– Богдан, осторожнее, чтобы он потом тебе проблем не устроил, - прошу. – Белочка, думаешь, я боюсь его? – Нет! - восклицаю громким шёпотом. - Конечно, нет. Просто он, как оказалось, из дерьма слеплен. Потом по адвокатам бегать будет. – Ага, смотри, чтобы не устал, - усмехается мой Медведь и распахивает решительно дверь в коридор. – И хули ты тут забыл? - раздаётся громогласное по моей квартире. Я набрасываю халат и, встав на цыпочки, выглядываю из-за плеча Богдана. Вижу растерянного Колю у комода. Рядом с Медведем он кажется каким-то мелким. Низким, щуплым. – Это я что тут забыл? - отвечает, хорохорясь. - Это ты тут никто. А я прописан, между прочим! И имею право тут жить! И вещи взять любые. Мне вот готовить некогда, я мультиварку заберу. И крем свой для обуви. Я что, купить всё должен? Конечно, если посудить беспристрастно, то, может, так и есть. Но… мне становится так мерзко внутри. До тошноты буквально. И это не внезапно нагрянувший токсикоз. Богдан всю эту тираду слушает молча, а потом говорит, прищурившись: – Прописан, значит? – Между прочим! – Белочка, подай мой телефон, пожалуйста. Я ничего не спрашиваю и в разговор не лезу. Беру телефон Богдана с тумбочки в спальне и отдаю ему. Тот набирает какой-то номер. – Лизань, привет, это Бо, - говорит, глядя на моего почти бывшего мужа. - Слушай, у меня тут корешок один есть, ему надо срочно переехать, а времени нет на всякие проволочки с документами. Я пропускаю ласковое обращение Богдана к какой-то другой женщине. Мы не так давно с ним знакомы, и у каждого была жизнь до. А вот вытягивающееся Колино лицо дорогого стоит. – Надо по-быстрому выписать, да, - а дальше продолжает скороговоркой. - Кузьменко Николай Анатольевич, тысяча девятьсот девяностого года рождения. Прописан по адресу: Волгоград, Дзержинский район, ул. **ская, дом четырнадцать, квартира пятьдесят три. – Ты офигел? - почти фальцетом вскрикивает Коля. – Да, Лизань, спасибо! С паспортом он позже зайдёт. Медведь отключает телефон и так же спокойно, как и до этого, смотрит на Колю. – Мультиварка твоя, крем для обуви на хлеб намазать? – Да какое ты имеешь право? Ты вообще кто такой? Я на тебя в полицию подам! – Прямо сейчас иди подавай. И паспорт не забудь, чтобы как раз штамп о снятии с регистрации поставили. Коля нервно засовывает ноги в туфли, неуклюже тыкая длинной ложкой для обуви, которую мне теперь очень хочется выбросить на помойку, хватает за ручку мультиварку, которую уже успел вытащить с кухни, разворачивается и дёргает дверь на себя. Она поддаётся не сразу, там иногда защёлка заедает, но всё же выпускает горе-бывшего в подъезд. Пробормотав что-то угрожающее, он торопится спуститься по лестнице. – Эй, червяк, - басит Богдан и подаётся следом, и я за ним выбегаю на площадку прямо босиком, даже без тапочек. - Ты крем для обуви забыл. Медведь открывает тюбик и выжимает его в пролёт между перилами как раз, когда Коля поднимает голову, чтобы, видимо, что-то сказать в ответ. Чёрная жижа ляпает ему прямо на лоб и на плечо, испачкав светло-голубой джемпер. Подъезд тут же оглашается громкими ругательствами. – Ты смотри, интеллигент, а матом кроет, - совершенно спокойно констатирует Богдан, а потом говорит громче, снова обращаясь к Коле. - Эй, ты как в ментовку побежишь, отмойся сначала, а то с паспортом сравнят и не узнают. Мат и топот стихают, потому что Коля, наконец, покидает подъезд, громко хлопнув внизу железной дверью. Честно признаться, я всегда осуждала женщин, которые материли своих бывших на чём свет стоит. Хотелось сказать, ну вы же раньше как-то жили вместе, была же любовь или что-то в этом роде, раз парой были. Но глядя сейчас на своего бывшего, я уже не столь категорична. Он изменил. Мы разошлись. К чему ходить и доканывать меня? Так что сейчас, когда Богдан его отшил, мне даже и не жалко. Вот такая вот я стерва. – Знаешь, Белочка, я понимаю, почему ты его выбрала, - Медведь театрально сводит брови. - Он ведь до безумия бесстрашный. Наверное, в какой-то момент это показалось тебе романтичным. – Наверное, - хихикаю и, взяв Богдана за руку, затаскиваю обратно в квартиру. Он позволяет мне это сделать, а потом, закрыв дверь, обнимает перед зеркалом, развернув к себе спиной. Аккуратно обхватывает ладонями живот и смотрит мне в глаза через зеркало очень серьёзно. Так, что у меня дыхание перехватывает. – Никому не позволю обидеть тебя и горошинок, говорит твёрдо. - Я забираю вас себе, Белочка. – Что значит забираешь? - вроде как пытаюсь пошутить тоном, но понимаю, что разговор-то совсем не шуточный сейчас происходит. – То и значит. Вещи собирай и поехали. Пока Костя дела в Волгограде доделает, это месяца полтора ещё, на съёмной со мной поживёшь, потом в Москву вернёмся. Вы со мной. Это очень резко и неожиданно как-то. И я, кажется, не готова к таким решениям. И работа же… И одно дело быть на своём месте с поддержкой Богдана, другое же вот так полностью ему довериться, сорваться с места. Я высвобождаюсь из объятий Медведя, оборачиваюсь к нему и смотрю в глаза. – Это очень серьёзное предложение, Богдан. – Ты сомневаешься в моей серьёзности? – Я… - даже не знаю, как ему объяснить это своё ощущение. Как ни крути, я мало его знаю. – Ты боишься, - он определяет довольно точно ту тревогу, которую я даже сначала сама не сформировала в определенное чувство. - Это нормально. Особенно после всего, что случилось у тебя в жизни с другим. Но я не он, Белочка. И себе не прощу, если этот червяк тебе нервы вымотает, и с детьми что-то случится. Удавлю же его, а сам сяду. Так что не толкай не грех. Он мягко щёлкает меня пальцем по носу и улыбается. Я не вижу лжи в его глазах. Медведь смотрит искренне, открыто, и я ему верю. Как-то некстати начинает щипать глаза. Гормоны, видимо. Богдан обнимает меня, прижимая к своей груди и просто целые пару минут гладит по голове. – Сделаешь голубцы, когда ко мне приедем? - спрашивает кротко, а я хихикаю ему в рыжие кудри на груди. А потом мы идём собирать мои вещи. 21 – Не устала? Богдан обнимает меня сзади за талию и втягивает носом у шеи. Щекотно. И прия-я-ятно. – Нет. А должна была? - спрашиваю, перекладывая последнюю партию голубцов со сковороды в кастрюлю, чтобы поставить тушиться. – Ты навертела семилитровую кастрюлю голубцов, Белочка, в твоём положении это нагрузка. – Ты же сам попросил, - смеюсь и изворачиваюсь в его руках так, чтобы оказаться лицом к лицу. Ну точнее, лицом в его грудь. – Не подумал, дурак. Не переутомляйся, мы ведь всегда может заказать готовую еду. Ну или сварить пельмешек. Пельмешек-то сварить недолго, но что-то мне подсказывает, что Богдан их наелся на жизнь вперёд. Если судить по количеству упаковок в мусорном ведре под раковиной. Мне и приготовить несложно, тем более, люблю я это дело. А как будет тяжело или некогда, то номер доставки еды я знаю. – Ты не стесняйся, Карина, говори, если тяжело, ладно? Нужно будет - помощницу наймём по дому, няню, когда дети родятся. Двое - это же не шутки. Внутри снова растекается тёплая, почти горячая лужица признательности и благодарности. Медведь по-настоящему заботливый. Большой, тёплый, надёжный - так и хочется свернуться у него на коленях и замурлыкать. Но на это дело, кажется, у меня есть конкурент. Точнее конкурентка. Крупная гордая рыжая кошка Алиска. Когда мы вошли в квартиру, она грациозно выползла из гостиной и замерла на пороге в дальнем углу коридора. Посмотрела на меня, на две большие сумки, прищурившись, а потом фыркнула, отвернулась и, подняв хвост, лениво ушла обратно. Так себе приёмчик. Тут деваться некуда, придётся постараться подружиться. Я её понимаю, она первая себе бородача нашла, а это я тут прибилась. Но теперь нам жить бок о бок, так что придётся притираться, дорогая. Вообще, квартиру Богдан снимает небольшую, но вполне уютную. Однокомнатную, с огромной кухней, на которой стоит вполне себе полноценный диван. «Евродвушка», как говорят. И кухня тут вполне оборудованная. – Полчаса и будет готов… - договорить не успеваю, потому что Богдан наклоняется и целует меня. Нежно так. Даже не думала, что так умеет. Я во время поцелуя прикасаюсь пальцами к его бороде и глажу её осторожно.