, возьмём, - хохочет Богдан. - Ты уже скоро только наполеонами и будешь питаться, Белочка. А как же орешки? Шутник, блин. Настроение у нас обоих прекрасное. Мы смеёмся, когда едем в машине. Начинаем перебирать мужские и женские имена, которые нам нравятся. Пока не выбираем конкретно, просто прикидываем. Заезжаем в торговый центр, чтобы купить мне пару платьев для беременных. Едва сдерживаемся, чтобы не уйти в глубокую экскурсию по детским магазинам. Рано ещё, это ждёт. В квартиру поднимаемся, продолжая обсуждать у кого как звали родственников. Богдан держит пакеты, а я свой ненаглядный торт. Нет, сегодня уже точно его не буду. Нет-нет. А когда Богдан открывает ключом двери, то нас ждёт сюрприз. Прямо посреди коридора на стуле, театрально забросив ногу за ногу, сидит его мать. И вид у неё победный. – Попалась, мошенница, - она швыряет нам прямо под ноги небольшую красную книжечку. Паспорт. И я, кажется, догадываюсь, чей. 27 — Что это значит, мама? — Богдан наклоняется и поднимает мой паспорт, быстрым движением листает его большим пальцем, убедившись, что он действительно мой. — А ты посмотри, — кивает она с видом а-ля “что ж ты за безопасник-то такой. Стыд-позор профессионалу и тэ дэ”. — Особенно на четырнадцатой странице. Внимательно посмотри. Я же просто стою, опёршись спиной на дверь и сложив руки на груди. Ну и цирк, блин. — И что же я должен там увидеть, мама? — с ощутимым сарказмом спрашивает Богдан, и не думая открывать заданную страничку. — Штамп о браке, конечно же! — победно произносит мать Богдана. Она вскакивает со стула и становится посреди комнаты, уперев руки в бока. — Девчонка — мошенница! Она замужем! — И что? — совершенно спокойно отвечает Медведь, но я вижу, что он очень зол — плечи напряжены, на предплечьях выступили вены. — Я в курсе, мама. И к тому же, я и сам женат. — Вот именно! — Всё ещё женат, мама. На шлюхе, если ты не забыла. Формальности. Как и у Карины. — Ага, формальности! — кривится некогда, наверное, красивое лицо женщины. — А то, что ублюдков своих решила на тебя повесить — тоже формальности?! Оскорбление обжигает грудь огнём, и я резко выдыхаю. Ушат помоев на голову ощущается почти физически. Я чувствую, как мой пульс учащается, а мышцы напрягаются. В жизни всякое бывало. И оскорбления тоже. Мать Коли меня тоже особенно не жаловала, считая, что рыжая вертихвостка окрутила её интеллигентного сыночка. Да и вообще. Не бывает так, чтобы тебя любили и обожали все на свете. Но сейчас оскорбили моих детей. Моих маленьких, ещё нерождённых детей! Которые никому не сделали ничего плохого! К тому же оскорбили несправедливо! Скажу откровенно, то чувство, что сейчас вспыхнуло во мне, я могу охарактеризовать не иначе, как лютое желание убивать. Вот даже просто взглядом. Наповал. И мне стоит просто колоссальных сил обуздать этот дикий древний порыв, толкающий на защиту потомства любую мать. Потому что это мама Богдана. Так или иначе, это дорогой для него человек. Но я вижу, что и сам Медведь в ярости. Его взгляд наливается такой злостью, что даже его мать всё же спесь свою немного сбивает. Она перетаптывается на месте и поджимает губы. — Просто уходи, мама, — говорит он через зубы, и я слышу, как его голос дрожит от злости. — Прямо сейчас уходи. И ключи оставь на комоде. Лицо женщины меняется. Она несколько раз быстро моргает, глядя на сына, будто не понимает, почему он так зол на неё. — Богдаша… — говорит растеряно. — Вон, мама. Ты перешла черту. Я больше не хочу тебя видеть. Я от напряжения даже дыхание задерживаю, отчего неприятно колет под рёбрами. Передо мною разыгрывается настоящая семейная драма, и я являюсь причиной этой драмы. Это осознавать неприятно и даже болезненно, но я отдаю себе отчёт, что ни я, ни мои нерождённые дети ничего плохого не сделали. Я не рушила семью Богдана. Не соблазняла женатого мужчину, не вставала между ним и законной женой. Я не разлучница. Да, мы не планировали детей, но так вышло. И мы оба оказались “за”. И то, что его мама этого не принимает — не моя проблема. Но всё равно горько и больно за Богдана, потому что этот человек мне небезразличен. Женщины ещё раз растерянно моргает, пытаясь осознать, что её сын её сейчас попросту выгнал. А потом потом вскидывает голову и гневно произносит: — Надо же, из-за какой-то вертихвостки мать родную за порог выставил. Не ожидала от тебя, Богдаша, не думала, что доживу до такого. Бог тебе судья, ещё приползёшь к матери, когда эта, — она кивает брезгливо на меня, — тебе мозги со своим выводком скрутит. А потом она гордо выходит за двери, перед этим швырнув на комод у двери ключи от квартиры Богдана. Как только хлопает защёлка, у меня будто стержень внутри ломается, и я вся ссутуливаюсь, обхватывая плечи руками. — Мне так жаль, Богдан, — говорю, закрыв лицо ладонями, и чувствую, как к горлу подкатывают слёзы. — Ты ни в чём не виновата, Белочка, — он обнимает меня и прижимает к себе, гладит ладонью по спине, а я слышу, что сердце в его груди колотится быстро-быстро. — Мама в последние годы будто обезумела. Они с отцом расстались, он больше не мог терпеть её придирки, а потом она узнала, что он снова женился и его жена беременна. Тут у мамы совсем, блин, крыша поехала. А достаётся мне. — Мои тоже расстались, у отца молодая любовница, — говорю, удивляясь, как же наши жизненные истории с Медведем похожи. — Но и мама нашла себе мужчину. Она живёт с братом и его семьёй, но вроде бы с кем начала встречаться. Однако я их всех совершенно не интересую, — горько усмехаюсь. — Так что кто знает, как оно лучше. Как у тебя, или как у меня. — Лучше бы посерединке где-то, — ухмыляется Медведь и отстраняется, но не отпускает, а лишь для того, чтобы прижаться губами к моим. — Но это жизнь, Карина, бывает по-всякому. Как-то да справимся, ты главное не волнуйся сильно. А то горошинки будут беспокойными. Да, по-всякому. Он прав. И никогда не угадаешь, где тебе плечо подставят, а где в спину толкнут. Я была разбита изменой Коли, но сейчас благодарю судьбу, что она послала мне такого человека, как Богдан. В отношениях я бы себе не позволила на другого и посмотреть. И когда я сказала ему, что тоже его полюбила, то совершенно не соврала. Это чувство не было ослепляющей вспышкой, оно выросло. Плавно, но быстро и напористо. Выросло и заполнило собой всю мою душу. А потому я не стану ненавидеть его мать. Какой бы она не была сейчас, я вижу, как глубоко она несчастна. Потому и делится с миром тем, чем наполнена сама. Но она родила и вырастила человека, который теперь мне очень дорог, а значит, было в ней что-то такое, что позволило сделать это. Что-то хорошее, доброе. И я очень надеюсь, что когда-нибудь это “что-то” проявит себя. Надеюсь как минимум потому, что вижу, как непросто далась сегодняшняя сцена моему Медведю.