– Мисс Кэролайн, ведь Уолтер из Канингемов. – Не понимаю, Джин-Луиза. О чем ты говоришь? – Это ничего, мэм, вы скоро всех в округе узнаете. Канингемы никогда ничего не возьмут бесплатно – ни у прихода, ни у муниципалитета. Они ни у кого ничего не берут, обходятся тем, что есть. У них мало что есть, но они обходятся. В нравах племени Канингемов – вернее, одной его ветви – я начала разбираться минувшей зимой. Отец Уолтера приходил к Аттикусу за советом. Однажды вечером они долго и скучно толковали в гостиной про ущемление прав, а на прощанье мистер Канингем сказал: – Уж не знаю, мистер Финч, когда я смогу с вами расплатиться. – Пусть вас это не заботит, Уолтер, – сказал Аттикус. Я спросила Джима, что такое ущемление, он объяснил – когда тебе прищемят хвост, и тогда я спросила Аттикуса, сможет ли мистер Канингем когда-нибудь нам заплатить. – Деньгами не сможет, – сказал Аттикус, – но до конца года он со мной рассчитается. Вот увидишь. И мы увидели. Как-то утром мы с Джимом нашли на задворках гору хвороста для растопки. Потом на заднем крыльце откуда-то взялся целый мешок орехов. На Рождество появилась корзинка остролиста. Весной мы нашли еще мешок молодой репы, и тут Аттикус сказал, что мистер Канингем заплатил ему с лихвой. – Почему это он платит репой? – спросила я. – Потому, что иначе ему платить нечем. У него нет денег. – А мы бедные, Аттикус? Аттикус кивнул: – Да, конечно. Джим наморщил нос. – Такие же бедные, как Канингемы? – Ну, не совсем. Канингемы не горожане, а фермеры, по ним кризис ударил больнее всего. Аттикус сказал – в городе многие люди бедны потому, что бедны фермеры. Округ Мейкомб – фермерский; докторам, адвокатам, зубным врачам каждый грош трудно достается. Ущемление прав не единственная беда мистера Канингема. Та часть его земли, которой он имеет право распоряжаться, не спросясь совладельца, заложена и перезаложена, и жалкие гроши, которые он получает наличными, приходится отдавать в уплату процентов. Если бы мистер Канингем не говорил лишнего, его взяли бы на общественные работы, но если он бросит свою землю, она пропадет, а он предпочитает голодать, но сохранить ее, и притом голосовать за кого хочет. Мистер Канингем – из породы непреклонных, сказал Аттикус. У Канингемов нет денег заплатить юристу, вот они и платят чем могут. – А знаете, доктор Рейнолдс тоже так работает, – сказал Аттикус. – Когда родится ребенок, он берет с родителей меру картофеля. Мисс Глазастик, если вы подарите меня своим вниманием, я вам объясню, что значит ущемление прав. Джим иногда очень точно определяет, что к чему. Если бы я могла объяснять так же просто и понятно, как Аттикус, я бы избежала кое-каких неприятностей и уберегла нашу учительницу от горького разочарования, но я не умела и поэтому сказала: – Мисс Кэролайн, вы Уолтера только зря срамите. У него дома нет четвертака, чтоб вам вернуть, а хворост вам ни к чему. Мисс Кэролайн сперва остолбенела, а потом схватила меня за шиворот и потащила к своему столу. – Джин-Луиза, ты мне надоела, – сказала она. – Ты во всех отношениях плохо начинаешь, моя милая. Протяни руку. Я думала, она сейчас плюнет мне на ладонь – в Мейкомбе только для этого и протягивают руку, это освященный веками обычай, так скрепляют у нас всякий уговор. Не совсем понимая, о чем же это мы с ней уговорились, я оглянулась на ребят, но весь класс в таком же недоумении смотрел на меня. Мисс Кэролайн взяла со стола линейку, раз пять или шесть легонько хлопнула меня по руке, а потом велела стать в угол. Тут только до ребят дошло, что мисс Кэролайн меня отлупила, и все покатились со смеху. Мисс Кэролайн пригрозила, что им тоже достанется, и первый класс опять захохотал, отрезвило его только появление мисс Блаунт. Коренная жительница Мейкомба, пока еще не посвященная в тайны «Десятичной системы Дьюи», мисс Блаунт стала на пороге – руки в боки – и заявила: – Если тут в классе еще кто-нибудь пикнет, всех взгрею, так и знайте! Мисс Кэролайн, из-за этого крика и шума шестой класс не может сосредоточиться на пирамидах. В углу я стояла недолго. К счастью для мисс Кэролайн, зазвенел звонок, и все пошли завтракать. Я выходила последней и видела – мисс Кэролайн тяжело опустилась на стул и уронила голову на руки. Если б она обошлась со мной получше, я бы ее пожалела. Она была такая хорошенькая. Глава 3 Я немного отвела душу – налетела во дворе на Уолтера Канингема и давай тыкать его в землю носом, но тут подошел Джим и велел его отпустить. – Связалась с маленьким. – Никакой он не маленький, – сказала я. – Из-за него я плохо начала. – Брось, Глазастик! За что ты его? – У него не было завтрака, – сказала я и объяснила, как мне попало из-за Уолтерова питания. Уолтер поднялся на ноги и молча слушал. Он слегка сжал кулаки, будто ждал – вот-вот мы оба на него накинемся. Я затопала было на него, чтоб он убирался, но Джим придержал меня за плечо. Внимательно оглядел Уолтера, потом спросил: – Твой папа – мистер Уолтер Канингем из Старого Сарэма? Уолтер кивнул. Он был такой чахлый и тощий, будто отродясь не ел досыта, глаза голубые, как у Дилла Харриса, и слезятся, веки красные, а в лице ни кровинки, только кончик носа красный и мокрый. Он беспокойно теребил лямки комбинезона, дергал крючки. Джим вдруг весело улыбнулся ему. – Пойдем к нам завтракать, Уолтер, – сказал он. – Мы будем очень рады. Уолтер просиял, но сразу опять насупился. Джим сказал: – Наш отец с твоим отцом друзья. А Глазастик – она просто шалая. Больше она тебя не тронет. – Это еще как сказать, – возмутилась я: чего ради Джим дает обещания, не спросясь меня? Но ведь драгоценное время уходит. – Ладно, Уолтер, я тебя лупить не буду. А ты фасоль любишь? Наша Кэл здорово стряпает. Уолтер стоял столбом и кусал губы. Мы с Джимом уже махнули на него рукой и почти дошли до Рэдли, и тут он заорал вдогонку: – Эй, я с вами! Когда Уолтер нас догнал, Джим завел с ним светский разговор. – Тут живет злой дух, – сказал он дружески и показал на дом Рэдли. – Слыхал про него? – Как не слыхать, – ответил Уолтер. – В первый год в школе я чуть не помер – наелся орехов, говорят, он их нарочно отравит да и кидает через забор. Сейчас, когда мы шли втроем, Джим вроде совсем не боялся Страшилы Рэдли. Даже расхвастался. – Один раз я подошел к самому дому, – сказал он Уолтеру. – Некоторые подойдут один раз к самому дому, а потом мимо и то бегом бегают, – сказала я облакам в небе. – Кто это бегает, мисс Придира? – Ты бегаешь, когда один. Пока мы дошли до нашего крыльца, Уолтер и думать забыл, что он Канингем. Джим побежал на кухню и сказал Кэлпурнии, чтоб поставила лишнюю тарелку: у нас гость. Аттикус поздоровался с Уолтером и завел разговор про урожай, а мы с Джимом ничего в этом не понимали. – Я ведь почему сижу в первом классе, мистер Финч, мне каждую весну надо помогать отцу собирать хлопок, но теперь у нас еще один подрос, тоже может работать на плантации. – Вы за него заплатили меру картофеля? – спросила я. Аттикус поглядел на меня и покачал головой. Уолтер стал накладывать себе еду, и все время, к нашему с Джимом удивлению, они с Аттикусом разговаривали, как равные. Аттикус толковал что-то про фермерское хозяйство, и вдруг Уолтер прервал его и спросил, нет ли у нас в доме патоки. Аттикус позвал Кэлпурнию, и она принесла кувшин с патокой. Она стояла и ждала, пока Уолтер нальет себе. Уолтер стал лить патоку на овощное рагу и на мясо. Он бы, наверно, и в стакан с молоком налил, но тут я спросила, что это он делает. Он быстро отставил кувшин, даже серебряная подставка звякнула, и зажал руки в коленях. И понурился. Аттикус посмотрел на меня и опять покачал головой. – Так ведь он весь свой завтрак утопил в патоке, – сказала я. – Он все залил… Тут-то Кэлпурния и пригласила меня на кухню. Кэлпурния была в бешенстве, а в бешенстве она всегда начинала говорить неправильно. В спокойном состоянии она разговаривала ничуть не хуже самых грамотных людей в Мейкомбе. Аттикус говорил – Кэлпурния образованнее почти всех цветных. Она поглядела на меня, скосив глаза, и морщинки между бровей стали заметнее. – Может, кто ест и не так, как мы, а все одно ты им за столом не перечь, – яростно зашептала она. – Этот малый – твой гость, захочет – пускай скатерть жует, а ты знай помалкивай, поняла? – Да он не гость, Кэл, он просто Канингем… – Не мели языком! Какое твое дело, кто он есть! Пришел в дом, значит, гость, и нечего нос задирать, смотри ты, какая важная выискалась! Родные твои, может, и получше Канингемов, да только ты их срамишь! Не умеешь вести себя за столом – ешь на кухне! Увесистым шлепком Кэлпурния подтолкнула меня к дверям столовой. Я забрала свою тарелку и доела завтрак на кухне – хорошо, хоть не пришлось после такого унижения сидеть вместе со всеми. Кэлпурнии я сказала – ладно же, пускай только отвернется, вот пойду и брошусь в Заводь, тогда пожалеет. И потом, она уже меня сегодня втравила в беду, это все она виновата, зачем учила меня писать.