Страшно. Так бы вдруг разорвать стихи, Поцелуя ждать под омелой. Ночь укроет мои грехи Белым. Верить в то, что напишет бог. Под луною разбойным свистом Целовать ледяной цветок Чистым. Замерзающий человек, Я вернусь сквозь века и грезы И сниму с твоих мягких век Слёзы… – И вовсе не в тему, – вздохнула она, чувствуя, как тяжелеет комок в горле. За окном опять шёл снег. То, что солнце встало, было ясно по изменившемуся цвету серого неба, полностью обложенного снежными тучами. Ольга поставила кружку с недопитым чаем на стол, влезла в джинсы и свитер, накинула шапку и пуховик, подхватила рюкзак и в коротких зимних сапогах вышла из дома. На остановке все были шумными и радостными. Девушка тяжело смотрела на них исподлобья и молчала. Только в автобусе она вспомнила, что не взяла наушники, и, коротко вздохнув, отвернулась к окну. На Театральной площади уже катали в колясках всех, кто готов был заплатить. Дети неслись со снежных горок, голубые ели были украшены гирляндами, которые вечером будут светиться и сверкать. Ольга прошла мимо площади, не останавливаясь. Дошла до улицы Чапаева, а потом до Рахова, где повернула с Московской вправо. Кажется, поднялся ветер. Она долго шла, ни о чём не думая, а ледяные снежинки летели ей в лицо, комками налипая на нарощенных ресницах. Ну и пусть. Пусть. Девушка пришла в себя, только когда цивилизованная часть города осталась позади и начался глубокий частный сектор, упирающийся в подножие горы. Ольга остановилась, спрятав руки в карманы. Где же это? И зачем она вообще пришла сюда? …Пару минут она оглядывалась по сторонам, щурясь от крупного частого снега, пока не разглядела знакомые белые стены, возвышающиеся над почти ушедшими в землю старыми домишками, как крепость. Там всё было, как и тогда. Безлюдный двор, занесённый снегом почти по пояс. Лай собак из соседнего перекрёстка. Закрытые ворота непонятно как работающего отеля. Но что-то выбивалось из общей картины. Быть может, фигура мужчины, сидящего у забора? Китаец был почти полностью заметён снегом. Возможно, она бы и не узнала его, если бы не яркий розово-голубой шарф, её шарф, мелькнувший среди всей этой зимней белизны, как светофор. Её учитель сидел, привалившись к столбику ворот и обхватив руками колени, и спал. Или уже нет?! – Укун, – осторожно позвала девушка, опускаясь на колени рядом с ним и стряхивая снег с его головы, лица и плеч. – Укун! – повторила она громче и сильно толкнула его в плечо, но он не отреагировал. «Скорую»? А он без полиса. И сколько ему лет? Он утверждает, что больше тысячи! Сколько же он тут сидит? Какова степень обморожения? Что сказать диспетчеру? Есть ли пульс? А у него вообще был пульс? Он же демон… – Укун!!! – изо всех сил заорала блондинка ему в лицо. Его белые от снега ресницы дрогнули, и через несколько долгих мгновений китаец открыл глаза. – Укун! Ты жив! – Ольга счастливо затрясла его за плечи, не зная, реветь или смеяться. – Мата? – с озадаченным взглядом спросил он. – Кто ты, благочестивая сундари, разбудившая меня от белого сна вечности? – Чё?.. – на секунду зависла девушка. – В смысле – кто я?! Это же я, Ольга! – Мата Ольга, зачем ты трясёшь меня за плечи? – Да потому что я рада тебя видеть и рада, что с тобой всё в порядке, Укун! – Кто такой Укун, с которым ты говоришь, благочестивая? Разве в этой белоснежной пустоши есть ещё кто-то, кроме нас двоих? – В смысле? – уже неслабо напряглась блондинка. – Это же ты Укун! Сунь Укун, прекрасный царь обезьян, Великий Мудрец, Равный Небу… Рождённый из небесного камня на вулкане… И ещё ты какие-то там персики украл… – сбивчиво объясняла она. – Нет, мата, – всхлипнув и пустив слезу, ответил китаец. – Я не тот отважный сахиб, которого ты ищешь и который так дорог тебе… – Ты сдвинулся, что ли? Бесишь меня! Он выдержал долгую театральную паузу, заняв её рыданием и утиранием носа заснеженным рукавом куртки, и выдал: – Прости меня, благочестивая сундари, я всего лишь жалкий, ничтожный раб, недостойный твоего прикосновения, и имя мне – Хануман! – Ой, всё… P.S. Царевна стояла за окном в саду абсолютно обнажённая. Её белые стопы утопали в мягкой зелёной траве. Она наклонилась, сорвала цветок с карликового персикового дерева, ощутила его тонкий аромат и прошла вперёд. Где-то очень далеко внизу шумел город, но царевна отсюда не слышала его звуков. Мимо проплыло маленькое облачко. Яшмовое Личико наклонилась, чтобы посмотреть вниз. Её голова начала кружиться, и она, испугавшись, отступила на два шага назад, но, быстро совладав с собой, вновь вернулась на самый край площадки и тонко улыбнулась, на мгновение обнажив идеальные белые зубы. – Я даже не сомневалась, что это сработает. Древняя магия десятитысячелетней царицы лисиц не могла утратить своей силы. Сунь Укун будет моим… P.P.S. Войдя в свой кабинет, демон-бык увидел за окном обнажённую царевну и, хмыкнув, уселся в кожаное кресло, любуясь видами. Всё сложилось даже лучше, чем он рассчитывал. Конечно, за исключением того, что ему так и не удалось убить обезьяну. Должно быть, эта голая дурочка считает, что все её планы удались. Что ж, пожалуй, стоит немного подыграть ей, а когда она отвлечётся, в ту же секунду одним движением руки свернуть её фарфоровую шейку. У Мован встал и задумался, эта идея нравилась ему всё больше и больше. Однако, быть может, это стоит сделать немного погодя? Он умеет ждать… * * * notes Сноски 1 Приятного аппетита (фр.). 2 времена меняются, и мы меняемся вместе с ними… (лат.)