– А ну-ка помолчи! – сказала Кэлпурния. Джим и Уолтер ушли в школу, не дождавшись меня, – стоило задержаться и потом нестись одной во весь дух мимо дома Рэдли, лишь бы открыть Аттикусу глаза на злодейства Кэлпурнии. – И вообще она любит Джима больше меня, – сказала я под конец и предложила Аттикусу сейчас же ее прогнать. – А ты не замечаешь, что Джим доставляет ей вдвое меньше хлопот? – сурово сказал Аттикус. – Я не намерен расставаться с Кэлпурнией ни сейчас, ни потом. Мы без Кэл дня прожить не можем, ты об этом когда-нибудь думала? Так вот, подумай, как она о тебе заботится, и изволь ее слушаться. Поняла? Я вернулась в школу и сидела и ненавидела Кэлпурнию, как вдруг мои мрачные мысли прервал отчаянный крик. Я подняла голову. Посреди класса стояла мисс Кэролайн, ее всю перекосило от ужаса. За перемену она, видно, немного пришла в себя и взялась учить нас дальше. – Живая! Живая! – визжала она. Все мальчишки разом кинулись ей на выручку. Господи, подумала я, мыши испугалась! Чарли Литл, по прозвищу Коротышка, человек на редкость снисходительный ко всякой живой твари, даже к букашкам, спросил: – Куда она побежала, мисс Кэролайн? Говорите скорей!.. Закрой-ка дверь, – велел он мальчишке, сидевшему за ним, – сейчас мы ее изловим. Скорей, мэм, скажите, куда она побежала? Мисс Кэролайн показала трясущимся пальцем не на пол и не на свой стол, а на какого-то незнакомого мне верзилу. Коротышка нахмурился, но спросил мягко: – Это вы про него, мэм? Ясно, он живой. Он вас напугал, что ли? – Я прохожу, а у него по волосам ползет… прямо по волосам ползет… – еле выговорила мисс Кэролайн. Коротышка расплылся до ушей. – Ничего страшного, мэм. Эка невидаль – вошка! Садитесь спокойно за свой стол и поучите нас еще малость. Коротышка тоже, как многие мейкомбские жители, не знал, когда ему в следующий раз случится поесть, зато он был прирожденный джентльмен. Он взял мисс Кэролайн под локоть и отвел к учительскому столу. – Вы не беспокойтесь, мэм, – сказал он. – Вошек бояться нечего. Сейчас я вам принесу воды попить. Хозяина вошки весь этот переполох нимало не встревожил. Он почесал голову, нащупал непрошеную гостью и двумя пальцами ее придавил. Мисс Кэролайн не сводила с него расширенных от ужаса глаз. Коротышка принес ей воды в бумажном стаканчике, она с благодарностью выпила, и к ней наконец вернулся дар речи. – Как тебя зовут, дружок? – кротко спросила она. Верзила захлопал глазами. – Кого? Меня? Мисс Кэролайн кивнула. – Баррис Юэл. Мисс Кэролайн заглянула в список. – У меня тут числится Юэл, а имени нет. Как пишется твое имя? – Не знаю. Дома меня зовут Баррис – и все. – Ну хорошо, Баррис, – сказала мисс Кэролайн. – Я думаю, мы тебя на сегодня освободим от занятий. Поди домой и вымой голову. Она достала из ящика стола толстую книгу, перелистала и с минуту читала про себя. – Хорошее домашнее средство от… Баррис, поди домой и вымой голову дегтярным мылом. А потом протри кожу керосином. – Для чего это? – Чтобы избавиться от… от вшей. Понимаешь ли, Баррис, от тебя могут заразиться другие дети, ты ведь этого не хочешь, правда? Баррис встал. Первый раз в жизни я видела, чтоб человек был такой грязный. Шея темно-серая, руки шелушатся, под ногтями траур. Умыта у него была только самая серединка лица, величиной в ладонь. Раньше его никто не замечал – наверно, потому, что все утро класс развлекали мы с мисс Кэролайн. – И, пожалуйста, Баррис, – прибавила мисс Кэролайн, – прежде чем прийти завтра в школу, прими ванну. Верзила вызывающе захохотал: – Думаете, вы меня прогнали, хозяйка? Я сам уйду. На нынешний год я уже отучился. Мисс Кэролайн посмотрела на него с недоумением: – Что ты хочешь сказать? Он не ответил, только презрительно фыркнул. – Он из Юэлов, мэм, – объяснил кто-то из самых старших ребят, и я подумала – она все равно не поймет, не поняла же, когда я сказала про Канингемов. Но мисс Кэролайн слушала внимательно. – У нас полна школа Юэлов. Они каждый год приходят в первый день, а потом бросают. В первый день это их инспекторша заставляет, потому что грозится шерифом, а дальше она ничего не может. Она думает, в список их записала, в первый день в школу загнала – ну и по закону все в порядке. А вы потом круглый год отмечайте – мол, на уроках не был, и все… Мисс Кэролайн и удивилась, и огорчилась. – Но что же смотрят их родители? – Мать у них померла, – был ответ, – а отцу наплевать. Баррису Юэлу этот разговор явно польстил. – Я в первый класс третий год хожу, – гордо сказал он. – Коли изловчусь, так на тот год во второй переведут. – Пожалуйста, садись, Баррис, – сказала мисс Кэролайн. Вот тут она дала маху. До сих пор Юэл все терпел, а теперь разозлился. – Как бы не так! Коротышка встал. – Отпустите его, мэм, – посоветовал он. – Он подлый парень, просто подлый. Еще заварит кашу, а у нас тут есть маленькие. Коротышку самого-то было от земли не видать, но, когда Баррис Юэл обернулся к нему, он быстро сунул руку в карман. – Ну, ну, полегче, – предостерег он, – а то ты у меня сдохнешь – не охнешь. Топай отсюда. Баррис, кажется, испугался мальчонки вдвое меньше себя, и мисс Кэролайн воспользовалась его минутной растерянностью. – Иди домой, Баррис, – сказала она. – Не то тебе придется иметь дело с директором. Так или иначе, я должна буду ему обо всем доложить. Юэл фыркнул и неторопливо, нога за ногу, двинулся к выходу. Отошел на безопасное расстояние, обернулся и крикнул: – И докладывай, черт с тобой! Нашлась училка сопливая, видали мы таких. Думает, она меня выгнала. Это я сам ушел, так и запомни! Захотел – и ушел. Он выждал еще минуту, уверился, что она плачет, и только тогда, лениво шаркая ногами, вышел вон из класса. Мы все сгрудились вокруг учительского стола и, кто как мог, утешали мисс Кэролайн – подлый этот Юэл… не по-честному… таких и учить нечего… это не по-мейкомбски, мисс Кэролайн, наши так не поступают… да вы не горюйте, мэм… мисс Кэролайн, может, вы нам еще почитаете? Вот про кошек было очень даже интересно… Мисс Кэролайн улыбнулась, громко высморкалась, сказала: «Спасибо, мои милые, теперь садитесь по местам», раскрыла книгу и повергла весь первый класс в недоумение длиннейшим рассказом про жабу, которая почему-то жила в доме. Когда мне в четвертый раз за этот день пришлось миновать дом Рэдли (и уже второй раз – галопом), настроение у меня было самое мрачное, под стать этому дому. Если весь школьный год будет так же насыщен бурными переживаниями, как первый день, это, пожалуй, даже занятно, но если при этом целых девять месяцев нельзя будет ни читать, ни писать, так уж лучше я удеру. Под вечер мой план был готов, когда мы побежали встречать Аттикуса, я даже не старалась перегнать Джима. Мы всегда встречали Аттикуса после работы и бежали к нему, как только он показывался из-за угла почты. Аттикус, видно, забыл, что днем я впала в немилость, и забросал меня вопросами про школу. Я отвечала нехотя, и он не стал настаивать. Кэлпурния, видно, поняла, что у меня был тяжелый день, и позволила мне смотреть, как она собирает к ужину. – Закрой глаза и открой рот, – сказала она. Она не часто баловала нас хрустящими хлебцами и вечно говорила – некогда, но сегодня мы оба ушли в школу, и у нее-то день был легкий. Она знала, как я люблю хрустящие хлебцы. – Соскучилась я, – сказала она. – В доме стало так пусто, пришлось часа в два включить радио. – А почему? Мы с Джимом все равно дома не сидим, вот только если дождь… – Ну да, – сказала Кэлпурния, – но если кликнуть, кто-нибудь да прибежит. Я полдня только и делаю, что вас кличу. Что ж, – прибавила она, поднимаясь с табурета, – пожалуй, я как раз успею подсушить хлебцы. А теперь беги, не мешай мне накрывать на стол. Она наклонилась и поцеловала меня. Что это на нее нашло, подумала я на бегу. Видно, сама знает, что виновата, и хочет мириться. Всегда ко мне придиралась, а теперь поняла наконец, что это несправедливо, пожалела, а прямо сказать не хочет, потому что упрямая. За этот день я устала от незаслуженных обид. После ужина Аттикус сел в кресло, взял газету и позвал: – Будем читать, Глазастик? Этого я уже не могла вытерпеть и ушла на веранду. Аттикус вышел следом.