— Естественно, потому что она вам не дозвонилась. Ее автомобиль был поврежден, права украдены, и в итоге она оказалась в полицейском участке. — Неужели она в тюрьме? — Нет. Нам посчастливилось встретить милосердного дежурного офицера. Вот об этом я и хочу расспросить вас, мистер Фаррел. Вам никто не звонил вчера вечером с просьбой чего-нибудь ни при каких обстоятельствах никому не рассказывать? Мистер Фаррел смотрел на Рида так, словно сподобился наконец созерцать дельфийский оракул. — Вы прослушиваете телефонную линию? — спросил он. — Нет, конечно. Можно вас попросить ответить на мой вопрос? — В принципе да, учитывая вашу должность и дружбу с Кейт. Кое-кто в самом деле звонил вчера вечером, довольно поздно. Мне нельзя было дозвониться, пока я около одиннадцати не вернулся домой. Возможно, чуть раньше. — И тогда он вам позвонил? — Да. В данном случае всегда говорят «он» по отношению к обоим полам. — И сказал, что не мог застать вас днем? — Да. — Я хочу узнать, мистер Фаррел, что говорил вам этот мужчина, ибо это, по моему убеждению, действительно был мужчина. Даю слово юриста, окружного прокурора, мужчины и, кстати, друга мисс Фэнслер, что не воспользуюсь информацией и не стану публично ее разглашать, если она не окажется жизненно важной для расследования убийства. А в таком случае вы, я уверен, не сочтете необходимым хранить молчание. — Вы меня ставите в очень трудное положение, мистер Амхерст. — Знаю, поверьте, весьма сочувствую и извиняюсь. Кажется, Кейт чрезвычайно высокого мнения о вас и, конечно, как вам известно, об окружении Сэма Лингеруэлла, фирму которого вы сейчас возглавляете. — Я только главный редактор отдела сбыта. — Кейт, похоже, считает вас самым главным. Мистер Фаррел встал: — Извините меня, я на минуточку, мистер Амхерст. Я сейчас вернусь. Он вышел, закрыв за собой дверь, а Рид остался, разглядывая книжные полки, заставленные изданными «Калипсо-пресс» книгами. Он не впервые принялся размышлять о том, какое изумительное человеческое творение — книга. Мистер Фаррел вернулся через пятнадцать минут. — Хорошо, мистер Амхерст, я все скажу, как говорили в фильмах моего детства. Я попросил ни в коем случае не отвлекать меня и отложил назначенную встречу. О, не беспокойтесь, ничего важного, просто некий голодный и юный мыслитель с книгой, которая разойдется тысячами экземпляров и ни на йоту не усовершенствует человечество. Я ходил навести о вас справки. В конце концов, каждый может подделать визитную карточку или украсть; знать Кейт Фэнслер или утверждать, будто знает. Кроме того, и помощником окружного прокурора может стать кто угодно. Сейчас для нас пишет книгу мемуаров Джастис Стандард Уайт, бывший постоянным членом Федерального апелляционного суда. — Я работал у него одно время. — Так он мне и сказал, хотя я лишь надеялся, что он достаточно слышал о вас, чтобы дать рекомендацию. Я всегда очень жалел, что его никогда не избирали в Верховный суд, но мы безусловно можем обсудить причуды американской юстиции в другой раз. Он сказал, что доверил бы вам свои самые сокровенные тайны, если б они у него были. Я также просил его вас описать. Хотя я не развлекаюсь чтением шпионских рассказов, газеты дают полное представление о ежедневно случающихся необыкновенных вещах, включая самозванство. — И как он меня описал? — Он сказал, что одежда на вас от братьев Брукс, манеры гротонские, убеждения стивенсоновские (имея в виду Эдлаев), а вид — как у крайне исхудавшего Тревора Хауарда[45] в очках. Рид рассмеялся: — Книжка будет очень хорошая, когда он ее допишет. — И мы в этом убеждены и на это надеемся. Ну, а теперь вернемся к нашей проблеме. — Может быть, я смогу облегчить неприятное дело, высказав положительное убеждение, что звонивший вам человек — Падриг Маллиган. Честно сказать, чего мы никак не можем вообразить, что именно он хочет скрыть. Из рассказов Кейт я понял, что он не самый величайший автор в сфере литературной критики со времен Мэтью Арнолда, но это наверняка может установить каждый, читающий его книги. — Таковы свойственные нашему веку недооценки. Он как блины печет книжки по современной литературе — «современный» для него весьма растяжимое понятие, охватывающее любое произведение со времен Шекспира, о котором ему хочется упомянуть, — высказывая великое множество самых общих соображений по поводу современного хаоса вместе с кратким изложением содержания соответствующего произведения. — Кейт говорит, он пишет с определенным красноречием. — Ох, — вздохнул мистер Фаррел. — Вы хотите сказать, книги пишет не он? Полагаете, он отыскал кого-то более или менее компетентного, кто пишет их за него? — О нет, он их пишет. По крайней мере, за него этого никто не делает. — Мистер Фаррел, вы меня заинтриговали. Неужели он шантажирует кого-то из фирмы? Надеюсь, не вас? — В наши дни нелегко шантажировать любого гетеросексуального и фактически не оставляющего свидетельств о совершенном им крупном преступлении субъекта. То есть если вы именно это имели в виду, говоря о шантаже. На самом деле он меня шантажирует, хотя это, возможно, чересчур сильно сказано. Книгоиздательство — это бизнес. Скажите мне, мистер Амхерст, — Джастис Уайт описал вас как человека, не склонного к легкомыслию, из чего я заключил, что вы читаете «Таймс» от корки до корки, время от времени с удовольствием проводите приятный вечер в «Плаза»[46], бываете иногда в кино и в театре, — вы когда-нибудь слышали о Фрэнке Хелде? — Не надо быть слишком уж легкомысленным, чтобы слышать о нем. О нем, как о «Битлз», нельзя не услышать. Я видел несколько фильмов по его романам — сплошные обнаженные женщины и сложная электроника. Мне особенно нравится тот, где одна девушка… — Я вижу, мы с вами настроены на одну волну. Возможно, вы знаете, с чем связаны все эти книги, — права на перепечатку, права на экранизацию? Издатели выпускают немало бестселлеров, подобных книжкам Фрэнка Хелда, но все это лишь прикрытие для издаваемых ими хороших книг, которые едва окупаются. Настоящие деньги начинают идти, мистер Амхерст, от вторичных прав — на экранизацию и так далее. — Любопытно. Но при чем тут мистер Маллиган? — Он пишет книжки Фрэнка Хелда. От изумления Рид вскочил. — В высшей степени исхудавший Тревор Хауард, — заметил Эд Фаррел. — Книжки Фрэнка Хелда написаны англичанином, как бы его ни звали. Я знаю, что он не выносит паблисити, поэтому нет никаких его фотографий, но фактов вполне достаточно. Ну, по-моему, всем известно, что он связан с… — Падриг Маллиган пишет книжки Фрэнка Хелда. Уверяю вас, мистер Амхерст. И особенно беспокоится, чтобы об этом не знала Кейт, а тем более чтобы об этом не знала некая особа по имени Нол. Не знаю, когда его осенило, что он может заставить нас публиковать его «академические» труды, обеспечив таким образом быстрое продвижение в помешанном на публикациях научном мире. Скажу вам, что в академическом мире каждый так поглощен своими публикациями, что никто никого не читает, разве что работает в той же области и абсолютно уверен, что об этом никто не пронюхает. — На зачем Маллигану академическая карьера? Как странно! С тем, что он делает, вполне можно… — Неисповедимы пути человеческие, мистер Амхерст. Никто не знает об этом лучше издателей. То ли он давно жаждет войти в академический мир, то ли ему действительно нравится преподавательская деятельность, то ли единственную в жизни радость доставляет издевательство над стандартными академическими оценками, то ли он тайно считает свои труды хорошими — Бог весть. Могу вам сказать лишь одно: откажись мы печатать его научную белиберду, он отдал бы Фрэнка Хелда в другие места. А мы, мистер Амхерст, не можем позволить, чтобы Фрэнк Хелд печатался где угодно. Я вижу, о чем вы думаете. Сэм Лингеруэлл мог бы это позволить. Сэм Лингеруэлл не стал бы в первую голову печатать Фрэнка Хелда. Это правда, будь я проклят. Но он жил в другое время. А со всеми этими слияниями, с гигантскими наличными выплатами авторам… не позволяйте мне продолжать. Утешаю себя мыслью, что одна книжка Фрэнка Хелда и одна жуткая научная работа Падрига Маллигана питают определенное количество первоклассных книг, даже несколько поэтических сборников, которые не распродаются годами, тогда как роман Фрэнка Хелда разлетается за десять минут. — Мистер Фаррел, не буду отнимать у вас время на эвфемизмы и тонкости. Как по-вашему, Падриг Маллиган пошел бы на убийство ради предотвращения публичной огласки своей тайны или ради того, чтобы не платить за молчание? — Естественно, этот вопрос у меня на уме. Точно сказать мы, конечно, не можем, но я бы усомнился. В конце концов, ставка очень большая. Он дорожит своей тайной ролью и никогда не тратит заработанных денег, вернее, тех, что ему оставляет правительство; он, разумеется, холостяк, а наше налоговое законодательство на деле подтверждает старую поговорку, гласящую, что двоим жить дешевле, чем одному. — Знаю, — сказал Рид, — я сам холостяк. — Но Маллигану просто нравится иметь все эти деньги. Знаете, он не так уж плох. Он любит делать людям подарки, ему приятно сознавать, что он может зайти в любой магазин страны, который хоть чем-то торгует, и что-то купить. Это сознание важнее самих покупок. Опыт привел меня к заключению, что в принципе существуют два подхода к деньгам: одному хочется иметь миллион долларов, а другому хочется потратить миллион долларов. Маллиган принадлежит к первому типу. По-моему, он не рискнул бы всем этим, даже если его тайна окажется под угрозой. — Но предположим, как и произошло в данном случае, что в действительности ему не пришлось лично совершать убийство. Вот в чем вся прелесть. Вкладываешь в ружье пульку и оставляешь до подходящего случая. Не спускаешь курок и даже не можешь питать уверенности, что его кто-то спустит. — Я не верю, что Маллиган мог это сделать, даже если вы мне не доверяете, — ведь, возможно, я попросту защищаю свое драгоценное достояние. Но кто бы ни вложил в ружье пулю, шансы были весьма сомнительными — дело не только в том, что из ружья могли не выстрелить, но и в том, что могли выстрелить не в того, в кого нужно. Из него могли убить незнакомого человека, ребенка… на мой взгляд, Маллиган бежал бы от этого как от огня. У него больше воображения, чем у вашего преступника. — Благодарю вас, мистер Фаррел. Вы были очень любезны и помогли мне гораздо больше, чем думаете. Обещаю хранить секрет мистера Маллигана насколько возможно. Но по нашему мнению, это он постарался остановить Кейт по пути к вам. — Похоже на то. В телефонном разговоре он жаловался, что весь день и весь вечер не мог до меня дозвониться, и снова взял клятву хранить секрет, словно знал, что меня скоро будут расспрашивать. — Он приложил все усилия, чтобы остановить Кейт, не причинив ей вреда, и преуспел в этом. Я удивлялся, что мистер Маллиган знает, как отсоединить генератор, и точно представляет себе все последствия, но, конечно, Фрэнк Хелд обязан разбираться в подобных вещах. Мистер Фаррел пожал Риду руку. — Передайте мои наилучшие пожелания Кейт, — сказал он. — Скажите, пусть приезжает со мной повидаться, когда ей наскучат коровы. После полдника Кейт сунула голову в библиотеку посмотреть, как идут деда у Эммета. Он, наверно, был погружен в размышления, и, когда она окликнула его по имени, вскочил на ноги как ошпаренный. — Не пойму, что сегодня со всеми творится, — сказала Кейт. — Я задумался. — Шутите? О каких же проблемах — о своих, о моих или Джойсовых? — По-моему, обо всех сразу. Кейт, не согласитесь ли закрыть дверь? — Только если пообещаете не исповедоваться, — предупредила Кейт. — Приберегу исповедь до тех пор, пока не напьюсь хорошенько. Обычно, напившись, я становлюсь намного интересней. — Как уточнил кто-то — вам только кажется, что вы становитесь интересней. — Я дошел до тридцатых годов. Я имею в виду бумаги Лингеруэлла. Разбираю каждый год, раскладывая письма по авторам, — это я уже объяснял, — но последнее время особенное внимание уделяю письмам Джойса, которые лишь начинаю приводить в порядок. Разумеется, папки тут просто повсюду валяются… я хочу сказать, эта комната не запирается… и вообще… — Эммет, я еще никогда не слыхала от вас столь невнятных речей. А я думала, будто в любой ситуации они льются из ваших уст светлым, легким потоком… — Похоже на рекламу пива. — А, уже лучше. Итак, вы дошли до тридцатых годов… — Как вы знаете, я читаю каждое письмо, стараясь дать будущим исследователям общее представление о содержании, — это, конечно, предлог, ибо они до того восхитительны, что я попросту не могу удержаться от чтения. К концу расшифровывать письма легче, потому что Джойс их диктовал, — у него слабело зрение. И вчера я прочел ординарное, очень милое письмо к Лингеруэллу, — они уже переписывались не так часто, — но вдруг в середине попалась одна фраза… Позвольте, я вам ее прочитаю. — Эммет вытащил письмо и с трудом начал читать. Ему пришлось несколько раз прокашляться. Кейт вдруг поняла, как он должен выглядеть в глазах любимой им женщины. Она еще никогда не видела Эммета без обычной маски.