— Отсутствуют два левых ребра, а также… — Он углубился в изучение крохотных кистевых косточек. — …три кости запястья и большинство фаланг пальцев левой руки. Похоже, какой-то хищник полакомился. — Сандвич из руки, — ввернул Корсак. Никто не засмеялся. — Длинные кости все на месте. Как и позвоночные… — Доктор запнулся и, нахмурившись, уставился на шейные позвонки. — Подъязычная кость отсутствует. — Мы ее не нашли, — сказала Айлз. — Вы хорошо искали? — Да. Я даже возвращалась на место и повторно все осматривала. — Ее могли сожрать лесные хищники, — предположил доктор Пепе. Он вытащил одну лопатку, которая торчала из-за плеча. — Видите здесь V-образные укусы? Возможно, следы от собачьих клыков. — Он поднял взгляд. — Голову нашли отдельно от тела? — Да, она лежала в нескольких шагах от туловища, — ответила Риццоли. Пепе удовлетворенно кивнул. — Типично для собак. Для них голова как большой мяч. Игрушка. Они катают ее по земле, но не могут прокусить, как, скажем, горло или бедро. — Постойте, — вмешался Корсак. — У нас тут что, Фифи и Ровер? — Все животные, и домашние, и дикие, ведут себя одинаково. Даже койоты и волки любят играть с мячиками, совсем как Фифи и Ровер. Поскольку эти останки лежали в городском парке, окруженном домами, домашние собаки наверняка частенько наведывались туда. Но у них тоже есть инстинкт хищника. И они с удовольствием вгрызаются в любую плоть: филейные части, хрящи, ребра и мелкие косточки. И, разумеется, они разрывают все оставшиеся мягкие ткани. Корсак в ужасе смотрел на него. — У нас с женой есть маленький хайленд-терьер. Пожалуй, больше я не позволю ему лизать мне лицо. Пепе взял в руки череп и метнул насмешливый взгляд в сторону Айлз. — Ну что, устроим экзамен, доктор Айлз? Помучаю вас так же, как вы мучаете своих студентов по патологоанатомии. Мучаете ведь? — Да уж, — призналась Айлз. — Они вздрагивают, когда видят меня в аудитории. Знают, что о пустяках я не спрашиваю. — Ну, а теперь я вас помучаю, — усмехнулся доктор Пепе. — Расскажите-ка нам об этом индивидууме. Она сосредоточилась на останках. — Резцы, форма нёба и длина черепа позволяют сделать вывод о принадлежности к европейской расе. Череп небольшой, надбровные дуги минимальные. Далее смотрим таз. Входные размеры, подлобковая область — все указывает на то, что перед нами белая женщина. — А возраст? — Имеется неполное эпифизарное сращение подвздошного гребня. Артрических изменений позвоночного столба нет. Это молодая женщина. — Согласен. — Доктор Пепе взял в руки челюсть. — Три золотые коронки, — заметил он. — И большая амальгамовая пломба. Вы делали рентген? — Йошима сделал сегодня утром. Снимки можно посмотреть на экране. Пепе подошел к экрану. — Залечены два корневых канала. — Он показал на снимок челюсти. — Похоже, что они запломбированы гуттаперчей. И посмотрите сюда. Видите, корни зубов с седьмого по десятый и с двадцать второго по двадцать седьмой короткие и тупые? Здесь хорошо поработал ортодонт. — А я не заметила, — призналась Айлз. Пепе улыбнулся. — Рад, что смог поучить вас хоть чему-то, доктор Айлз. А то уж я начал ощущать собственную никчемность. Агент Дин сказал: — Выходит, перед нами женщина, у которой были средства, чтобы оплатить работу стоматолога. — Причем очень дорогую работу, — добавил Пепе. Риццоли вспомнила Гейл Йигер и ее красивые ровные зубы. После того как сердце перестает биться, а плоть разлагается, только по состоянию зубов можно отличить бедного от богатого. Те, кто едва сводит концы с концами, не обращают внимания на дырку в зубе или неправильный прикус. Характеристики этой жертвы становились все более узнаваемыми. Молодая женщина. Белая. Обеспеченная. Пепе отложил челюсть и переключил внимание на туловище. Какое-то мгновение он изучал деформированную грудную клетку. Потом поднял ребро, приложил его к грудине и оценил угол, образованный двумя костями. — Pectus excavatum, — произнес он. Впервые на лице Айлз отразилось разочарование. — Я даже не обратила внимания. — А как насчет большеберцовых костей? Она шагнула к изножию стола и взяла одну из самых длинных костей. Рассматривая ее, она все больше хмурилась. Потом схватила другую такую же кость и положила рядом. — Двустороннее genu varum, — взволнованно произнесла она. — Возможно, пятнадцать градусов. Не знаю, как так получилось, что я этого не увидела. — Вы сосредоточились на переломе. Этот стержень слишком бросался в глаза. А искривление теперь редко кто замечает. Разве что такие старики, как я. — И все равно непростительно. Я должна была сразу заметить. — Айлз замолчала, ее взгляд скользнул вверх, к грудной клетке. — Странно. Совсем не вяжется с состоянием зубов. Как будто мы имеем дело с совершенно разными людьми. В их разговор вмешался Корсак: — Может, поделитесь с нами своими соображениями? Что вам кажется странным? — У этой жертвы отмечается genu varum, — начал доктор Пепе. — Проще говоря, О-образное искривление ног. Большеберцовые кости выгнуты на пятнадцать градусов. Это вдвое больше нормы. — Ну и что вы так разволновались? Подумаешь, кривые ноги вовсе не редкость. — Дело не только в кривых ногах, — объяснила Айлз. — Речь идет и о состоянии грудной клетки. Посмотрите, какой угол образуют ребра с грудной клеткой. У нее типичный pectus excavatum, или «грудь сапожника». Неправильное строение костей и хрящей вызывает такой эффект проваленной груди. Если этот провал значительный, могут появиться проблемы с дыханием, сердечной деятельностью. В данном случае он небольшой, так что, возможно, не вызывал никаких симптомов. Да и внешне это было вряд ли заметно. — Это связано с атипичным строением костей? — спросила Риццоли. — Да. Дефект костного метаболизма. — О каком заболевании идет речь? Айлз заколебалась и посмотрела на доктора Пепе. — Что-то у нее рост маловат. — Каков показатель Троттера-Глезера? Айлз достала рулетку и измерила длину бедра и большеберцовой кости. — Примерно сто пятьдесят пять сантиметров. Плюс-минус семь. — Итак, мы имеем pectus excavatum. Двустороннее genu varum. Маленький рост. — Он удовлетворенно закивал головой. — Кое-какие выводы напрашиваются. Айлз взглянула на Риццоли. — У нее в детстве был рахит. Рахит. Слово было почти забытое. Для Риццоли оно неизменно ассоциировалось с босоногим детством в трущобах, орущими младенцами и беспросветной нищетой. Иная эпоха, окрашенная в тусклые краски. Рахит — слово, которое совершенно не сочеталось с женщиной, имеющей три золотые коронки и выправленные ортодонтом зубы. Габриэль Дин тоже заметил это явное противоречие. — Я всегда думал, что причиной рахита является недоедание, — сказал он. — Да, — подтвердила Айлз. — Недостаток витамина Д. Большинство детей получают его либо с молоком, либо на солнце. Но если ребенок недоедает или мало бывает на солнце, возникает дефицит этого витамина. Это влияет на метаболизм кальция и формирование костей. — Она сделала паузу. — Честно говоря, я впервые вижу такие четкие признаки рахита. — Приглашаю вас на раскопки, — сказал доктор Пепе. — Я покажу вам множество таких примеров из прошлого столетия. В Скандинавии, на севере России… — Но сегодня? В Штатах? — удивился Дин. Пепе покачал головой. — Совершенно нетипичный случай. Судя по деформации костей и маленькому росту, я бы предположил, что этот индивидуум проживал в бедности. По крайней мере в детстве и юности. — Но это никак не вяжется с безупречным состоянием зубов. — Вот именно. Потому-то доктор Айлз и заметила, что здесь как будто два совершенно разных человека.