На практике же, в современной жизни, доносчик не может долго существовать своим ремеслом. После третьего или четвертого доноса он будет замечен в том кругу, в котором живет. Вот почему для полиции единственные полезные указатели — это случайные доносчики, которые, вращаясь в притонах, посещаемых ворами и мошенниками, могут случайно узнать о задуманном предприятии и прийти рассказать начальнику сыскной полиции то, что слышали. Но когда эти случайные пособники полиции входят во вкус премий, которые им даются, то товарищи очень скоро подрезают им крылья, если только они не делаются их сообщниками во всех преступлениях. Читатель уже знает, как я относился вообще к субъектам, являвшимся сообщать мне о преступлениях, в которых сами были замешаны. Как уже известно, я арестовал Катюсса именно потому, что у него явилась злополучная мысль донести на своих сообщников. Таково было мое неизменное правило. Кто бы ни пришел сообщать мне о краже или преступлении, я, прежде всего, старался выяснить, насколько он сам непричастен к этому делу, и если оказывалось, что он также замешан, то как бы важны и ценны ни были его указания, я без церемонии задерживал доносчика. Это самый лучший способ действовать с доносчиками, иначе они очень скоро становятся подстрекателями. Человек, получивший три или четыре раза по 5 франков за доносы, в конце концов подвергается жесткому обращению со стороны полицейских агентов. Почему в этих случаях закон не дает специальных инструкций? Можно было бы уяснить раз и навсегда, в какой мере субъект, доставляющий полезный обществу донос, имеет право на смягчающие вину обстоятельства. Это было бы очень просто, вполне справедливо, и вопрос о доносчиках потерял бы свою двусмысленность, а полиция и правосудие выиграли бы от такой честной и прямой постановки дела. Впрочем, и в тайной политической полиции доносчики представляют такое же зло, как и в общеуголовной. Политический агент очень легко может сделаться агентом-подстрекателем, тем более что обеспечен безнаказанностью и имеет шансы долгое время морочить полицию, входить во вкус этих получек; с другой стороны, агенты подзадоривают его: — Ну, что ж твоя кража? Когда она будет? Тогда доносчик отправляется к монмартрскому Анатолю или Биби, уже забывшим о краже, которую предполагали совершить, и, быть может, даже подумывавшим бросить опасное ремесло. Но он их подстрекает, подталкивает… Понятно, агенты, по указанию доносчика, ловят воров почти на месте преступления, а тот получает 50 франков награды. В сущности, это чудовищно, уже не говоря о том, что полиция, позволяя злоумышленнику купить безнаказанность доносом, попирает святость закона. Вот почему вопрос о доносчиках — один из наиболее щекотливых в современной полиции. С одной стороны, возмутительно, что сообщник или защитник преступления может остаться безнаказанным единственно потому, что он продал своих товарищей. С другой стороны, очевидно, что бывают случаи, — как, например, в краже отравленных кроликов, наделавшей недавно столько шума в Париже, или по поводу анархистских бомб, — когда донос может оказать огромную услугу обществу, или, говоря по справедливости, если честно относиться к делу, то обязанности людей, служащих в политической полиции, гораздо труднее, чем наших агентов. Это мое заявление имеет тем больше значения, что я никогда не занимался политическими делами, ограничиваясь лишь общеуголовными. Начальник сыскной полиции очень скоро может распознать, действительно ли субъект, на которого указал доносчик, вор или убийца, но нужно гораздо больше времени, чтобы выяснить, правда ли, что указанный политическим доносчиком человек — заговорщик, желающий изменить форму правления, анархист, мечтающий о разрушении всего общественного строя, или просто жертва клеветы. Вот почему в деле политической полиции подстрекателю так легко скрываться под маской доносчика. Даже в общеуголовной полиции, как я уже говорил выше, начальник должен проявить некоторую энергию, чтобы не поощрять подстрекателей безнаказанностью. Следующая история, мне кажется, может служить довольно наглядным доказательством. Один доносчик уведомил агентов, что шайка воров собирается ограбить домовладельца на бульваре Батиньоль. По обыкновению, за донос он получил несколько франков, но кража что-то долго заставила себя ждать. — Ты обманщик, — говорили ему агенты, — и больше не получишь ни гроша! Спустя три дня доносчик возвратился и сказал: — Дело будет нынче ночью. Само собой разумеется, агенты, расставленные вокруг дома, схватили грабителей, как только те вышли с добычей воровства. Их было трое, однако только двое остались на руках моих агентов, третий же успел скрыться. Я очень не любил, когда мои агенты упускали из рук мошенников, и всегда делал им строгие выговоры. На этот раз я также сильно рассердился. Тогда упустивший вора агент, еще молодой человек и недавно поступивший на службу полиции, сказал мне: — Патрон, я думал, что хорошо сделал, отпустив его. Это был тот доносчик, который указал нам все дело. Этот агент — новичок, имел о полиции довольно странное представление, которое, к сожалению, нередко разделяет и публика, хотя оно совершенно не соответствует истине. Когда я узнал эту подробность, то немедленно послал разыскать доносчика. Спустя несколько часов его арестовали и посадили в тюрьму, что, кажется, чрезвычайно его удивило. Я препроводил его к судебному следователю, предварительно рассказав ему обо всем случившемся, и предупредил, что, по всей вероятности, это и есть наиболее виновный, так как, получив награду за донос, он также принял участие в воровстве. Насколько мне помнится, этот доносчик был приговорен судом к нескольким годам каторги. Он вполне их заслужил, и, по-моему, всегда следует действовать таким образом с так называемыми тайными агентами, если они не более как сообщники тех, которых выдают. Я всегда относился к ним беспощадно и в бытность мою начальником сыскной полиции считал безнравственным выгораживать доносчиков. Но даже в тех случаях, когда сведения, доставленные доносчиком, верны, они должны быть достаточно проверены агентами для того, чтобы судьи могли смело произвести приговор. В жаргоне агентов есть одно очень типичное выражение. Они говорят: — Нужно, чтобы человек был хорошо «подготовлен». Это значит, что виновного нужно арестовать при таких условиях, когда он не может избежать осуждения, то есть чтобы он был подготовлен к тюрьме, ссылке, может быть — даже к гильотине. Я видел агентов, которые с удивительным терпением по целым дням и ночам следили за каким-нибудь субъектом. Они видели его расхаживающим в сопровождении приятеля, который, очевидно, был его сообщником, но все-таки не решались его арестовать, отлично зная, что для осуждения профессионального вора еще недостаточно, чтобы в кармане задержанного были найдены фальшивые ключи и все приспособления для взламывания замков. Для признания виновности одного преступного замысла еще недостаточно, необходимо, чтобы было хоть начало приведения его в исполнение. Этого требует закон — и вполне основательно, так как если бы людей преследовали за преступные намерения, это дало бы повод к полнейшему произволу, и сомнамбулы и отгадыватели мыслей могли бы заменить судебных приставов. Зато, когда агенты видят этого человека выходящим из какого-нибудь дома с узлами награбленных вещей, они бросаются на него и хватают. Это уже называется, что вор хорошо подготовлен. Он пойман почти на месте преступления и теперь может сколько угодно отрицать свою виновность: у правосудия есть материальные доказательства, — его узлы с крадеными вещами, — и их достаточно, чтобы его изобличить. Приключение, случившееся с Жироде, одним из лучших и наиболее терпеливых моих агентов, заслуживает того, чтобы о нем рассказать, так как оно лучше всего доказывает, до какой степени эта забота поймать преступника на месте преступления возбуждает в полицейских энергию и выносливость. Ни для начальника, ни для подчиненных это не составляет вопроса самолюбия или честолюбия: это просто чувство долга, сознание необходимости выполнить, как можно лучше, возложенную на них обязанность. Начальник сыскной полиции знает из многолетней практики, что как бы ни была очевидна виновность обвиненного, как бы ни были убедительны собранные против него улики, его виновность только тогда будет доказана, когда он сам сознается. Однако возвращусь к приключению моего агента Жироде. Один доносчик, к которому он питал большое доверие, предупредил его, что воры собираются обокрасть один банк в квартале Сен-Венсан-де-Поль. Шайка воров скомбинировала совершенно оригинальный план, достойный фантазии Габорио. Банк занимал на нижнем этаже дома обширный магазин, а воры наняли помещение на следующем этаже, над магазином. В одну прекрасную ночь эти молодцы должны были поднять настил пола, проделать дыру в потолке и спуститься в банкирскую контору, где, по непростительной неосторожности патрона, никто не спал. Очутившись в магазине, они предполагали открыть наружные двери и впустить своих товарищей, которые, как заранее было условлено, ожидали бы на улице со всеми приспособлениями для взламывания денежного шкафа и имели бы наготове экипаж, чтобы увезти шкаф, если бы оказалось невозможным взломать его на месте. Чтобы как можно лучше сохранить это дело в тайне, Жироде рассказал о нем только мне, и было решено не предупреждать ни комиссара полиции, ни банкира, которого воры собирались ограбить, ни привратников того дома. В продолжение целого месяца Жироде имел терпение дежурить около магазина и в дождь, и в холод по целым ночам. Два агента, которых он сам выбрал себе в помощники, сопровождали его, и все трое каждую ночь до рассвета проводили, лежа на скамейках бульвара, к счастью оказавшегося поблизости. Когда шел слишком сильный дождь, они не имели другого убежища, кроме порога кабинета уединения, над крыльцом которого имелся выдающийся навес. Дело было зимой, и можно себе представить, каким мужеством должны были обладать эти трое людей, чтобы каждую ночь в течение месяца подвергать себя всем невзгодам, и все это единственно по чувству долга, без всякой надежды на награду! Публика, читая краткие заметки об арестах, совершенных агентами, даже не подозревает, сколько преданности, сколько выдержки проявляют эти скромные труженики. Бедняга Жироде потерял труды и время даром. Его удивительная бдительность не увенчалась успехом. Когда наступила ночь, назначенная для совершения кражи, воры принялись поднимать паркет в своей квартире и пробуравливать потолок магазина, но они взялись за дело с таким усердием и наделали такого шума, что разбудили привратника. Испуганный привратник побежал за полицейскими, а воры, стоявшие на страже около дома, заметив тревогу, исчезли, как стая воробьев. Таким образом, задержать всю шайку, как надеялся Жироде, не удалось. Пришлось ограничиться поимкой тех, которые уже спускались в магазин. На этот раз доносчик не обманул Жироде, и так как он не был сообщником воров, то его оставалось только вознаградить. Но в другой раз я сам был обманут доносчиком при таких курьезных обстоятельствах, которые наглядно доказывают, как далеко могут зайти тайные агенты, воображающие себя достаточно ловкими, чтобы обмануть полицию. У одного оптика была совершена крупная кража, и вот какой-то субъект, до тех пор нам неизвестный, явился в сыскное отделение и дал первые указания, по которым мы могли задержать пять или шесть лиц, у которых действительно были найдены краденые бинокли. Спустя несколько дней последовал новый донос от того же лица. Было сделано еще несколько арестов, столь же основательных, как и в первый раз. Я был заинтригован точностью указаний этого человека. Он знал заранее, где должны находиться похищенные вещи, и уведомлял полицию. Наконец, он явился в третий раз, и его доносы были столь же категоричны, как и раньше. На этот раз по его указанию были арестованы двое молодых людей, вовсе не принадлежащие к разряду профессиональных воров, к которым до этих пор нас направлял доносчик. Их виновность казалась еще более очевидной, так как краденые лорнеты были найдены в их квартире, в карманах их пальто. Однако они защищались против возводимого на них обвинения с такой энергией, с таким отчаянием, что я невольно был тронут. За доносчиком был назначен очень строгий тайный надзор, и скоро не осталось ни малейшего сомнения, что главным виновником кражи у оптика был не кто иной, как этот случайный агент. Чтобы отвратить от себя подозрения и, кстати, получить награду за донос, он придумал разместить у лиц, которых желает видеть арестованными, кое-какие вещи из тех, которые сам украл или помогал украсть. Он сам положил в карманы бедняков, имевших несчастье с ним познакомиться, компрометирующие предметы. Этот доносчик также был отправлен на каторгу, и я нисколько не жалею такого молодца. На основании нескольких рассказанных мною случаев о доносчиках в уголовных делах, где, повторяю, всегда возможно проконтролировать их указания, можно составить понятие, чем могут быть политические доносчики. Они были во все времена и будут всегда, как были в Афинах и в Риме, где при цезарях составляли себе колоссальные состояния, так как императоры предоставляли в их пользу имущество жертвы, на которую они делали донос. Исторические расследования открыли, что еще очень недавно некоторые лица, принадлежавшие к высшей аристократии, не брезговали этим ремеслом, которое в наши дни не пользуется большим уважением. Теперь уже известно, что некий господин де Рошфор, прослывший большим вивером и любивший главным образом хорошеньких женщин и хорошо поесть, согласился пойти во францисканский монастырь и целый год прожил постом и молитвой единственно для того, чтобы доставить Ришелье несколько указаний, необходимых для того, чтобы голова де Шале упала на плаху.