В моих записках я делаю только краткое резюме анархистских покушений, так как мне хотелось показать с быстротой калейдоскопа главные катастрофы, наводившие ужас на парижан в период 1892–1894 годов. Я опускаю такие рассказы, например, как о взрывах в казармах Лебо или о бомбе, взорвавшейся в кулуарах муниципальной полиции. Но пропаганда действием не ограничивается лишь динамитными бомбами: нож и кинжал играют в ней одинаково важную роль. Наряду со злоумышленниками, взрывавшими дома и рестораны, были анархисты, действовавшие время от времени изолированно и избиравшие жертвой одну личность с целью мести или, так сказать, в назидание прочим. Эта особенная черта анархии довольно курьезна и заслуживает того, чтобы о ней упомянуть. В конце сентября 1892 года меня уведомили, что в канале Сен-Дени был найден труп какого-то молодого человека, получившего семь ран в область сердца. Врач, производивший вскрытие, в своем протоколе констатировал, что эти удары могли быть нанесены не иначе, как при полной неподвижности жертвы. Из семи ударов три были нанесены в сердечную сумку, а четыре остальных на расстоянии нескольких сантиметров от первых. Отсюда следовало, что покойный никоим образом не мог быть самоубийцей, так как нельзя же нанести самому себе три удара прямо в сердце! Факт убийства не подлежал сомнению. Далее оставалось открыть: во-первых, личность жертвы и, во-вторых, если возможно, кто убийца. Так как не было никаких указаний, то пришлось отправить труп в морг в надежде, что он будет кем-нибудь узнан. Само собой разумеется, что в данном случае никому и в голову не пришло, что это может быть анархистское преступление. В газетах часто приходится читать: «После энергичных дознаний, произведенных начальником сыскной полиции X.» или «Судебный следователь господин Z. столь искусно повел следствие, что удалось обнаружить таинственного убийцу на улице Кенкампуа, и он уже арестован». В действительности же чаще всего в таких случаях какой-нибудь благодетельный доносчик наводит полицию на верный след! Кстати сказать, именно таким способом мне удалось выяснить личность жертвы и узнать, кто убийца. Но необходимо заметить, что одного доноса недостаточно для расследования некоторых преступлений: необходимо еще проверить обвинение, а главное — добыть улики. В этом отношении судебная власть и ее сотрудники — полицейские должны вооружиться большим запасом терпения и настойчивости. Следствие по делу Сен-Дени шло в особенности медленно и кропотливо. Мы узнали, что убитый был некто Густав Бюисон, по прозвищу Маленький Пирожник, и узнали также имена двух субъектов, которые его убили. Виновниками преступления оказались двое ресторанных гарсонов, Мерье и Шапюльо. Они принадлежали к группе анархистов и, будучи арестованы, немедленно отвечали на наши вопросы. — Если смеете, ведите нас в суд, — говорили они, — там мы будем защищаться. Только выдержкой и терпением судейские чиновники могут бороться против столь наглых запирательств. В особенности в те времена страх перед анархистами был так велик, что мы почти ничего не могли добиться от свидетелей, которые боялись, что их постигнет участь Маленького Пирожника, и упрямо молчали. Некоторым из них мы были вынуждены грозить арестами, чтобы развязать языки! Само собой разумеется, такие меры мы применяли только к таким свидетелям, о которых наверное знали, что они не хотят сказать, что видели или слышали. После целого месяца, потраченного на следствие, нам, наконец, удалось добыть материальные улики. Мы нашли платья, которые были на преступниках в день преступления, и на них оказались многочисленные пятна крови. Тогда один из убийц сознался. Романтические писатели с самым пылким воображением, настроенным на мелодраматический лад, не придумали бы ничего мрачнее и ужаснее этой сцены убийства Маленького Пирожника, по крайней мере в том виде, как рассказывал нам ее один из убийц. Густав Бюисон жил раньше в Гавре, считавшемся тогда одним из главных анархистских центров. В том кружке, к которому принадлежал Бюисон, его считали изменником, выдавшим полиции нескольких товарищей. Я не знаю, насколько это обвинение было справедливо, но только все гаврские анархисты единогласно утверждали, что Бюисон «продал своих братьев». Мерье и Шапюльо поклялись отомстить за товарищей, посаженных в тюрьму по доносу изменника. Маленький Пирожник вовсе не подозревал, что его измена известна в анархистских кружках. Из Гавра он переселился в Париж и продолжал посещать тех, кого называл своими политическими единоверцами. Вот почему двум мстителям было не очень трудно сблизиться с человеком, которого они втайне обрекли на смерть. Когда отношения между тремя молодыми людьми сделались достаточно близкими для того, чтобы просьба подобного рода не могла удивить Маленького Пирожника, они попросили его сопровождать их вечером в Сен-Дени к одному товарищу, который жил совсем за городом, на берегу канала. Они уверили Бюисона, что с этим товарищем нужно условиться насчет одного таинственного политического дела, — быть может, о новом взрыве или просто о том, чтобы ограбить дом. Как бы там ни было, но только предложение соблазнило Густава Бюисона, и он последовал за Мерье и Шапюльо. В десятом часу вечера в бурную, ненастную погоду они дошли до берегов канала. Небо было совсем черно, и только время от времени блеск молнии прерывал мрачную тьму. Маленький Пирожник спотыкался на каждом шагу и ворчал: — Черт знает куда вы меня тащите? Вдруг он вскрикнул, но крик его моментально замер. Шапюльо, шедший позади, накинул ему на шею веревку и затянул ее мертвой петлей. В одно мгновение Бюисон был повален на землю и связан. Петля на шее заглушала его крики, и несчастный при свете блеснувшей молнии мог увидеть Мерье, — своего друга, — который занес уже над ним кинжал. — Ты изменник! — услышал он роковой приговор. — Ты выдал своих гаврских товарищей и заслуживаешь смерти. — Будем его судить! — предложил Шапюльо. И вот, с мрачной торжественностью, напоминающей суды инквизиции, эти два лакея принялись судить свою жертву, не позволяя ей, однако, возражать ни на одно из обвинений, так как петля крепко стягивала ей горло, и несчастный Маленький Пирожник был уже наполовину задушен. Не правда ли, как мрачна и дика эта анархистская расправа? Какую ужасную смерть приготовили эти люди своему товарищу! Беспомощный и неподвижный, он должен был выслушать смертный приговор, произнесенный над ним Шапюльо, и видеть при блеске молнии поднятую руку Мерье, готовую его поразить… Однако был момент, когда, несмотря на душившую его веревку, он сделал неимоверное усилие и закричал: — Пощадите! Простите! — Нет тебе ни пощады, ни прощения! Ты выдашь нас так же, как выдал гаврских товарищей! — ответил Мерье. И семь раз кинжал, опускаясь, оставлял зияющую кровавую рану на груди несчастного Бюисона… Все было кончено, жертва испустила дух. На той же веревке, которая была накинута на шею убитого, убийцы стащили труп к шлюзам и, взяв его за ноги и за голову, бросили в канал. Затем оба лакея, превратившиеся на сей раз в каких-то мелодраматических вершителей правосудия, скрылись в ночной мгле, при грозных раскатах грома, между тем как проливной дождь смывал лужи крови, которые могли быть открыты на другой день. Мерье и Шапюльо бросили труп между шлюзов с расчетом, что, когда шлюзы будут открыты, течение унесет труп, но в темноте они не рассмотрели, что кинули свою жертву именно в то место, где постоянно происходит водоворот и где все отбросы, которые несет канал — старые шляпы, куски дерева и прочий мусор, — по целым дням кружатся на поверхности воды до тех пор, пока рыбаки не вытащат баграми годное на топливо дерево, а хлам и отбросы не протолкнут дальше по течению. Труп Маленького Пирожника был найден через неделю, и, по странной игре случая, как я узнал впоследствии, когда мы приехали для дознаний на место преступления, он оказался именно на том месте, куда был брошен. Подхваченный водоворотом труп анархиста, казненного братьями, целую неделю кружился, точно в фантастическом вальсе, в этой колодцеобразной запруде. Волосы убитого, вероятно, ежеминутно показывались на поверхности воды, но их было немыслимо заметить среди массы отбросов, кружившихся вместе с трупом. Только благодаря той случайности, что багор лодочника зацепился за куртку убитого, труп был найден и извлечен из воды. Присяжные, судившие Мерье и Шапюльо, признали для них смягчающие обстоятельства, вероятно, они находили, что личность убитого не заслуживает того, чтобы смерть его вопияла о кровавом возмездии. Мерье и Шапюльо были сосланы на каторгу: но в силу какого-то таинственного рока, тяготеющего над убийцами даже в том случае, если они избежали человеческого правосудия, Мерье был расстрелян на каторге во время знаменитого бунта, унесшего столько жертв из среды каторжников, в особенности таких, которые считались приверженцами анархистского учения. Между прочим, во время этих беспорядков был убит Симон, он же Сухарь, друг Равашоля. Этот молодой человек, о котором я не имел времени поговорить при кратком очерке процесса знаменитого динамитчика, был типичным парижским гамепом. На суде, во время разбора дела, на все вопросы председателя он отвечал не иначе как протяжным тоном, с акцентом обитателей предместий, своими излюбленными словечками. — Все кончено! На каторге, на следующий день после бунта, когда он вместе с другими колодниками присутствовал при казни одного из осужденных, у него явилась злосчастная мысль взобраться на дерево и крикнуть оттуда: «Да здравствует анархия!» Один солдат морской пехоты прицелился и, выстрелив в него, убил наповал. Симон, по прозвищу Сухарь, взрывал когда-то дома и тяжело ранил нескольких из своих сограждан, но правосудие не нашло его достаточно зрелым для смертной казни. Что же касается Шапюльо, то он пал еще в первый день бунта. Поджигатель Клеман Дюваль и анархист Пини избежали смерти во время этой кровавой смуты. Один путешественник, господин Миман, посетивший недавно Кайенну, сообщает об этих двух преступниках весьма интересные подробности. Вот что он говорит о Дювале: «Дюваль своим спокойствием и ясностью духа производит впечатление фанатика, добровольно страдающего за свои убеждения. Он логичен, безропотно подчиняясь суровому режиму каторги. Видимо, он совершенно искренне не сознает и никогда не поймет жестокости и ужаса своих преступлений». Менее выгодное впечатление производит Пини. «Под наружным добродушием и наивным простосердечием в нем скрывается удивительная назойливость, — говорит господин Миман, — его взгляд пристально следит за нами, и если случайно вы уловите его, то прочтете в нем такую энергию, такую жестокость, какая совершенно не вяжется с его вкрадчивым голосом и свирепым униженным голосом». Кротость Пини обманчива, и нужно вовсе не иметь навыка к наблюдательности, чтобы не понять, что видишь перед собой глубоко скрытное, вкрадчивое и хитрое существо, способное на все и жестокое до мозга костей. Другое анархистское преступление, о котором я намерен рассказать, было совсем в другом роде, но когда мне о нем доложили, я так же далек был от подозрения, что в этом деле замешаны анархисты, как и тогда, когда в канале Сен-Дени был найден труп Маленького Пирожника. В конце июля 1893 года на улице Шальо у госпожи X., богатой рантьерши, была совершена крупная кража. Злоумышленники похитили значительное количество процентных бумаг на предъявителя. После долгих и энергичных дознаний, произведенных сыскной полицией, удалось выяснить, что один из виновников воровства был некто Пулен, долгое время служивший помощником лаборанта в аптеке, помещавшейся в том же доме. Пулен отлично знал все население дома, и это он провел в квартиру, которую собирался ограбить, своего сообщника Марно, о котором мы не имели никаких сведений. Впрочем, оба вора бесследно исчезли, и мы долгое время тщетно разыскивали их. Наконец, в середине ноября я случайно узнал, что Пулен часто получает письма из Ангулема, под литерами П. О. Б., в почтовой конторе на улице Этьен-Доле. Я тотчас же отправил двух агентов в почтовую контору, и те просидели там два дня, 16 и 17 ноября. Один из агентов, на которых был возложен этот надзор, был совсем молодой человек, некто Ф., недавно поступивший на службу сыскной полиции, другой — Колсон — старый служака, преданный своему делу и горячо любивший его. 17-го, часа в три пополудни, Колсон и его товарищ увидели какого-то субъекта, который подошел к отделению, где выдают письма, адресованные «до востребования». — Не получено ли у вас писем под инициалами… — спросил он, — подавая чиновнику клочок бумаги, на котором были написаны буквы: П. О. Б. По знаку, данному чиновником, Колсон понял, что это один из тех преступников, которых они разыскивали.