– Я старалась, но… – Старались? Что же вам помешало? – Я… Он сбил меня с ног. Вон как было, он меня сбил с ног и навалился на меня. – И вы все время кричали? – Ясно, кричала. – Как же вас не услышали братья и сестры? Где они были? На свалке? Никакого ответа. – Где они были? Почему они не сбежались на ваши крики? Ведь от вашего дома до свалки не так далеко, как до леса? Никакого ответа. – А может быть, вы закричали только тогда, когда увидели в окне своего отца? А до той минуты вы и не думали кричать, так? Никакого ответа. – Может быть, вы начали кричать не из-за Тома Робинсона, а из-за своего отца? Так было дело? Никакого ответа. – Кто вас избил? Том Робинсон или ваш отец? Никакого ответа. – Что увидел в окно ваш отец – преступное насилие или полнейшее нежелание его совершить? Почему бы вам не сказать правду, девочка, – разве не Боб Юэл вас избил? Аттикус отвернулся от Мэйеллы, лицо у него стало такое, как будто у него разболелся живот, а у Мэйеллы лицо было испуганное и злобное. Аттикус сел на свое место и начал протирать очки носовым платком. Мэйелла вдруг обрела дар речи: – Мне надо кой-чего сказать. Аттикус поднял голову: – Вы хотите рассказать нам, как все было на самом деле? Но она не услыхала сочувствия в его голосе. – Мне надо кой-чего сказать, а потом я больше ни словечка не скажу. Этот черномазый меня одолел, и, коли все вы, благородные господа, так ему это и спустите, стал-быть, все вы просто вонючие, подлые трусы, вот вам и весь сказ, подлые вы трусы, вся ваша шайка! И зазря вы тут благородничали, мистер Финч, и зазря вы меня обзывали «мэм», и «мисс Мэйелла», и по-всякому… Тут она расплакалась по-настоящему. Плечи ее тряслись от гневных рыданий. Больше она ни на один вопрос не стала отвечать, даже мистеру Джилмеру, который пытался хоть чего-то от нее добиться. Я думаю, не будь она такая бедная и темная, судья Тейлор ее арестовал бы за оскорбление суда и всех присутствующих. Аттикус каким-то образом – я не очень понимала, как именно, – больно ее задел, но ему это вовсе не доставило никакого удовольствия. Он сидел за своим столом, понурив голову, а Мэйелла спустилась с возвышения и пошла мимо него на свое место и поглядела на него с такой злобой и ненавистью – я никогда в жизни не видала, чтоб кто-нибудь так смотрел. Мистер Джилмер сказал судье, что пока больше вопросов не имеет, и судья Тейлор сказал: – Нам всем пора отдохнуть. Сделаем перерыв на десять минут. Аттикус и мистер Джилмер сошлись перед креслом судьи, пошептались о чем-то и вышли в дверь позади свидетельского возвышения, и это было как сигнал, что всем нам можно немного размяться. Только тут я заметила, что сижу на самом краешке скамьи и ноги у меня онемели. Джим встал, потянулся и зевнул, за ним Дилл, а преподобный Сайкс стал утирать лицо шляпой. Жара невыносимая, сказал он. Мистер Бракстон Андервуд, который все время смирно сидел в кресле, отведенном для представителя печати, и впитывал, как губка, показания свидетелей, теперь обвел сердитым взглядом галерею для цветных и встретился со мной глазами. Фыркнул и отвернулся. – Джим, – сказала я, – мистер Андервуд нас видел. – Это ничего. Аттикусу он не скажет, он просто напечатает про это в хронике в своей «Трибюн». И Джим опять стал что-то объяснять Диллу – наверно, что до сих пор было самое интересное, а мне казалось, ничего такого и не было. Аттикус и мистер Джилмер не вели друг с другом долгих споров; мистер Джилмер как будто даже нехотя выступал в роли обвинителя; свидетели отвечали послушно и почти не упирались. Но Аттикус когда-то сказал нам, что всякий юрист, который вздумает толковать на свой лад свидетельские показания, в конце концов получает от судьи Тейлора суровую отповедь. Аттикус хотел, чтоб я поняла: с виду судья Тейлор ленивый и сонный, но его не проведешь, а это главное. Аттикус сказал – он хороший судья. Скоро судья Тейлор вернулся и опять забрался в свое вертящееся кресло. Вытащил из жилетного кармана сигару и стал задумчиво ее разглядывать. Я ткнула Дилла локтем в бок. Осмотрев сигару, судья свирепо куснул ее. – Мы иногда нарочно приходим на него смотреть, – объяснила я Диллу. – Теперь ему до вечера хватит. Ты только смотри. Не подозревая, что за ним наблюдают с галереи, судья Тейлор ловко выдвинул губами откушенный кончик сигары – хлоп! Он попал прямо в плевательницу, мы даже слышали, как «снаряд» плюхнулся в самую середку. – Вот это меткость, – пробормотал Дилл. – Спорим, его никто не переплюнет. Обычно во время перерыва публика расходилась из зала, а сегодня никто и не двинулся. Даже Бездельники остались, хотя им не удалось пристыдить людей помоложе, чтоб уступили место, и пришлось все время стоять у стен. В общественную уборную мистер Гек Тейт, кажется, распорядился никого не пускать, кроме судейских. Аттикус с мистером Джилмером вернулись, и судья Тейлор посмотрел на свои часы. – Скоро четыре, – сказал он. Загадочно и непонятно: часы на здании суда за это время должны были пробить два раза по меньшей мере, а я их ни разу не слыхала. – Попробуем сегодня же и закончить? – спросил судья Тейлор. – Как ваше мнение, Аттикус? – Пожалуй, можно и закончить, – сказал Аттикус. – Сколько у вас свидетелей? – Один. – Что ж, послушаем его. Глава 19 Томас Робинсон подошел к свидетельскому месту и правой рукой приподнял левую. Он положил эту неживую руку на переплет Библии. Но едва он отнял правую руку, искалеченная левая соскользнула с Библии и ударилась о стол секретаря. Том опять стал поднимать ее, но судья Тейлор буркнул: – И так хорошо, Том. Том принес присягу и занял место для свидетелей. Аттикус быстро-быстро стал его спрашивать, и вот что мы узнали: Тому двадцать пять лет, женат, трое детей; к суду привлекался: один раз был приговорен к месяцу тюрьмы за нарушение общественного порядка. – Значит, было нарушение порядка, – сказал Аттикус. – В чем оно выразилось? – Подрался с одним человеком, он хотел пырнуть меня ножом. – И ему это удалось? – Да, сэр, самую малость. Вы видите, я… – Том неловко повел левым плечом. – Вижу, – сказал Аттикус. – Осудили вас обоих? – Да, сэр, и мне пришлось отбывать срок – штраф-то я не мог заплатить. А он за себя заплатил. Дилл перегнулся через меня и спросил Джима, что же это Аттикус делает. Джим сказал – Аттикус показывает присяжным, что Тому скрывать нечего. – Вы знакомы с Мэйеллой Вайолет Юэл? – спросил Аттикус. – Да, сэр. Мне мимо них всякий день ходить на плантацию и обратно. – На чью плантацию? – Я собираю хлопок у мистера Линка Диза. – Вы и в ноябре собирали хлопок? – Нет, сэр, осенью и зимой я работаю у мистера Диза в саду. Я у него работаю круглый год. У него там и пекановые деревья и еще много всякого дела. – Вы сказали, что вам приходится каждый день ходить мимо дома Юэлов на работу и обратно. А другой дороги нет? – Нет, сэр, другой я не знаю. – Мисс Юэл когда-нибудь заговаривала с вами, Том? – А как же, сэр. Я как иду мимо, всегда кланяюсь, а один раз она велела мне войти во двор и порубить гардароб. – Когда она велела вам порубить этот… гардароб?