Глава 8 Возвращаясь домой на метро, Ева тайком разглядывает окружающих. Кто из них за ней следит? Их, наверное, двое, оба вооружены. Пара гóтов со стаффордширским бультерьером? Серьезные парни в арсеналовских футболках? Молодые женщины, уткнувшиеся в телефоны? Она могла бы попросить, чтобы ее отправили в безопасное место, но это лишь отсрочило бы решение проблемы. Невысказанная истина – и они с Ричардом оба это знают – состоит в том, что ей надо заставить киллера раскрыться, но проще всего это сделать, оставаясь жить в своей квартире. Ее дом и окружающие улицы тем временем будут под незримой охраной. Окажись рядом Вилланель, бригада арестует ее на месте, а в случае сопротивления вырубит или даже прикончит без лишних слов. Так или иначе Ева, с тех пор как начала работать на Ричарда, не чувствовала себя более защищенной. Она достает из сумки ключи и входит в подъезд. Отперев дверь своей квартиры на первом этаже, некоторое время стоит не шевелясь, прислушиваясь к тишине и к шипению просекко в собственных ушах. Затем вынимает «глок», стараясь не замечать, как в груди колотится сердце, прикрывает за собой дверь и подвергает помещение профессиональному экспресс-осмотру. Ничего подозрительного. Рухнув на диван, она включает пультом телевизор – Нико оставил его на канале «История». Там идет документальный фильм о холодной войне, и голос за кадром рассказывает о расстреле тринадцати поэтов в Москве 1952 года. Ева начинает смотреть, но глаза закрываются сами, и фильм превращается в мелькание разрозненных черно-белых кадров и полупонятного русского. Несколько минут спустя – или прошел уже целый час – по экрану бегут титры в сопровождении шипящей старой записи советского гимна. Ева вполголоса подпевает: Soyuz nerushimy respublik svobodnykh Splotila naveki velikaya Rus! Ужасные стихи, вся эта лабуда про нерушимый союз республик, но мелодия воодушевляющая. Da zdravstvuet sozdanny voley narodov… Воля народов. Да, конечно… Зевая, Ева тянется к пульту и выключает телевизор. Yediny, moguchy Sovetsky Soyuz! На половине зевка она замирает. Что за хрень? Это голос у нее в голове? Или он звучит здесь, в квартире? Slav’sya, Otechestvo nashe svobodnoye… От ужаса у Евы перехватывает дыханье. Этот ужас реален. Он здесь. Он с ней. Пение продолжается – отчетливо и спокойно, Ева пытается встать на ноги, но ее суставы словно склеились от страха, координация движений пропала, и она вновь падает на диван. «Глок» каким-то образом остается в руке. Пение замолкает. – Ева, ты не могла бы подойти? Судя по еле заметному, но характерному эху, она в ванной, и Евин ужас на мгновение приглушается внезапно охватившим ее любопытством. Двигаясь с «глоком» через гостиную в заднюю часть квартиры, она открывает дверь, и в лицо ей ударяет волна теплого ароматного пара. Вилланель лежит в ванне, из одежды на ней – лишь латексные перчатки. Глаза полуприкрыты, волосы на голове – словно клубок колючек, кожа розовеет в горячей мыльной воде. Между кранами над ее ногами лежит пистолет «ЗИГ Зауэр». – Поможешь справиться с волосами? В этих перчатках у меня не получается. Ева с дрожащими коленями таращится на нее, разинув рот. Отмечает про себя кошачьи черты с лишенными эмоций серыми глазами, не успевшие зажить порезы на лице и небольшой странный шрам на губе. – Вилланель, – шепчет она. – Ева. – Что… зачем ты здесь? – Хотела повидаться. С последнего раза прошло уже столько недель. Ева не двигается. Она стоит, застыв на месте, с оттягивающим руку «глоком». – Умоляю. – Вилланель тянется за Евиным жасминовым шампунем. – Успокойся. И положи свой пистолет рядом с моим. – Зачем на тебе эти перчатки? – Криминалистика. – Значит, ты пришла меня убить? – А ты хочешь? – Нет, Вилланель. Прошу… – Ну что ж. – Она поднимает взгляд на Еву. – Ведь у тебя сегодня на вечер нет планов? – Нет, я… Мой муж… – Ева дико озирается. Запотевшее окно, раковина, пистолет у нее в руках. Она понимает, что надо взять ситуацию под контроль, но само присутствие Вилланель действует на нее парализующе. Мокрые волосы, сероватые синяки и порезы, бледное тело в окутанной паром воде, облупившийся лак на пальцах ног. Все слишком концентрированно. – Нико оставил тебе записку. Он просит не волноваться за коз, он забрал их с собой. – Вилланель качает головой. – Вы держите коз, бред какой-то. – Они маленькие. Я… Мне не верится, что ты здесь. У меня дома. – Ты спала перед телевизором, когда я пришла. Кстати, храпела. Не хотелось тебя будить. – На входной двери – замок с восемью цилиндрами. – Я заметила. Довольно хороший. У тебя славно. Здесь настолько… похоже на тебя. Все в точности как я представляла. – Ты вломилась. Явилась с пистолетом. Отсюда я делаю вывод, что ты на самом деле собираешься меня убить. – Ева, умоляю, ты все портишь. – Вилланель игриво наклоняет голову к краю ванны. – А как ты меня представляла? Ева отворачивается. – А я и не пыталась. Мне сложно представить человека, который делает такие вещи, как ты. – Правда? – Ты хоть считала, сколько на твоей совести трупов, Оксана? Вилланель смеется. – Алё, Поластри! А ты и впрямь неплохо поработала. Высший класс. Но давай не будем обо мне. Давай лучше о тебе. – Просто ответь на один простой вопрос. Ты пришла меня убить? – Дорогая, ты все о своем. При этом пистолет в руках у тебя. – Мне хотелось бы знать. – Ладно. Если я пообещаю тебя не убивать, поможешь с волосами? – Серьезно? – Вполне. – Ты ненормальная. – Я в курсе. Так мы договорились? Ева хмурится. Но в итоге кивает, откладывает в сторону «глок», закатывает рукава, кидает в карман часы и берет шампунь. – Сполосни еще раз. Сделай воду потеплее. И не вздумай хватать пистолет. Касаться ее – это так странно. А пробегать пальцами по ее скользким, мокрым распущенным волосам – еще страннее. Ева моет голову Вилланель, словно свою, – гладит медленными круговыми движениями, ощупывает, мнет, вдыхает ее ванильный, с привкусом жасмина запах. Да и сам факт, что Вилланель обнажена. Маленькие бледные груди, поджарое мускулистое тело, темная полоска лобковых волос. Проверив температуру воды тыльной стороной ладони, Ева из душа ополаскивает волосы Вилланель. Если ты понимаешь, что тобой манипулируют, говорит она себе, это уже не манипуляция. Но внутри нее что-то сместилось. Какая-то сила накренила ось ее мира. Когда с мытьем покончено, она оборачивает голову Вилланель полотенцем, скручивает его в чалму и берет «глок». – Что тебе на самом деле от меня нужно? – спрашивает она, ткнув дулом ей в основание черепа.