Царь обезьян подпрыгнул высоко вверх, повиснув на ветке дерева и стряхивая водопад снега прямо на голову Мована, гневно размахивающего кулаками внизу. Бык не вовремя посмотрел вверх, мгновенно оказавшись ослеплённым, оглушённым и с пастью, полностью набитой снегом! Это ни капли не улучшило его настроения… Меж тем Сунь Укун перевернулся, качнулся чуть вперёд и ловко спрыгнул прямо на шею демона. – Катай меня, моя новая лошадка! И-го-го! Поваленный с ног, неуклюже перебирающий всеми четырьмя конечностями Мован выл, кряхтел и грязно ругался по-китайски одновременно, но никак не мог скинуть со спины ловкого царя обезьян, счастливо размахивающего волшебным посохом. – Я спасу вас, мой господин! – Тяньгоу, выпрыгнув из-за покосившегося дерева, пронеслась по тропинке меж сугробов с бешеным рыком, разбрызгивая слюни, и вцепилась в полу куртки китайца. Ткань затрещала… – А-ай! Что ты делаешь?! – мгновенно подскочив, завопил Сунь Укун. – Да Аолия просто убьёт меня за то, что я порвал куртку! – Твоя женщина ничего тебе не сделает, потому что сама умрёт, – поднимаясь на ноги и отряхивая брюки, сказал демон-бык. – Она убила Хой Лаошу и поэтому должна умереть. Ни одному человеку, уничтожившему демона, непозволительно оставаться в живых. Рыжая дворняга возбуждённо прыгала, мотая головой. В пасти у неё был зажат вырванный кусок ткани из куртки царя обезьян. Великий Мудрец встретился с ней взглядом и качнул золотой посох в руке. Одного удара хватит, чтоб настырная собачонка… – Куть, куть, куть! – Внезапно ещё один персонаж шагнул на сцену театра боевых действий. Повар-гуй с пластиковой тарелкой, полной свиных рёбрышек, осторожно поставил её в снег. Чуткий нос Тяньгоу затрепетал. – Еда. Настоящая китайская еда. Мясо. Кости. Всё, о чём только можно было мечтать… – Что ты делаешь, сука?! – рявкнул бык, не веря своим глазам. – Я скоро, господин, держитесь! – И дворняга, выплюнув невкусный кусок куртки, прыжками бросилась к манящим ароматам. Отказаться было бы выше её сил. Ли Гоушен едва заметно поклонился Сунь Укуну и, не рискуя больше вмешиваться в дуэль высших демонов, растворился так же тихо и незаметно, как пришёл. – Всё равно ты умрёшь. Прямо сейчас. Поверь, я справлюсь и без собаки… – холодно улыбнулся Мован и, квадратными зубами стянув с руки чёрную кожаную перчатку, раскрыл ладонь, на которой, переливаясь оранжевыми и красными искрами, лежал крупный огненный шар. Он полюбовался этим нестандартным оружием и одним небрежным движением запустил его в вечного противника. Великий Мудрец легко увернулся, шар взорвался вспышкой пламени у него за спиной, а сам он, не удержавшись на ногах, упал в снег прямо на облопавшуюся Тяньгоу. Рычащую рыжую дворнягу с головой утопило в сугробе! Бык дунул на ладонь, и от его дыхания появился второй огненный шар… – Хи-хи-хи! Какая весёлая игра, здесь так играют дети! – Весело засмеявшись и легко увернувшись от очередного взрыва, Великий Мудрец начал быстро лепить снежки, с пулемётной скоростью забрасывая ими демона-быка. – Что?! Как ты это делаешь, противная обезьяна?! – взревел демон-бык, которому было уже не до огненных шаров, он только и успевал уворачиваться, зажмуриваться и прикрываться руками от бесконечного артобстрела снежками. Это не больно, но обидно-о!!! В конце концов он просто отвернулся, подставив под удары широкую мощную спину. А когда открыл глаза, царь обезьян уже стоял перед ним. – Потому что я – Сунь Укун, – без улыбки сказал он, обвивая шею Мована своим волшебным посохом, словно плетью. – И я ничего не забыл! Цзиньгубан засиял, как солнце, а могучий демон заорал от боли. Он пытался развести концы петли руками, но при прикосновении к золотому посоху его ладони мгновенно обуглились едва ли не до костей, оставляя в воздухе запах горелого мяса. – Вот и всё, бык, – протянул царь обезьян, но внезапно тело Мована охватило красное свечение – и он исчез из петли, как будто его там никогда и не было. Цзиньгубан тут же перестал светиться, распрямившись и грея руки хозяина ровным теплом. Значит, Великий Мудрец опять одержал победу… Собака тоже пропала. Тяньгоу была слишком преданна своему господину, чтобы остаться. На сквер спустилась зима, вернулись звуки человеческих голосов и новогодней музыки. О недавней битве не напоминало ровно ничего: не было ни отдалённого злобного хохота, ни торжествующего визга демонов, ни какого-то зловещего знака. Но это и было знаком… Ольга торопливо вышла из торгового центра и едва ли не бегом направилась вперёд, к мигающему зелёным светофору, но потом вдруг остановилась и неуверенно оглянулась. Из кофейни на углу пахну́ло свежей выпечкой. День уже заканчивался, а ночь только готовилась начаться, и город тонул в серо-голубых зимних сумерках. Из окон «Мира» бил яркий свет, справа шумела многолюдная Московская, на ней горели огоньки новогодних гирлянд, украшавших широкую ярмарку, издалека разносился запах русских блинов и глинтвейна. Царь обезьян шёл ей навстречу, плотно сжав губы и сурово сведя брови. Из носа и изо рта его вылетали густые облачка пара. Почему-то ей показалось, что он смешно пыхтит, Ольга улыбнулась своим мыслям и, привстав на цыпочки, помахала ему рукой. Её наставник пробирался по нечищеной стороне заснеженной улицы. Шапку он где-то потерял, на чёрных волосах и таких же чёрных ресницах блестел снег. Подойдя к ней почти вплотную, Сунь Укун коротко улыбнулся, но потом опять стал серьёзным. – Ты больше не можешь быть моей ученицей, женщина, – внезапно сказал он. – Почему?! – Потому что я люблю тебя. Он круто развернулся и пошёл в обратном направлении, сияя дыркой на порванной на спине куртке и на ходу поправляя шарф. А она так и осталась стоять столбом, молча смотря ему вслед, пока он не затерялся между спинами прохожих и не растворился в густеющей темноте. Снег продолжал падать, заметая все следы, и крупные снежинки таяли на её щеках. Девушка ещё успела подумать, что это даже хорошо, так не видно слёз… Солнце ещё не встало, но Ольга уже проснулась и открыла глаза. Она молча поднялась с постели, умылась и долго рассматривала себя в зеркало. На двадцать два часа у них с подружками забронирован новогодний столик в «Хэ». Как раз тот столик, за которым ещё недавно она сидела с тем странным китайцем, который называл себя царём обезьян. Блондинка раздражённо отвернулась от зеркала и прошла на кухню. Из дыры в потолке торчал обрывок белого провода. Надо будет вызвать электрика и повесить никому не нужную люстру. Она включила «нижний» свет на вытяжке над плитой, достала турку и по привычке бросила в неё четыре ложки кофе, на две порции. – Да что же это такое?! – В сердцах она просто вытряхнула кофе из турки в раковину и смыла большой струёй воды. А потом, вскипятив чайник, бросила в чашку пакетик зелёного чая «Ахмад». Сунь Укун любил зелёный чай и, кажется, приучил её. Закусив нижнюю губу, чтоб не разреветься, Ольга села за стол и, сфотографировав зияющую дыру в потолке, открыла Инстаграм: «Никакой он не царь обезьян из Поднебесной! Как я вообще могла на это повестись?! Простой побродяжка, которому негде было пару ночей перекантоваться, вот он кто! Нашёл себе дуру безмозглую и присел на шею. А я ещё одежду ему купила… Люстру мне так и не повесил, между прочим. Просто свалил в закат. В туман. В снег! Сразу надо было спустить его с лестницы, вместо того чтобы слушать все эти китайские сказочки. А я чуть кофе не заварила на двоих, я с мамой его хотела познакомить… Ой, всё! Больше никаких мужиков! Больше вообще ничего…» У стены аккуратно стояла голубая гимнастическая палка. Сейчас она примерит платье, которое планирует надеть вечером. И ещё пару платьев на всякий случай, вдруг они лучше? Потом пустит горячую воду и примет ванну с пеной, морской солью и расслабляющими маслами. Наденет носочки с маской для ног. Посмотрит какую-нибудь пустую новогоднюю комедию типа стопятисотых «Ёлок». Накрасится, оденется, сделает лёгкую укладку и поедет в центр. Пройдётся по шумной, праздничной театральной площади, сфотографируется со всеми Дедами Морозами, всякими снеговиками и пушистыми лошадками, катающими всех желающих по Московской, сходит в кино на вечерний сеанс, а к двадцати двум ноль-ноль войдёт в «Хэратс» и встретит Новый год с девчонками. Без всяких там ненормальных китайцев. Она сделала глоток чая. Вновь открыла планшет. Комментариев было немного: «А тебе говорили, не связывайся с китайцами!» «Я вообще не понимаю, как можно ложиться с узкоглазыми, неграми и дагами». «Пекинский университет объявляет следующий год Годом дружбы с МГУ…» «Проверь квартиру, он по-любому что-то украл». «Печальки-и…» Она практически закрыла «окно», но последнее сообщение было в стихах: Холод, холод, зима, зима… Засыпает мой путь вьюжно. В шубы кутаются дома Дружно. Как мороз пробирает грудь, Ветер тучи кидает вольно, И у сердца короткий путь, Больно. Хлопья крупные, как творог, Засыпают весь день вчерашний. А решишь шагнуть за порог –