Я сделала один огромный шаг и чуть не упала: руки у меня были все равно что связаны, кругом тьма – разве тут удержишь равновесие. – Джим, помоги! Джим! Что-то смяло на мне проволочную сетку. Железо чиркнуло о железо, я упала на землю и откатилась подальше. Я изо всех сил барахталась и извивалась, стараясь вырваться из своей клетки. Где-то совсем рядом дрались, топали, тяжело возили ногами и всем телом по земле, по корням. Кто-то подкатился ко мне – Джим! Он мигом вскочил и потащил меня за собой, но я совсем запуталась в проволоке, я успела высвободить только голову и плечи, и мы недалеко ушли. Мы были уже у самой дороги, как вдруг Джим отдернул руку и опрокинулся на землю. Опять послышался шум драки, что-то хрустнуло, и Джим пронзительно крикнул. Я кинулась на крик и налетела на чей-то живот. Человек охнул и хотел схватить меня за руки, но они были под костюмом. Живот у него был мягкий, но руки как железо. Он сдавил меня так, что я не могла вздохнуть. И пошевелиться не могла. Вдруг его рвануло в сторону, он опрокинулся наземь и чуть не повалил меня тоже. Наверно, это Джим подоспел. Иногда соображаешь очень медленно. Меня совсем оглушило, и я стояла столбом. Шум драки затихал; кто-то захрипел, и опять стало очень тихо. Тихо, только кто-то дышит тяжело-тяжело и спотыкается. Кажется, он подошел к дубу и прислонился к нему. И страшно закашлялся, со всхлипом, его всего так и колотило. – Джим? Никакого ответа, только тяжелое дыхание совсем близко. – Джим? Джим не отвечал. Тот человек отошел от дуба, начал шарить в темноте – наверно, что-то искал. Потом он протяжно, со стоном вздохнул и потащил по земле что-то тяжелое. И тут я начала понимать, что под дубом нас уже четверо. – Аттикус?.. Кто-то тяжелыми, неуверенными шагами уходил к дороге. Я пошла к тому месту, где, как мне казалось, он только что стоял, и принялась торопливо шарить ногами по земле. Скоро я на кого-то наткнулась. – Джим? Босой ногой я нащупала штаны, пряжку пояса, пуговицы, потом что-то непонятное, потом воротник и лицо. На лице колючая щетина – нет, это не Джим. Запахло винным перегаром. Я побрела туда, где, я думала, проходит дорога. Я не знала, верно ли иду, – ведь меня столько раз поворачивали в разные стороны. Но я все-таки вышла на дорогу и увидела уличный фонарь. Под фонарем шел человек. Шел неровными шагами, будто нес что-то очень тяжелое. Он повернул за угол. Он нес Джима. Рука у Джима свисала перед ним и как-то нелепо болталась. Когда я дошла до угла, человек уже шел по нашему двору. Открылась дверь, из нее упал свет, на секунду я увидела Аттикуса – он сбежал с крыльца, вдвоем они внесли Джима в дом. Я дошла до двери, а они уже шли по коридору. Навстречу мне бежала тетя Александра. – Позвони доктору Рейнолдсу! – крикнул из комнаты Джима Аттикус. – Где Глазастик? – Она здесь! – И тетя Александра потащила меня к телефону. Она очень торопилась, и я не поспевала за ней. – Я сама дойду, тетя, – сказала я. – Вы лучше звоните. Она схватила трубку. – Дайте доктора Рейнолдса, Юла Мэй, скорее! Отец дома, Эгнес? О Господи, где же он? Пожалуйста, как только он вернется, скажите, чтобы шел к нам. Пожалуйста, это очень спешно! Тете Александре незачем было называть себя, в Мейкомбе все знают друг друга по голосу. Из комнаты Джима вышел Аттикус. Не успела тетя Александра дать отбой, Аттикус выхватил у нее трубку. Постучал по рычагу, потом сказал: – Пожалуйста, соедините меня с шерифом, Юла Мэй. Гек? Это Аттикус Финч. Кто-то напал на моих детей. Джим ранен. Между нашим домом и школой. Я не могу отойти от мальчика. Пожалуйста, съездите туда за меня, посмотрите, может быть, он еще недалеко ушел. Вряд ли вы его сейчас найдете, но, если найдете, я хотел бы на него взглянуть. А теперь мне надо идти. Спасибо, Гек. – Аттикус, Джим умер? – Нет, Глазастик. Займись ею, сестра! – крикнул он уже из коридора. Трясущимися пальцами тетя Александра стала распутывать на мне смятый, изорванный костюм на проволочной сетке. Не сразу ей удалось меня освободить. – Ты цела, детка? – опять и опять спрашивала она. Какое это было облегчение – вылезти наружу! Руки у меня уже затекли, и на них отпечатались красные шестиугольники. Я стала их растирать, и они немного отошли. – Тетя, Джим умер? – Нет… нет, детка, он без сознания. Вот придет доктор Рейнолдс, тогда мы узнаем, насколько серьезно он ранен. Что с вами случилось, Джин-Луиза? – Не знаю. Больше она не спрашивала. Она пошла и принесла мне одеться; если бы мне тогда это пришло в голову, я бы уж не дала ей про это забыть: тетя была так расстроена, что принесла мне комбинезон! – На, оденься, детка, – сказала она и подала мне ту самую одежду, которую всегда терпеть не могла. Она побежала к Джиму, потом опять вышла ко мне в прихожую. Рассеянно погладила меня и опять ушла к Джиму. К дому подъехала машина. Шаги доктора Рейнолдса я знала не хуже, чем шаги Аттикуса. Он помог нам с Джимом появиться на свет и пройти через все детские болезни, какие только существуют; он лечил Джима, когда Джим вывалился из нашего домика на платане, – и мы с ним всегда оставались друзьями. Доктор Рейнолдс говорил, будь мы золотушные, все было бы по-другому, но мы ему не поверили. Он стал на пороге и сказал: – Боже милостивый! – и пошел было ко мне, потом сказал: – Ну, ты по крайней мере на ногах, – и повернул прочь. Он знал в нашем доме каждый закоулок. И знал: если мне плохо пришлось – значит, и Джиму не лучше. Прошло десять тысячелетий, и доктор Рейнолдс вернулся. – Джим умер? – спросила я. – Ничего подобного, – сказал доктор и присел передо мной на корточки. – У него шишка на лбу, точь-в-точь как у тебя, и сломана рука. Посмотри-ка сюда, Глазастик… Нет, головой не верти, только скоси глаза. А теперь вон в ту сторону. Перелом у него скверный, насколько могу сейчас судить – в локте. Похоже, что кто-то старался открутить ему руку напрочь… Теперь посмотри на меня. – Значит, он не умер? – Да нет же! – Доктор Рейнолдс поднялся. – Сегодня мы мало что можем сделать, только устроить его поудобнее. Надо будет сделать рентгеновский снимок… Вероятно, придется на время положить руку в гипс. Но ты не беспокойся, он будет у нас как новенький. У мальчишек все заживает в два счета. Доктор Рейнолдс говорил, а сам все разглядывал меня и осторожно ощупывал шишку, которая вздувалась у меня на лбу. – А у тебя нигде ничего не сломано, как тебе кажется? – пошутил он. Я невольно улыбнулась. – Значит, по-вашему, он не умер, нет? Доктор Рейнолдс надел шляпу. – Ну, понятно, я могу и ошибаться, но, по-моему, он даже очень живой. Все симптомы налицо. Поди взгляни на него, а когда я вернусь, мы с тобой решим окончательно. У доктора Рейнолдса походка молодая и легкая. Мистер Гек Тейт ходит по-другому. Под его тяжелыми башмаками веранда так и застонала, и дверь он отворил неуклюже, но на пороге он ахнул, совсем как доктор Рейнолдс. Потом спросил: – Ты цела, Глазастик? – Да, сэр, я пойду к Джиму. Аттикус и все тоже там. – Я с тобой, – сказал мистер Тейт. Тетя Александра заслонила лампу в изголовье Джима полотенцем, и в комнате было полутемно. Джим лежал на спине. Одна щека у него была разбита. Левая рука торчала вбок и согнулась в локте, только не в ту сторону, в какую надо. Джим хмурил брови. – Джим?.. – Он тебя не слышит, Глазастик, – сказал Аттикус, – он выключен, знаешь, как лампу выключают. Он уже приходил в себя, но доктор Рейнолдс его усыпил. – Да, сэр. Я отошла к стене. Комната Джима большая, квадратная. В качалке у камина сидит тетя Александра. В углу стоит тот человек, который принес Джима, он прислонился к стене. Какой-то незнакомый – видно, из загородных. Наверно, смотрел наше представление, а потом оказался поблизости, когда все это случилось. Услыхал, наверно, наши крики и прибежал на выручку. Аттикус стоял у постели Джима. Мистер Гек Тейт остановился на пороге. Шляпу он держал в руке, карман штанов оттопыривался – видно было, что там фонарик. Мистер Тейт был в своей охотничьей куртке, бриджах и высоких сапогах. – Входите, Гек, – сказал Аттикус. – Нашли что-нибудь? Не представляю, какой негодяй способен на такое, но, надеюсь, вы его найдете. Мистер Тейт посопел носом. Пронзительно посмотрел на человека в углу, кивнул ему, потом обвел взглядом комнату – посмотрел на Джима, на тетю Александру, потом на Аттикуса. – Присядьте, мистер Финч, – любезно предложил он. – Давайте все сядем, – сказал Аттикус. – Вот вам стул, Гек. Я принесу другой из гостиной. Мистер Тейт подсел к письменному столу Джима. Подождал Аттикуса – он вернулся и тоже сел. Почему-то он не принес стул для человека в углу; но ведь Аттикус знает привычки фермеров лучше, чем я. Иногда приедет к нему кто-нибудь из глуши за советом, привяжет своего мула во дворе под платаном, и Аттикус так и беседует с ним на заднем крыльце. Этому, наверно, тоже уютнее там, в углу. – Мистер Финч, – сказал шериф, – сейчас я вам скажу, что я там нашел. Нашел платье какой-то девочки – оно у меня в машине. Это твое, Глазастик?