Преподобный Сайкс замялся. – По правде говоря, мисс Джин-Луиза, сейчас Элен не так-то просто найти работу… Когда наступит время собирать хлопок, я думаю, ее возьмет мистер Линк Диз. – А почему ей сейчас не найти работу? Преподобный Сайкс не успел ответить, Кэлпурния положила руку мне на плечо. И я послушно сказала: – Спасибо, что вы позволили нам прийти. Джим сказал то же самое, и мы пошли домой. – Кэл, я знаю, Тома Робинсона посадили в тюрьму, он сделал что-то ужасно плохое, а Элен почему не берут на работу? – спросила я. Кэлпурния в темно-синем муслиновом платье и высокой шляпке шла между мною и Джимом. – Потому, что люди говорят, Том плохо поступил, – сказала она. – Никому не хочется… не хочется иметь дело с его семьей. – Кэл, а что он такое сделал? Кэлпурния вздохнула. – Старый мистер Боб Юэл заявил, что Том снасильничал над его дочкой, вот Тома и арестовали и засадили в тюрьму. – Мистер Юэл? – Мне кое-что вспомнилось. – Есть такие Юэлы, они каждый год в первый день приходят в школу, а потом больше не ходят. Он из них, да? И Аттикус сказал, они настоящие подонки… Аттикус никогда ни про кого так не говорил. Он сказал… – Вот это они самые и есть. – Ну, если все в Мейкомбе знают, что за народ эти Юэлы, так все рады будут нанять Элен на работу… Кэл, а что это – насильничать? – Спроси мистера Финча, он тебе лучше объяснит. Вы оба, верно, голодные? Преподобный отец сегодня что-то длинно проповедовал, всегда он не так скучно говорит. – Он совсем как наш проповедник, – сказал Джим. – А почему вы так странно поете псалмы? – Ты про вторенье? – спросила Кэлпурния. – Это называется вторенье? – Да, мы так называем. Так всегда делалось, сколько я себя помню. Джим сказал: – Отложили бы за год деньги с церковных сборов и купили бы сборники псалмов. Кэлпурния засмеялась. – А что от них толку? Читать-то все равно никто не умеет. – Как же так? – спросила я. – Столько народу – и никто не умеет читать? Кэлпурния кивнула: – Ну да. В «Первой покупке» читают, может, человека четыре… я в том числе. – Ты в какой школе училась, Кэл? – спросил Джим. – Ни в какой. Дай-ка вспомнить, кто же это меня научил грамоте? А, да, старая мисс Бьюфорд, тетушка нашей мисс Моди Эткинсон. – Да разве ты такая старая? – Я даже старше мистера Финча, – усмехнулась Кэлпурния. – Только не знаю, много ли. Мы с ним один раз стали вспоминать да рассчитывать, сколько же это мне лет… я помню немножко дальше его, стало быть, я и старше ненамного, женская-то память получше мужской. – А когда твой день рождения, Кэл? – Я справляю на Рождество – так легче запомнить… а настоящего дня рождения у меня нету. – Но ты по виду совсем не такая старая, как Аттикус, – запротестовал Джим. – Цветные не так быстро стареют, как белые, по ним не так видно, – сказала Кэлпурния. – Может быть, это потому, что они не умеют читать. Кэл, это ты научила Зибо грамоте? – Да, мистер Джим. Когда он был мальчонкой, у нас тут и школы-то не было. А я его все ж таки заставила учиться. Зибо был старшим сыном Кэлпурнии. Если б я прежде об этом подумала, я бы догадалась, что Кэл уже пожилая – у Зибо у самого дети были почти взрослые, только я как-то об этом не задумывалась. – Ты его учила по букварю, как нас? – спросила я. – Нет, я ему велела каждый день выучивать страничку из Священного Писания, и еще была книжка, по которой меня учила мисс Бьюфорд, – вам не угадать, откуда я ее взяла. Мы и не угадали. Кэлпурния сказала: – Мне ее дал ваш дедушка Финч. – Да разве ты с «Пристани»? – удивился Джим. – Ты нам никогда не говорила. – Ясно, с «Пристани», мистер Джим. Там и выросла, между «Пристанью» и имением Бьюфордов. Круглый год работала то на Бьюфордов, то на Финчей, а потом ваши папа с мамой поженились, я и переехала в Мейкомб. – А какая это была книжка, Кэл? – спросила я. – «Комментарии» Блэкстоуна[16]. Джим был ошеломлен. – И по этой книге ты учила Зибо грамоте?! – Ну да, сэр, мистер Джим. – Кэлпурния застенчиво прикрыла рот рукой. – У меня других книг нету. Ваш дедушка говорил, что мистер Блэкстоун писал превосходным языком… – Значит, вот почему ты говоришь не так, как все, – сказал Джим. – Кто все? – Все цветные. Кэл, а ведь в церкви ты говорила так же, как они… Мне никогда и в голову не приходило, что у нашей Кэлпурнии есть еще другая жизнь. Оказывается, она может существовать как-то отдельно, вне нашего дома, да еще знает два языка! – Кэл, – сказала я, – а для чего ты со своими разговариваешь, как… как цветные, ты ведь знаешь, что это неправильно? – Ну, во-первых, я и сама черная… – Все равно, зачем же тебе ломать язык, когда ты умеешь говорить правильно? – сказал Джим. Кэлпурния сбила шляпку набок и почесала в затылке, потом старательно поправила шляпку. – Как бы это вам объяснить, – сказала она. – Вот бы вы с Глазастиком стали у себя дома разговаривать, как цветные, – это было бы совсем не к месту, верно? А если я в церкви или со своими соседями стану говорить, как белая? Люди подумают, я совсем заважничала. – Но ведь ты знаешь, как правильно! – сказала я. – А не обязательно выставлять напоказ все, что знаешь. Женщине это не к лицу. И во-вторых, людям вовсе не по вкусу, когда кто-то умней их. Они сердятся. Хоть и говори сам правильно, а их не переменишь, для этого им надо самим научиться, а уж если они не хотят, ничего не поделаешь: либо держи язык за зубами, либо говори, как они. – Кэл, а можно мне иногда с тобой повидаться? Кэлпурния поглядела на меня с недоумением. – Повидаться, дружок? Да мы с тобой видимся каждый день. – Нет, можно приходить к тебе в гости? Как-нибудь после работы? Аттикус меня проводит. – Пожалуйста, когда захочешь, – сказала Кэлпурния. – Мы тебе всегда будем рады. Мы шли по тротуару мимо дома Рэдли. – Посмотрите-ка на веранду, – сказал Джим. Я оглянулась на дом Рэдли – вдруг его таинственный обитатель вылез подышать свежим воздухом? Но веранда была пуста. – Да нет, на нашу веранду посмотри, – сказал Джим. Я посмотрела. В качалке, прямая, непреклонная и неприступная, с таким видом, будто она здесь провела весь свой век, сидела тетя Александра.