— Вы говорили, воинский контингент Форт-Брэгга сорок одна тысяча солдат. — Да. — И сколько из них служили в Косове? Думаю, вы выясняли этот вопрос. Дин кивнул. — Я запросил в Пентагоне список всех солдат, которые бывали в местах совершенных убийств в интересующие нас даты. Властелина среди них нет. Только несколько человек в настоящее время проживают в Новой Англии, и ни один из них нам не подходит. — Полагаю, этому можно верить? — Да. Она рассмеялась: — Это предполагает высокую степень доверия. — Мы оба в равном положении, Джейн. Я не сомневаюсь в том, что вам можно доверять. — Доверять в чем? До сих пор вы не сообщили мне ничего секретного. В воцарившейся тишине Дин бросил взгляд на Конвея, и тот еле заметно кивнул. Этот молчаливый обмен мнениями означал, что они согласны посвятить ее в ключевой аспект головоломки. Конвей спросил: — Вы когда-нибудь слышали о «купании овец», детектив? — Я так понимаю, этот термин не имеет никакого отношения к настоящим овцам. Он улыбнулся. — Конечно. Это военный сленг. Речь идет о практикуемом ЦРУ привлечении военного спецконтингента для выполнения особых задач. Так было в Никарагуа и Афганистане, когда спецназу ЦРУ требовался дополнительный человеческий ресурс. В Никарагуа морские пехотинцы привлекались в качестве этих самых овец для минирования гаваней. В Афганистане «зеленые береты» обучали моджахедов. В процессе работы на ЦРУ эти солдаты соответственно становились штатными офицерами ЦРУ. Поэтому их имена и не фигурируют в списках Пентагона. Военные не суют нос в дела ЦРУ. Она перевела взгляд на Дина. — Тогда тот список, который вам предоставил Пентагон… С именами солдат из Файетвилла, которые служили в Косове… — Список был неполным, — ответил он. — Насколько неполным? Сколько имен осталось за кадром? — Этого я не знаю. — А вы не запрашивали ЦРУ? — Вот именно там я и наткнулся на глухую стену молчания. — Они не называют имен? — Они и не обязаны, — сказал Конвей. — Если ваш убийца был вовлечен в спецоперации за границей, этого никто никогда не подтвердит. — Даже если этот человек продолжает убивать на родной земле? — Тем более, если на родной земле, — ответил Дин. — Это же грандиозный публичный скандал. Что, если он захочет дать свидетельские показания? Какая информация просочится в прессу? Думаете, ЦРУ очень хочет, чтобы мы узнали, что их человек врывается в чужие дома и режет глотки законопослушным гражданам? Надругается над женскими трупами? Еще не хватало, чтобы это вышло на первые полосы. — Так что сказали вам в ЦРУ? — Что у них нет никакой информации, имеющей отношение к убийству в Файетвилле. — Типичная отговорка. — Куда как хуже, — сказал Конвей. — На следующий день после того, как агент Дин сделал запрос в ЦРУ, его отстранили от расследования в Файетвилле и приказали вернуться в Вашингтон. Приказ пришел из офиса заместителя директора ФБР. Она уставилась на него, потрясенная тем, насколько засекреченной оказалась личность Властелина. — Вот тогда агент Дин и обратился ко мне, — добавил Конвей. — Потому что вы член сенатского комитета по обороне? — Потому что мы давно знакомы. Морские пехотинцы связаны особыми узами. Мы доверяем друг другу. Он попросил меня сделать запрос. Но боюсь, и моего авторитета недостаточно. — Что, даже сенатор бессилен? Конвей иронично улыбнулся. — Сенатор-демократ от либерального штата, следует добавить. Я служил своей стране, был ее солдатом. Но тем не менее некоторые чины в оборонных структурах никогда не примут меня. Я вызываю у них аллергию. Ее взгляд опять переместился на фотографии. На галерею убитых мужчин, которые были выбраны на роль жертв не из соображений политики, национальности или убеждений, но только потому, что у них были красивые жены. — Вы могли бы рассказать мне все это несколько недель назад, — упрекнула она. — В полицейских расследованиях всегда много утечки, — возразил Дин. — Только не в моих. — В любых. Если бы я поделился этой информацией с вашей командой, что-то непременно просочилось бы в прессу. И ваша работа тут же оказалась бы в зоне внимания не тех, кого нужно. Людей, которые помешали бы вам произвести арест. — Вы действительно считаете, что они оберегают его? После всего, что он натворил? — Нет, я думаю, они так же, как и мы, стремятся изолировать его. Но хотят сделать это тихо, не привлекая внимания общественности. Совершенно очевидно, что они потеряли его след. Он вышел из-под их контроля, стал убивать мирных граждан. Он превратился в ходячую бомбу, и они не могут себе позволить закрыть на это глаза. — А если они поймают его раньше, чем это сделаем мы? — Мы об этом никогда не узнаем. Убийства прекратятся, вот и все. А мы останемся в неведении. — Я не люблю закрывать дела таким способом, — сказала Риццоли. — Конечно, вы хотите справедливости. Ареста, суда, приговора. Все, как положено по закону. — Вы так говорите, будто я прошу достать луну с неба. — В данном случае так оно и есть. — Так вы для этого привезли меня сюда? Сказать, что я никогда его не поймаю? Он наклонился и пристально посмотрел ей в глаза. — Мы хотим того же, чего хотите и вы, Джейн. Свершения правосудия. Я преследую этого человека с Косова. Думаете, меня устроит какой-то иной вариант, кроме справедливого? Конвей тихо сказал: — Теперь вы понимаете, детектив, почему мы пригласили вас сюда? Понимаете всю важность соблюдения секретности? — Мне кажется, ее чересчур много в этом деле. — Но только так мы можем довести расследование до конца. Думаю, мы все этого хотим. Какое-то мгновение она смотрела в глаза сенатору. — Мою поездку оплатили лично вы, не так ли? Авиабилеты, лимузины, роскошный отель. Надеюсь, это не ФБР потратилось? Конвей кивнул. И устало усмехнулся: — Расходы на стоящее дело лучше не отражать в балансе. 23 Небеса все-таки разверзлись, и капли дождя тысячей молоточков застучали по крыше автомобиля Дина. Щетки на ветровом стекле еле справлялись с потоком воды, позволяя разглядеть безнадежно застрявший в пробке транспорт и залитые улицы. — Хорошо, что вы не улетаете сегодня вечером, — сказал он. — В аэропорту, наверное, сейчас полная неразбериха.