– Тут нет обезьяны! – внезапно осознали лисицы и ещё несколько мгновений расползались в стороны, а потом взмыли в воздух и угрожающе зависли под потолком. Побитые, перекошенные, в рваных одеждах и с помятыми причёсками, но упёртые как никто. – Тогда где обезьяна? Где?! – кричала одна, с подбитым глазом. – Он где-то здесь, я чую его запах, сестра! – ответила вторая, с львиным хвостом. Она сощурилась и внимательно осматривала зал с высоты на уровне люстры. Сунь Укун, беззвучно хихикая, спокойно стоял в дальнем углу сцены, позади них, но девицам даже не пришло в голову оглянуться. Кто-то в зале искренне засмеялся. Кто-то сокрушённо качал головой. Свет не включали, видимо, и работники сцены не знали, как себя вести, хренея на месте. – Товарищи! Власти скрывают! – внезапно закричал один из оставшихся зрителей, поднимаясь с места. – В этот театр пустили газ! У нас галлюцинации! Правительство прямо сейчас ставит над нами опыты и сводит нас с ума, чтобы продать на органы! – Да кому нужны твои пропитые органы?! Тьфу! – Бабушка в праздничном белом беретике сплюнула на пол. – Ты вообще как в театр-то попал, алкашина?! А ну иди в буфет, тебе там нальют, если деньги есть. А людям Шекспира досматривать не мешай, люди деньги платили! – Где обезьяна?! – по-прежнему не могли понять лисицы. – Я не знаю! Я не вижу его! – отозвалась та, что с волчьим хвостом. – Но вон там сидит желтоволосая женщина, с которой он пришёл! Давайте убьём её и утолим свою жажду горячей плоти! И тогда обезьяна придёт, чтобы отомстить нам! – ДА!!! – дружно завизжали все лисицы разом. Наполовину пустой зал сдержанно зааплодировал. Сюжет не провисал, всем было интересно. Лысый пожилой мужчина в очках встал и пояснил окружающим, что волноваться нет причин, поскольку всё это пример новомодного иммерсивного театра, когда действие происходит не только на сцене, но и в зрительном зале, а иногда и вовсе нет никакой сцены, так что зритель может воспринимать себя полноценным участником постановки. В Москве такое можно, там такое давно ставят, а мы что, хуже, что ли? Зрители одобрительно загудели и предложили китаянкам побыстрее расправиться с блондинкой. – В смысле?! – напряглась Ольга. – Хи-хи-хи! – крикнул Сунь Укун из угла сцены, приходя ей на помощь и переключая внимание на себя. – Лисички! Все китаянки под хруст собственных шейных позвонков дружно повернули головы на сто восемьдесят градусов. Бабушка в праздничном беретике ахнула, схватилась за сердце, перекрестилась и, не стесняясь, протёрла юбкой очки, чтобы получше видеть сцену. – Обезьяна! – Обезьяна тут! – Вон обезьяна! – запищали красавицы и бросились вперёд. Но так как головы их смотрели назад, а тело по привычке рванулось вперёд, лисицы не могли увидеть, куда направляются, и дружно, всем коллективом рухнули в оркестровую яму. – Моя скрипка-а! Ах ты, овца узкоглазая! – Чё блондинку, не загасят, что ли? Фигня, а не спектакль… – Ты мне все ноты губнушкой измазала-а! Гейша! – Шекспира в похабень превратили! В газету на вас напишу! – Сам ты похабень пьяная! А спектакль хороший, сроду такого не смотрела! Не ори, видишь – людям интересно, убьют они обезьяну или нет?! – Мне трубу погнули!!! Да ты знаешь, сколько эта труба стоит, корова китайская?! – Тарелки не трожь! Нет, это не шляпки, дура!!! Великому Мудрецу осталось только протягивать ладонь, и несколько мужских рук выбрасывали к нему на сцену лисиц по одной. – Вот ты и попа… – Уничто… – Мерзкая обезья… – только и успевали вякать лисицы. И хоть движения китайца были неуверенными, а на лице читались мучительные попытки вспомнить что-то забытое, но волшебный посох Цзиньгубан жил в его руках своей жизнью. Он испускал световые лучи, синее и красное пламя, цветные волны и один раз даже мыльные пузыри, тем не менее легко обращая лисиц в пепел одним ударом. – Апчхи, – сказал Сунь Укун, когда последнее облачко пепла рассеялось по сцене. – Пчхи! Все, кто ещё был на сцене, поблагодарили его таким же дружным чиханием. Танцовщики, балерины, музыканты, даже дирижёр выполз из своей ямы, чтобы пожать руку герою. Очень тощая Джульетта вообще пыталась запрыгнуть на него с поцелуями, но рабочие сцены быстро опустили занавес и объявили антракт. Через пару минут, когда шумный зал опустел, а публика рванулась обмениваться впечатлениями в буфет, из-под пыльных кулис вылез царь обезьян. Ольга сидела в четвёртом ряду, скрестив руки на груди. – Пчхи! – ещё раз сказал он, перепрыгивая через опустевшую оркестровую яму. – Уходим, Аолия! Апчхи! – Ты простудился? – Нет! Пчхи! У меня аллергия на жжёный лисий мех! Апчхи, пчхи, чхи!!! Они вышли из зала и направились к лестнице, чтобы спуститься вниз, но их остановила пожилая дама в облегающем зелёном платье, красной шляпке на седых кудряшках и с театральной программкой в руках. – Позвольте выразить вам моё восхищение! – заверещала она, схватив китайца за локоть. – Вы так натурально сыграли варвара! Дикое животное, лишённое всего человеческого! Уверена, что вы – новая восходящая звезда! Как ваше имя? – Моё имя Сунь Укун, прекрасный царь обезьян! – гордо и немного агрессивно отозвался он. – Ах, вы ещё в образе! – понимающе шепнула женщина, подмигнув Ольге. – Ну ничего, я спрошу ваше имя у директора театра. А вам, милочка, – снова обратилась она к блондинке, – следовало бы быть порасторопнее. Даже если вы всего лишь массовка, нельзя же сидеть сиднем и ничего собой не выражать! Это всё-таки балет! Искусство! К этому нельзя относиться спустя рукава… Девушка покраснела от обиды. – Ничего-ничего, милочка, – успокоила её театралка, покровительственно похлопав по спине и уходя, бросив через плечо: – Я всё понимаю, вы начинающая, это, знаете ли, сразу видно. Наберётесь опыта, а годков через шесть-семь, может, даже Джульетту станцуете. Похудеть бы вам только… – Убью… – сквозь зубы пообещала блондинка. – Я буду участвовать… – пообещал ей царь обезьян. После чего наша пара всё-таки сумела покинуть чудесный Саратовский театр оперы и балета. Денёк выдался весьма насыщенный. Ольга сидела на кухне, обиженная на весь мир, и пила зелёный чай без всего. Царь обезьян приготовил курицу по-сычуаньски с арахисом и болгарским перцем, быстренько сделал салат из холодной фунчозы, того же перца, моркови и тонко порезанных огурцов и даже ухитрился (с помощью хозяйки дома, разумеется) побороть беспощадного огненного демона духовки и запечь пару яблок с творогом, присыпав их корицей и коричневым сахаром из узкого пакетика. Одно время их модно было забирать с собой из кафе коллекции ради. Но блондинка, зайдя на кухню и увидев накрытый стол, горько объявила, что есть она не будет. Даже салат. Даже яблоко. Потому что та страшная тётка в красной шляпке сказала, что она толстая, и значит, ей надо срочно худеть! Иначе ей никогда не позволят станцевать Джульетту. То есть теперь она вообще не намерена ничего есть! – Женщина, ты ведь всё равно не собираешься лицедействовать вместе с теми странными людьми в вашем странном театре, который изнутри более походит на роскошный дворец императора, а снаружи на боевую крепость? – Конечно, не собираюсь, – уныло согласилась она. – На балерину надо долго и трудно учиться с самого детства. Так что если бы я и захотела, то уже давно в пролёте. Но я и не хочу. – Тогда зачем ты изнуряешь себя голодом? – Потому что я толстая! А ты бесишь меня! Наготовил тут всего… Мог бы тоже не есть за компанию, между прочим! – Когда-то давно, – задумчиво ответил её учитель, разгрызая орешек, – я был так безумен и неуправляем, что богине Гуаньинь пришлось сковать мою голову волшебным золотым обручем, причиняющим мне нестерпимые муки. Таков был мой путь. Но никогда, никогда царь обезьян не был безумен настолько, чтобы лишать себя пропитания! Ольга надулась, встала и ушла с кухни, через минуту вернувшись с планшетом. «Приветики! Ну что, завтра всё в силе?» «Привет!:) Да, я жду тебя завтра в двенадцать. А твой мимимишный узбек опять с тобой придёт?» «Он китаец. Да, мне его оставить не с кем:(». «Без проблем!» Девушка закрыла «Директ» и, даже не проверив комментарии, быстро щёлкнула китайца на камеру и принялась писать новый пост: «Он опять приготовил кучу всего вкусного. А я, между прочим, на диете! Сидит теперь, ест и не краснеет. Все мужики одинаковы… А ещё сегодня этот уникум устроил драку на балете. Протащил туда свою палку волшебную, загасил там каких-то китайских девиц, которые непонятно откуда вылезли на сцену в «Ромео и Джульетте». Позорище! Из хорошего: ему понравился «Гримберген» в «Хэ». Ещё тот повар из «Мандарина» подогнал ему паспорт (я даже не знаю, хорошо это или плохо. Вроде бы хорошо, так как он теперь с документами. Но паспорт же фальшивый? Значит, всё-таки плохо!:(. А вообще этот повар норм парень, хоть Укун и относится к нему как к скотине. Впрочем, сегодня он его даже пивом угостил. Может, подружатся… В общем, сложно всё с этими китайцами… Особенно если они отбитые на всю голову и считают себя демонами, богами, царями, сказочными героями или кем там ещё, я так и не разобралась окончательно в его фантазиях. Скоро Новый год, а у меня ещё ничего не готово. Да ладно Новый год! Я уже забыла, когда в последний раз диссер писала! Вот это проблема! Эх… может, всё-таки съесть печёное яблочко?.. И салатик…» У Мован широким, уверенным шагом вошёл в конференц-зал. Все присутствующие за длинным столом мгновенно встали и поклонились. Здесь знали, кто есть кто. Бык не спешил. Медленно подошёл к пластиковому аскетичному стулу, спинка которого была выгнута полумесяцем, выдвинул его, сел, устроился поудобнее во главе стола, отпил воды из высокого стакана, открыл планшет и только после этого коротко кивнул, позволяя сесть подчинённым. С наслаждением разогнув спины, все уселись на места.