Ребенок и взрослый, подумала Риццоли. Она вспомнила свое детство в Ревере, душный маленький домик, который арендовала ее семья. Там было так тесно, что ей даже негде было уединиться, поэтому приходилось забираться под крыльцо. Она вспомнила тот короткий период, когда отца уволили, испуганный шепот, доносившийся из родительской спальни, ужины из консервированной кукурузы и картошки. Слава богу, тяжелые времена длились недолго; через год отца взяли на работу, и на столе вновь появилось мясо. Но соприкосновение с бедностью навсегда оставляет след в душе и во многом определяет будущее: все трое Риццоли выбрали себе карьеру со стабильными заработками: Джейн — в правоохранительных структурах, Фрэнки — в военно-морских силах, Микки — в почтовом ведомстве. Она посмотрела на скелет и сказала: — Из нищеты в роскошь. Такое бывает. — Прямо как у Диккенса, — заметил Дин. — Точно! — воскликнул Корсак. — Малютка Тим. Доктор Айлз согласно кивнула. — Да, Малютка Тим страдал от рахита. — А потом жил счастливо, потому что старый Скрудж оставил ему деньжат, — сказал Корсак. Но ты не стала счастливой, подумала Риццоли, глядя на останки. Теперь уже это были не обезличенные кости; в сознании Риццоли начал вырисовываться портрет. Она представила себе девочку с кривыми ножками и впалой грудью, которая растет в грязи и нищете. Потом увидела ее уже подростком, в линялых поношенных блузках с разномастными пуговицами. Может, уже тогда было что-то необычное в этой девочке? Решимость в глазах, гордо вскинутый подбородок, словно заявляющие о том, что она достойна лучшей жизни и будет за нее сражаться? Потому что женщина, в которую она превратилась, жила уже в совершенно другом мире, где за деньги можно было сделать себе ровные зубы и золотые коронки. Удача или тяжкий труд, а может, внимание нужного человека помогли ей подняться наверх. Но бедное детство навсегда осталось в ее костях, кривых ногах и проваленной грудине. Как и свидетельства некогда перенесенной травмы — спицы в левом бедре и поврежденный позвоночник. — Судя по дорогостоящей стоматологии и возможному социальному статусу женщины ее отсутствие не останется незамеченным, — сказала доктор Айлз. — Она мертва вот уже два месяца как минимум. Есть вероятность того, что она уже включена в базу данных Информцентра. — Да, в числе сотни тысяч других, — заметил Корсак. Информационно-криминологический центр ФБР составлял базу данных по всем пропавшим без вести, и неопознанные останки можно было проверить на наличие сходных признаков. — А у нас нет ничего? — спросил Пепе. — Может, какие-то открытые дела по пропавшим без вести? Риццоли покачала головой. — Нет, по Массачусетсу ничего нет. * * * Хотя и предельно уставшая, она все равно не могла заснуть. Один раз встала, чтобы проверить замки на двери и защелку на окне, которое выходило на пожарную лестницу. А через час послышался какой-то шум, и она представила, что это Уоррен Хойт идет по коридору, направляясь к ней в спальню со скальпелем в руке. Она схватила с тумбочки пистолет и стала напряженно вглядываться в темноту. Взмокшая от напряжения, она все ждала, пока в дверном проеме обозначится фигура. Но так ничего и не увидела, да и не услышала, кроме стука собственного сердца и громкой музыки, выплеснувшейся из окон промчавшегося по улице автомобиля. Наконец она встала с постели и вышла в коридор, где включила свет. Никого. Она прошла в гостиную, зажгла свет и там. Попутно бросила взгляд на входную дверь и отметила, что цепочка на месте, а пожарный выход надежно заперт на щеколду. Она долго стояла и смотрела в пустоту, думая про себя: «Я схожу с ума». Она плюхнулась на диван, отложила пистолет в сторону и сжала голову руками, словно пытаясь выдавить из себя мысли об Уоррене Хойте. Но он прочно засел в мозгах, как раковая опухоль, которая уже пустила свои метастазы. Лежа в постели, она думала не о Гейл Йигер и не о безымянной женщине, останки которой они только что изучали. И не о человеке, сорвавшемся с самолета, чье досье молчаливым упреком встречало ее каждый день на рабочем столе. Так много дел требовало ее внимания, но стоило ей закрыть глаза, как тотчас всплывало лицо Уоррена Хойта. Зазвонил телефон. Она резко выпрямилась, чувствуя, что сердце вот-вот выпрыгнет из груди. Ей пришлось сделать несколько глубоких вдохов, прежде чем снять телефонную трубку. — Риццоли? — услышала она голос Томаса Мура. Она никак этого не ожидала и совершенно растерялась, поскольку вдруг поняла, как соскучилась. Всего год назад они с Муром вместе работали по делу Хирурга. Хотя их отношения никогда не выходили за рамки партнерства, они были в высшей степени доверительными, что не всегда бывает и в браке. Голос Мура напомнил о том, как ей сейчас его не хватает. И как остро она до сих пор переживает его женитьбу на Кэтрин. — Привет, Мур, — непринужденно произнесла она, стараясь не выдать своих эмоций. — Сколько у вас там времени? — Около пяти. Извини, что звоню тебе в такую рань. Просто не хотел, чтобы Кэтрин слышала. — Все нормально. Я не сплю. Пауза. — Ты тоже не можешь заснуть. — Это был не вопрос, а, скорее, утверждение. Он знал, что источник бессонницы у них общий. — Тебе звонил Маркетт? — догадалась она. — Да. Я все надеялся, что уже… — Нет, ничего нового. Вот уже сутки, а сдвигов никаких. — В общем, его след простыл. — Начать с того, что следов он нам не оставил. Убил троих в операционной, обернулся невидимкой и скрылся из больницы. Полиция штата прочесала все окрестности, перекрыла дороги. Его физиономию показывают в каждом выпуске новостей. И ничего. — Его может тянуть только в одно место. К одному человеку… — Твой дом уже взят под наблюдение. Стоит только Хойту приблизиться, и мы его схватим. Повисла долгая пауза. Потом Мур тихо произнес: — Я не могу привезти ее домой. Буду держать здесь. По крайней мере я знаю, что здесь она в безопасности. Риццоли уловила страх в его голосе, страх не за себя, а за жену, и с легким оттенком зависти подумала: «Каково это, когда тебя так сильно любят?» — А Кэтрин знает о побеге? — спросила она. — Да. Мне пришлось сказать ей. — Ну и как она восприняла это? — Лучше, чем я. По крайней мере это она пытается успокоить меня. — Она уже пережила самое страшное, Мур. И дважды доказала, что она сильнее его. — Она думает, что сильнее. Это-то и опасно. — Ну, теперь у нее есть ты, — сказала Риццоли и подумала: «А я одна. Как всегда было и, наверное, будет». Должно быть, он уловил нотки усталости в ее голосе, поскольку произнес: — Тебе, должно быть, тоже чертовски тяжело. — Я в порядке. — Тогда, значит, ты легче воспринимаешь ситуацию, чем я. Она рассмеялась, и ее чересчур звонкий смех резанул слух. — Как будто у меня есть время переживать из-за этого Хойта. У меня тут других дел невпроворот. Мы нашли свалку трупов в Стоуни-Брук. — И сколько жертв? — Две женщины плюс один мужчина, которого убили при похищении. В общем, объявился еще один негодяй. Знаешь, Мур, это плохой признак, когда Цукер дает убийцам прозвища. Этого он назвал Властелин. — Почему Властелин? — Похоже, его заводит именно власть над людьми. Он полностью подчинил себе мужа жертвы. Ну, знаешь, у каждого маньяка своя «фишка». — Все, как прошлым летом. Только на этот раз тебя нет рядом, чтобы прикрыть меня. У тебя теперь другие приоритеты. — Есть какой-нибудь прогресс? — спросил он. — Пока нет. Все очень медленно. Слишком много игроков. Тут тебе и ньютонская полиция, и Бюро вдруг влезло. — Что?! — Да-да. Какой-то агент по имени Габриэль Дин. Говорит, что советник, а сам сует всюду свой нос. У тебя когда-нибудь было такое? — Никогда. — Пауза. — Что-то здесь не так, Риццоли. — Я знаю. — А что говорит Маркетт? — Ему деваться некуда, сверху пришла команда сотрудничать.